Избранные работы по уголовному праву

Для материалистической диалектики Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина признание объективной причинности является одним из основных положений философии. Энгельс в «Диалектике природы» писал: «Для того, кто отрицает причинность, всякий закон природы есть гипотеза и в том числе также и химический анализ звезд, т. е. призматический спектр. Что за плоское мышление у тех, кто желает ограничиться этим»!.[156 - Энгельс. Диалектика природы. Т. XIV. С. 397.] Энгельс считает также, что «первое, что вам бросается в глаза при рассмотрении движущейся материи, это взаимная связь отдельных движений, отдельных тел между собой, их обусловленность друг с другом. Но мы находим не только то, что за известным движением следует другое движение, мы находим также, что мы в состоянии воспроизвести определенное движение, создав условия, при которых оно происходит в природе… деятельность человека дает возможность доказательства причинности».[157 - Там же. Т. XIV. С. 405.]

Ленин подчеркивает, что «Признание объективной закономерности природы и приблизительно верного отражения этой закономерности в голове человека есть материализм»… «кто сколько-нибудь внимательно, – пишет Ленин, – читал его (Энгельса) философские сочинения, тому должно быть ясно, что Энгельс не допускал и тени сомнения насчет существования объективной закономерности причинности необходимости природы».[158 - Ленин. Материализм и эмпириокритицизм. Т. XIII. С. 127.]

Новейшие попытки расшатать основы материалистического учения о причинности положениями квантовой механики также несостоятельны, как и все предыдущие попытки подобного рода. «Квантовая механика не дает никаких оснований для философских выводов о принципиальном индетерминизме (беспричинности), которые «извлекают» из нее идеалисты. Квантовая механика подводит к более широкому и верному пониманию объективных причинных связей по сравнению с классической механикой».[159 - Омельяновский М. Борьба материализма с идеализмом в современной физике // Большевик, 1946. № 15. С. 49. – Материалистические положения отстаивает сейчас и такой крупный физик современности, как Ланжевен в работе «Современная физика и детерминизм».]

В. Теории причинной связи в науке уголовного права. Буржуазная наука, в том числе и наука уголовного права, не имела возможности использовать идеалистическую философию для разрешения вопросов причинности в конкретной области, требующей определенных практических ответов на вопросы жизни. Буржуазные криминалисты не могут при рассмотрении вопросов уголовного права принимать положения Юма, Беркли, Маха, Канта, Авенариуса и других в основу своих взглядов. Многие авторы прямо указывают на то, что общефилософское понятие причинности для юриспруденции является непригодным. Так, Меркель пишет: «Чисто объективная причинность сама по себе для юриспруденции не пригодна».[160 - Merkel A. Kriminalistische Abhandlungen. Bd. I. S. 56.] То же самое указывают Гафтер,[161 - Hafter E. Lehrbuch des schweizerischen Strafrechts. 1926. S. 73.] Коллер[162 - Кahler. Deutsches Strafrecht. Leipzig, 1917. S. 285. Такое же мнение ранее высказывали Bar, Birkmeyer и многие другие. – Birkmeyer писал: «Философское понятие причины непригодно для уголовного права» (?eber Ursachenbegriff und Kausalzusammenhang im Strafrecht. Gerichtsaal, 1885. В. XXXVII. S. 261). В русской литературе мы находим такие высказывания у Таганцева: «Уголовное право… употребляет понятие причины в условном житейском смысле» (Русское уголовное право. 1902. Т. I. С. 670), Сергиевского (О значении причинной связи в уголовном праве. 1880. С. 45–46); Белогриц-Котляревского: «Общее понятие причинной связи, совершенно правильное с философской точки зрения недостаточно для уголовного права» (Учебник русского уголовного права. Киев, 1903. С. 190). В нашей советской литературе такой точки зрения придерживается проф. А. H. Трайнин, он пишет: «Необходимо строить не учение о причине «вообще», а о причине в ее конкретном значении в уголовном праве», и ошибкой он считает то, что «понятие причинной связи разрабатывалось большинством теоретиков-криминалистов не в его специально уголовно-правовом значении, а как абстрактная проблема теории познания» (Соучастие и уголовная ответственность» // Сов. гос. 1940. № 1. С. 55–56).Однако дело не в этом, большинство криминалистов отходило от «абстрактной проблемы теории познания», но вопрос не может быть разрешен иначе, чем с позиций диалектического материализма.] и другие авторы.

