– Понятно, – продолжал хозяин, улыбаясь и лукаво подмигивая. – А где же это ты так сильно ногу повредил?
И правда. Нога моя отяжелела и плохо слушалась, я попытался размять ее, но все без толку. Даже в лучшие годы она меня подводила, а сейчас после изнуряющей погони и вовсе распухла: я понял это, когда дотронулся до колена и это вызвало ноющую боль.
– Давай я взгляну.
Хозяин дома присел подле меня, в его глазах отражались алые блики горевшего в камине костерка. Черные волосы были настолько густыми, что напоминали звериную шерсть. А еще он беспрестанно улыбался, но не той легкой улыбкой, что одаривают тебя случайные прохожие, и не той, с которой мы смотрим на близких людей. Его улыбка была похожа на оскал, хотя казалось, что у него не было намерений меня запугать. Вопреки всякой логике мне сделалось жутко.
Пришлось закатать штанину. Я недоверчиво покосился на своего нового знакомого.
– Да не бойся ты так, я еще ничего не сделал.
«Ничего не сделал, – пронеслось у меня в голове. – Ничего не сделал, ничего…» Голова понемногу тяжелела. «А может, он подсыпал мне чего-то в суп? Как же трудно думать…»
Внимательно изучив припухлость, ощупав ее со всех сторон, чуть ли не обнюхав больное место, хозяин жилища почесал затылок и, глядя мне в глаза, уверенно произнес:
– Перелом коленной чашечки. Это очевидно по нескольким явным признакам. Мы сейчас поступим так: я наложу компресс, учти, брат, будет немного щипать, а затем заварю тебе обезболивающий чай. Он с малинкой и медом, пить его, знаешь, одно удовольствие.
Не прошло и пяти минут, как все уже было готово. Человек с глазами-бусинками поставил передо мной деревянную кружку с довольно массивной ручкой, на секунду мне показалось, что по канту нанесен знакомый узор, только где я его видел, никак не припомнил.
С благодарностью кивнув и подняв питье в знак почтения и признательности, я поднес кружку к губам. «Эх, опоит меня и убьет, а ведь ни одна живая душа не знает, что я здесь, – пронеслось в моей голове с первым же глотком. – Ну и пусть, лучше уж так, чем погибнуть от рук этих варваров в звериных шкурах… Откуда пошло слово варвар?» Я помнил лишь то, что данным словом в старину называли народы, говорящие на другом, непонятном языке. Нет, тогда эти люди не варвары, они самые настоящие вандалы!
Подавив в себе мрачные мысли, я силой воли заставил себя допить настой из трав, который, несмотря на мои опасения, оказался очень вкусным, и аккуратно поставил кружку на стол.
– Ну вот и прекрасно, – заключил мой знакомый, как-то странно поглядывая на ножи, висящие над самодельным камином. – И прошу заметить, что я никакой не душегуб и не странная личность, а просто-напросто целитель – санитар леса, если так будет угодно. Что же здесь непонятного? Почему вы, люди, так любите придумывать то, чего смертельно боитесь? Страх еще никому добра не принес. А этих-то, ну ты сам видел, и вовсе с ума свел. Застряли они в каменном веке.
Кажется, хозяин был раздосадован. Мне стало неловко, и я попытался загладить свою вину:
– Вы, это самое… Не подумайте чего. Я очень вам благодарен за помощь и за теплый прием. Будете в Петербурге, заходите на огонек, как говорится, отблагодарю чем бог пошлет. Ежели приютить надо будет или просто поболтать, то вы…
– Прошу меня простить, – перебил с улыбкой мой собеседник. – Но как мне тебя там разыскать? Как мы будем знакомы?