В недавно вышедшей работе Б. Фурлана автор приходит к выводу, что часто философские конструкции причинности для практических правовых вопросов неприемлемы. Понятие причины в праве есть понятие причинности обыденной жизни, которая покоится на максимах, выработанных практикой, здравым человеческим разумом.[163 - Bor Furlan. Problem pravne Kausalnosti. Ljubljana, 1938. no ZStr RW, 1940. В. LX. H. 1–3. S. 264.]

Между тем совершенно прав был в свое время профессор Познышев, когда он писал: «Весьма распространенное в литературе мнение, будто наряду с общим, философским понятием причины существует еще отличное от него понятие причины «в смысле уголовного права», представляется ни на чем не основанным и грозит только путаницей понятий; одно и то же явление и будет считаться причиной и не будет считаться таковой, смотря по тому, какое понятие будет к нему приложено: «общее» или «особенное». Если бы так поступила каждая наука, то получилась бы полная путаница понятий. В уголовном праве причиной должно считаться то, что вообще должно считаться причиной во всякой науке; уголовно-правовая наука должна лишь применять к своим построениям общее понятие причины, не допуская никаких отступлений и никакого искажения его».[164 - Познышев С. В. Основные начала науки уголовного права. М., 1909. В. II. С. 303.] Такая точка зрения, как мы полагаем, верна, но вопрос неразрешим на основе буржуазной философии, как это нетрудно будет далее увидеть.

Буржуазной теории уголовного права приходилось и приходится развивать свою теорию причинности, находившуюся, конечно, под определенным влиянием тех или иных буржуазных философских концепций, но не могущую идти по линии общего отрицания объективной причинности и объективной закономерности.

Средневековая теория исключительной причинности была, в основном, разбита работами Штюбеля[165 - St?bеl. ?eber den Thatbestand der Verbechen. 1805.] и особенно Ансельма Фейербаха, который в своем учебнике писал: «Всякое нарушение предполагает известное лицо как действующую причину оного, и то лицо, в коего воле и деянии содержится достаточная причина, произведшая преступление яко действие оной, называется виновником».[166 - Фейербах. Уголовное право. СПб., 1810. § 44, также и § 207.]

Французский кассационный суд своим решением от 12 июля 1844 г. установил, что «смерть должна быть вменяема виновному, хотя бы рана и побои не были единственной причиной смерти, а она зависела и от физического сложения умершего, – виновник отвечает за убийство, как скоро он ускорил наступление смерти», таким образом, и в практике была поколеблена теория исключительной причинности.

Большое распространение в буржуазной теории уголовного права получила в первой половине XIX в. так называемая адекватная теория причинности, которая исходила из того положения, что причиной преступного результата является такое поведение человека, которое вообще, а не только в данном конкретном случае, способно повлечь причинение этого результата и ему адекватно.[167 - Спиноза писал: «Адекватной причиной я называю такую, действие которой может быть ясно и отчетливо воспринято через нее самое. Неадекватной же или частной называю такую, действие которой через одну только ее понято быть не может» (Спиноза Б. Этика. М.;Л., 1932. С. 82).] Это учение об адекватной или так называемой типической причинности при его применении в практике влекло бы за собой ненаказуемость наиболее ловких преступников. Например, так как смерть не всегда наступает от удара линейкой по голове, то человек, который убил другого таким ударом, зная, что последний только что перенес операцию мозга, должен был бы быть признан ненаказуемым, так как средство не является типичным.

Ввиду того, что такой взгляд – так называемая объективная теория адекватной причинности (Рюмелин) – приводит к практически неприемлемым выводам, другая группа сторонников той же теории – субъективная (Крисс) – рекомендует исходить не из объективной адекватности, а из того, что известно субъекту преступления, но при таких условиях теряется смысл самой типической причинности.

Вслед за тем ряд авторов – Кестлин, Глазер, Круг и наиболее полно Бури – развили теорию о том, что действие человека признается причиной результата в том случае, если оно было одним из условий, вызвавших этот результат. Круг и Глазер считали, что действие человека является причиной данного последствия, если оно является одним из условий его.

Бури писал: «Если мы хотим выяснить причинность какого-либо конкретного явления, то мы должны восстановить в последовательном порядке все силы, которые привлекли какую-либо деятельность, направленную к воспроизведению данного явления. Всю сумму этих сил мы рассматриваем как причину явления. Но с таким же правом каждая из этих причин в отдельности, сама по себе может быть рассматриваема как причина явления, так как его бытие настолько зависит от каждой отдельной силы, что если из общей цепи причинности мы выделим какую-нибудь отдельную силу, то не возникнет и самое явление. Таким образом, каждая отдельная сила делает жизнетворною всю мертвую массу прочих отдельных сил, только благодаря каждой отдельной силе, все прочие делаются причиной явления».[168 - Buri. Causalit?t und deren Verantwortung. 1873. S. 1. Перевод Таганцева. Т. I. С. 663.]

Точки зрения Бури в течение долгого времени придерживался германский рейхсгерихт, членом которого был Бури. Такого же взгляда, как Бури, придерживался Лист в первых изданиях своего учебника.

В настоящее время наиболее распространенной в буржуазном уголовном праве является именно эта теория причинности под названием теории conditio sine qua non. Каждое условие, говорят сторонники этой теории, одинаково необходимо для наступления данного результата, если действие человека было необходимым условием, если при мысленном исключении его из ряда отдельных условий результат не последовал бы или последовал бы иначе, то этого достаточно для признания объективной связи последнего с этим действием, которую можно назвать причинной связью.[169 - Немировский. Основные начала. С. 377.] Сторонники этой теории считают, что поведение человека является причиной происшедшего преступного результата, когда оно было в действительности необходимым звеном в развитии событий, приведших к наступлению преступного результата, и, следовательно, без него преступный результат не мог бы наступить.

Эта теория исходит из философского положения, что все условия равноценны, что все они в совокупности и каждое из них в отдельности являются причиной наступившего результата. Этого взгляда придерживалось и придерживается сейчас большинство авторов (Бури, Лист, Франк, Штосс, Гартман, Фингер, Гельшнер, Белинг и др.). В России этого взгляда придерживались Пусторослев, Немировский, Сергиевский и др. Последний писал, что «все средства одинаковы, если они производят свое действие, – все условия равны между собой».[170 - Сергиевский. Русское уголовное право. СПб., 1911. С. 281.]

Анализируя различные взгляды по вопросу о понятии причины среди авторов, признающих объективную причинность, можно установить следующие группы:[171 - По мнению Rohland'a, вообще имеются только две группы, одна отличающая причину и условие, и другая, считающая, что все условия результата равноценны и никакой разницы между причиной и условием не признается (Dr. vоn RоhIand. Kausalzusammenhang, Handeln und Unterlassen Vergl. Darst., Allg., Teil. B. I. S. 349).]

I. Причина есть обстоятельство, с неизбежностью вызывающее результат само по себе. Этот взгляд развивала теория исключительной причинности и он неверен, так как нет таких причин, которые действовали бы сами по себе, вне взаимодействия с большим числом других причин.[172 - Этой точки зрения придерживается сейчас Строгович, который пишет: «Причинная связь явлений состоит в том, что одно явление обязательно (выделено нами. – М. Ш.) вызывает другое явление, а изменение первого явления влечет изменение и второго явления» (Логика. М., 1946. С. 193.), однако примеры, которые он далее приводит, опровергают его же мнение: изменение погоды вовсе не обязательно вызывает простуду, а выстрел – ранение.]

Каждое явление имеет не одну причину, а большое количество причин. Причинное объяснение события никогда не может привести к тому, чтобы можно было указать в качестве его основания одно обстоятельство.[173 - Зигварт прав, когда он пишет: «Раз мы хотим говорить совершенно точно, нельзя обозначать единичную вещь как единственную и полную причину определенного события. В строгом смысле слова задача указать одну, единственную причину как полное основание события была бы разрешима лишь в том случае, если бы можно было доказать, что процесс действия вещи и сам по себе должен был породить эффект при всех обстоятельствах и этому не могло бы помешать никакое препятствие. Но такого доказательства нигде нельзя привести. Если кто вонзает другому кинжал в сердце, тот, разумеется, вызывает его смерть. И никто не задумается обозначить его деяние как полную и единственную причину смерти, так как своим деянием он создал такое состояние раненого, которое неизбежно ведет к смерти. Но ведь, строго говоря, он непосредственно придал лишь своей руке и заключенному в ней оружию определенную скорость в определенном направлении. То, что удар стал смертельным, зависело от одновременного с тем положения или движения раненого. Если бы этот последний ускользнул от удара, то удар попал бы в воздух. Но положение и движение раненого было обусловлено целым рядом обстоятельств, которые, быть может, совершенно не зависели от поступка виновника». Как известно, при современном состоянии хирургии, даже пуля, попавшая в сердце, не всегда причиняет смерть, – возможны и производятся операции, спасающие жизнь. «Всякое вмешательство в окружающую нас обстановку вызывает неисчислимые следствия и служит содействующей причиной для бесконечного ряда эффектов». (Зигварт Т. X. Логика. Т. II. В. II. С. 166).]

«Вместе с тем, – пишет Гегель, – в этом умножении причин, выдвигающихся между нею и окончательным действием, она связывается с другими вещами и обстоятельствами, так что не то первое, которое признается в этом случае причиной, а лишь все эти многие причины, вместе взятые, заключают в себе полное действие. Так, например, если человек попал в обстоятельства, при которых развился его талант, вследствие того, что он потерял своего отца, убитого пулей в сражении, то можно указывать на этот выстрел (или, если идти еще далее назад, на войну, или некоторую причину войны и т. д. до бесконечности) как на причину мастерства этого человека. Но ясно, что, например, не этот выстрел есть сам по себе причина, а причиной служит лишь соединение его с другими действующими определениями. Или, правильнее сказать, он вообще есть не причина, а лишь отдельный момент в обстоятельствах, сделавших возможным результат».[174 - Гегель. Наука логики. Т. V. С. 680.] «Возможно ли то-то и то-то или невозможно, это зависит от содержания, т. е. целостности моментов действительности, которая в своем раскрытии обнаруживает себя необходимостью».[175 - Гегель. Энциклопедия философских наук. Логика. Т. I. С. 242, § 143, Прибавление.]

Ленин об этом отрывке из Гегеля пишет: «По вопросу о «возможности» Гегель отмечает пустоту этой категории…».[176 - Ленинский сборник. IX. 2-е изд. С. 139.] Ленин указывает также, что «гениальна основная идея: всемирной, всесторонней, живой связи всего со всем…».[177 - Там же. С. 121.]

II. Теории, разделяющие причины и условия (теория преобладающего условия). Сюда должны быть отнесены взгляды Биркмейера, который считает, что «причина есть важнейшее условие наступления результата»,[178 - Birkmeyer. ?eber ?rsachenbegriff und Kausalzusammentiang im Strafrecht Gerichtsaal, 1885. В. XXXVI. S. 272.] Коллера, который полагает, что «причина есть условие, вызывающее осуществление, характер и интенсивность явления»,[179 - К?hler. Studien aus dem Strafrecht. B. I. S. 83.] определение Биндинга, который полагает, что «причина есть те положительные условия, которые достигают перевеса над отрицательными условиями»,[180 - Вinding. Die Normen und ihre Uebertretung. Leipzig, 1890. В. I. S. 113] Ортманна, который считает, что «причина это последнее условие, присоединенное вменяемым лицом для наступления события»,[181 - Ortmann. Gerichtsaal. В. XXVI. S. 439, по K?hler. S. 191.] и ряда других авторов, которые произвольно признают и не признают причинами те или другие обстоятельства.

Разграничение повода, условия и причины мы находим в русской литературе у Есипова, который пишет: «Поводом называется то предшествующее, которое определило происхождение и начало события (в этом смысле повод можно назвать причиной причины). Условием называется одно или несколько предшествующих, которые определяли общее направление данного события. Причиною же называется то предшествующее, которое непосредственно произвело данный результат».[182 - Есипов В. В. Очерк русского уголовного права. Часть Общая. СПб., 1898. С. 255. – Так же и Познышев: «Между причиной и другими необходимыми условиями есть какое-то различие» (Познышев. Основные начала науки уголовного права. М., 1909. В. II. С. 317).]

III. Наиболее распространенной из числа этих теорий является теория, считавшая, что причина есть условие, которое всегда вызывает данный результат. Этого взгляда придерживалась теория адекватной причинности, он очень близок к теории исключительной причинности и неверен, так как приводит к отрицанию причинности при случайности.

Общее отрицание случайности характерно, как известно, для механистов. Спиноза совершенно отрицал возможность случая. «Случайной же какая-либо вещь называется, – пишет он, – единственно по несовершенству нашего знания», «случайного нет ничего».[183 - Спиноза Б. Этика. Теорема 24. С. 24 и теорема 33. С. 27.] Отрицает также случайность и Гольбах.[184 - Гольбах. Система природы. С. 189–190, Гиз.]

И в уголовном праве отрицание случайности весьма распространено. Так, Познышев писал: «Ни о каком “случайном” причинении не может быть и речи».[185 - Познышев. Основные начала науки уголовного права. С. 317.] Трайнин писал: «В мире явлений нет случайностей».[186 - Трайнин А. Уголовное право. Часть Общая. М., 1929. С. 318.]

Неправильно также рассмотрение случайности как субъективной категории, а это делается иногда в уголовном праве.

Случайность должна рассматриваться как категория объективная; анализ ее должен быть связан с вопросам о причинной связи.

Советская судебная практика, естественно, не может принять теории адекватной причинности. Так, по делу Скребкова Уголовно-кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР установила, что поскольку «медицинским освидетельствованием трупа было установлено, что Севастьянову повреждения были нанесены сравнительно незначительные, но так как Севастьянов был до нанесения побоев нездоров, то все эти повреждения явились причиной смерти», а значит, поскольку суд признал причинную связь между действиями подсудимых и смертью потерпевшего, деяние следовало квалифицировать по ч. 2 ст. 142 УК РСФСР (а не по ч. 1 ст. 143)». Таким образом, хотя такие побои и не всегда были бы адекватны причинению смерти, суд в данном конкретном случае признал причинную связь.[187 - Скребкова Д. Судебная практика. Д. № 210439. 1927. № 21. С. 19.]

По делу Семенова Верховный Суд РСФСР признал, что «из материалов дела видно, что обвиняемый Семенов, зная, что потерпевшая больна правосторонним параличом, на почве ссор с ней наносил ей часто побои, каковые, по заключению судебно-медицинской экспертизы, учитывая болезненное и беспомощное состояние потерпевшей, носили характер истязаний, что по заключению той же экспертизы означенные истязания при наличии у потерпевшей указанной болезни ускорили процесс этой болезни, а нанесенные побои 30 мая 1925 г. послужили прямой причиной прогрессивного ухудшения болезни и тем ускорили наступление смерти. При таком положении в действиях обвиняемого имеются признаки ч. 2 ст. 142 УК».[188 - Д. № 24996. Судебная практика. 1927. № 10. С. 21.] Из этих решений ясно, что хотя действия обвиняемых не явились не только исключительной, но и адекватной причиной смерти, суд признал причинную связь.

IV. Джон Стюарт Милль (1806–1873) определял, что «причина есть сумма всех (Inbegriff) условий, положительных и отрицательных, взятых вместе, совокупность случайностей всякого рода, наступление которых неизменно сопровождается следствием».[189 - Милль. Система логики. 1865. Т. I. С. 385.] Этот взгляд Милля вел бы к развертыванию всей совокупности моментов действительности, о чем Ленин пишет, что это «сущность диалектического познания»,[190 - Ленинский сборник. IX. С. 141.] но поскольку его сторонники ограничиваются только этим, он приводит к пустоте, так как «только “взаимодействие”-пустота… требование посредства (связи), вот о чем идет речь при применении отношения причинности».[191 - Там же. С. 151.] Требуя для причинности неизбежности наступления результата, этот взгляд содержит одновременно и недостатки, о которых мы говорили выше.

«Из того факта, что всякая причинная связь представляет известное отношение взаимной зависимости данных явлений, нисколько не следует, что всякое отношение зависимости уже вместе с тем предполагает причинную связь между этими явлениями. Принцип «функциональной» зависимости лишь констатирует, что все явления находятся в известном взаимоотношении. Мы нуждаемся, однако, не в этом общем положении, а в определенной руководящей нити, которая могла бы послужить принципом объяснения изменения явлений и их взаимоотношения. Может ли нам в данном случае помочь «взаимная зависимость явлений»? Нисколько, так как она констатирует лишь, что всякое следствие есть результат многих, бесчисленных условий, так что мы поступаем произвольно, когда связываем действие с каким-либо одним из этих условий и называем его причиной. Но ведь такая точка зрения не может нам дать никаких указаний насчет определенной однозначной связи вещей и явлений».[192 - Функциональная зависимость, по Ленину, есть вид причинности (Заметки B. И. Ленина на книгу Шулятикова «Под знаменем марксизма», 1937. № 6. С. 11).]

Одно понятие взаимодействия еще бесплодно само по себе. Ленин пишет: «Отметить еще, что в энциклопедии Гегель подчеркивает недостаточность и пустоту голого понятия «взаимодействия». Для Гегеля «каузальность есть лишь одно из определений универсальной связи, которую он гораздо глубже и всестороннее охватил уже раньше, во всем своем изложении, всегда и с самого начала подчеркивая эту связь, взаимопереходы etc., etc.».[193 - Деборин. Введение в философию диалектического материализма. Гиз, 1922. C. 283, 363–364.]

«Каузальность, обычно нами понимаемая, есть лишь малая частичка всемирной связи, но (материалистическое добавление) частичка не субъективной, а объективно реальной связи».[194 - Ленинский сборник. IX. С. 149. (Там же. С. 145.)]

Энгельс также указывает на то, что «только исходя из этого универсального взаимодействия мы приходим к реальному каузальному отношению. Чтобы понять отдельные явления, мы должны вырвать их из всеобщей связи и рассматривать их изолированным образом, а в таком случае изменяющиеся движения являются перед нами – одно как причина, другое как действие».[195 - Энгельс. Диалектика природы. Т. XIV. С. 407–408.]

Энгельс указывает также, что «для того чтобы изучить эти частности, мы должны изъять их из их естественной или исторической связи и, рассматривая каждую порознь, исследовать ее свойства, ее частные причины, действия и т. д.».[196 - Энгельс. Анти-Дюринг. Т. XIV. Ст. 21.]

Для целей, которые ставит перед собой наука уголовного права, нам необходимо из общего взаимодействия причин выделить те причины, которые нас в данной конкретной связи интересуют.[197 - Правильно указывает на это в специальной литературе Белогриц-Котляревский, когда он пишет: «Сообразно целям и задачам отдельных наук из суммы сил, вызывающих перемены во внешнем мире, выделяются лишь некоторые, которые и составляют предмет изучения» (Белогриц-Котляревский. Учебник русского уголовного права. Киев, 1903. С. 190). Точно так же и Немировский пишет: «Выбор условия зависит от точки зрения исследователя, от цели, ради которой исследование производится» (Немировский. Советское уголовное право. Одесса, 1926. С. 104). Так же сейчас Трайнин (Трайнин. Соучастие и уголовная ответственность // Сов. госуд. 1940. № 1. С. 57).] Когда мы изучаем убийство человека, беря общее взаимодействие причин, мы будем рассматривать как причину наступившего результата не только выстрел, но и того, кто произвел револьвер, и того, кто изготовил пулю, и родителей преступника, и т. д., и т. д. Однако такое взаимодействие причин не может нам дать ничего для нужного нам вывода.

Еще Бэкон писал: «…исследование конечных причин бесплодно и, подобно девственнице, посвященной богу, ничего не зачинает». «Говоря таким образом, – пишет он, – мы вовсе не думаем, чтобы конечные причины не имели для нас никакого реального значения и не заслуживали бы наших исследований в метафизических умозрениях…».[198 - Бэкон. О достоинстве и об усовершенствовании наук. СПб., 1874. Т. I. С. 275, 278.]

V. Теории, считающие, что все обстоятельства (условия), без которых результаты не наступили бы в отдельности, есть причины и что все эти причины равноценны (теория conditio sine qua non).

В советской литературе уголовного права до последнего времени почти всеобщим признанием пользовалась теория conditio sine qua non; учебники, выходившие в 1926–1930 гг., полностью стояли на позициях этой теории.[199 - Пионтковский А. А. Уголовное право (РСФСР, часть Общая. С. 147–148; Трайнин А. В. Уголовное право. Часть Общая. 1929. С. 315–320; Немировский Э. Я. Советское уголовное право. 1926. С. 104.] В настоящее время отмечается некоторое признание того, что теория conditio sine qua non не является абсолютно удовлетворительной. Проф. Пионтковский еще в первом издании учебника Общей части уголовного права писал: «Выражением взгляда диалектического материализма на причинность в теории уголовного права является признание поведения человека причиной происшедшего преступного результата, когда оно было в действительности необходимым звеном в развитии событий, приведших к наступлению преступного результата, и, следовательно, без него данный преступный результат и не мог бы наступить (так называемая теория conditio sine qua non). Выражением идеалистического взгляда на причинность в теории уголовного права являются все те теории причинности, которые считают поведение человека причиной преступления лишь тогда, когда оно подходит под искусственно созданное данным учением представление о том, что можно считать причиной преступления».

Однако во втором и третьем изданиях совершенно правильно Пионтковский говорит уже не о выражении взглядов «диалектического материализма» в теории conditio sine qua non, а только об ее материалистическом характере, так как эта теория стоит на позициях механистического материализма, отождествляя причинность и необходимость, и не отводит места для случайности как объективной категории.[200 - Уголовное право. Общая часть. М., 1935. С. 252; II изд., 1939. С. 273 и III изд., 1943 г… С. 124.]

Напротив, Трайнин в одной из наиболее интересных за последнее время работ по этому вопросу полагает, что «принцип “conditio sine qua non” (необходимое условие) характеризует, таким образом, всякое подчиненное конкретным целям исследование причинности. Этот принцип находит, естественно, свое полное применение и в уголовном праве».[201 - Трайнин А. Н. Соучастие и уголовная ответственность // Сов. госуд., 1940. № 1. С. 58.]

Как мы полагаем, такое утверждение было бы неправильно. Отличительной чертой теории conditio sine qua non является признание всех причин равноценными, признание достаточности того, чтобы «действие лица было одним из необходимых условий осуществления преступного результата в его конкретном виде»; в действительности, однако, решение вопроса значительно сложнее.

Любой результат, в том числе и случайный, вызывается известными причинами. «Случайность также имеет причины. Все, что существует, имеет свои причины. Имеет свои причины и случайное явление».[202 - Кондаков H. Необходимость и случайность // Большевик. 1940. № 8. С. 57.]

Любой результат вызывается не одной, а многими