– Меня зовут Митя, а фамилию за-за-забыл, совсем плоха моя голова…
Сознание постепенно начало тускнеть. Сначала исчезли краски. Помню лишь, что ярко горела лампада в углу, а в воздухе стоял свежий аромат ландышей. Почему именно ландыши? Как они могли оказаться в доме в самый разгар лета? Был еще какой-то запах, он напоминал паленую шерсть. Окружающие звуки уходили на второй план и последнее, что я услышал перед тем, как окончательно отключиться, – это был голос, переходящий в звериный рык: «Брат, у тебя все хорошо?»
* * *
– Вам понравилось наше путешествие? – знакомый голос раздавался откуда-то сверху.
– Какое путешествие, о чем вы говорите? – звуки собственного голоса доносились как будто из банки.
– Я спрашиваю, вам так больно или терпимо?
Несколько мгновений спустя до меня начала доходить суть происходящего. Вокруг нависали стены, вполне приличные на первый взгляд, свежеокрашенные, в тонком слое декоративной штукатурки. Надо мной склонился грозного вида мужчина, но вызывающий скорее расположение, нежели тревогу.
– Вы опять уснули у меня на сеансе, – промелькнула знакомая улыбка. Глаза-бусинки смотрели внимательно и с теплотой. – А это значит только одно: что вам не больно и мы можем еще разок провести все необходимые манипуляции.
Я немного повертела шеей, которая предупредительно хрустнула Из глаз брызнули слезы, не те, что бывают от обиды или злобы, а скорее непроизвольные, вызванные физической болью. Да, мануальная терапия – серьёзная вещь.
– Это ничего, зато все суставчики размяли. Вы шею обязательно поворачивайте, но, прошу вас, осторожнее, без резких движений.
Тряхнув головой и уставившись во все глаза на Анатолия Владимировича, я как-то странно пискнула:
– Нет, так не бывает.
– Еще как бывает, если не спать по ночам, – строго произнес лечащий врач. – Вот вы хотите стать приличным писателем и вместо того, чтобы набираться сил в ночное время и делать упражнения перед завтраком, как я вам говорил, маетесь ерундой. Писательство, конечно, дело благородное, но творить все-таки лучше днем. Давайте договоримся с вами, только честно: вы будете придерживаться советов, которые я вам дал касательно вашей спины и распорядка?
– Да, Анатолий Владимирович.
– Не будете больше спать днем?
– Я, честно, постараюсь.
– Надо так и сделать. Поставьте будильник на час раньше, так и вам будет комфортно в режим входить, и больше дел успеете выполнить. Это ли не здорово?
Я согласно кивнула. Надевая одежду, развешанную на стуле, я вспомнила, что пришла с книгой.
«Записки охотника» невинно смотрели на меня из дамской сумочки, и обложка, будто подмигивая, говорила: «Ну все, окончательно свихнулась. Видишь сны, в которых ты мужчина!»
Надев золотую цепочку, я как можно скорее распрощалась с врачом и, судорожно сжимая крестик, выбежала в вестибюль.
Тем же вечером, возвращаясь по безлюдному коридору после ужина в la sale commune[4 - (фр.) общий зал], я испытала странное чувство. По спине словно пробежал холодный горный ветерок, а в ушах раздалось приглушенное рычание.
Со всех ног я бросилась бежать в свой номер, судорожно пытаясь вставить ключ в замочную скважину, оказавшись внутри, закрылась на три оборота и стала дожидаться maman[5 - (фр.) мама]. Когда она вернулась, обнаружила меня в кресле, свернувшуюся калачиком и вздрагивающую сквозь неровный сон. С тех пор прошло много лет. Теперь я ложусь спать вовремя и встаю с первыми петухами.
Писатель
Так приятно воображать себя писателем, будто сидишь ты в обставленной на старинный манер комнате, склонившись над желтоватым листом бумаги, и слышен только скрип пера. Хотя, конечно, ты прерываешься, время от времени задумчиво почесываешь голову, прислушиваясь к окружающему миру, ведь что угодно, любой незначительный предмет или звук, может послужить для твоего дальнейшего вдохновения.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: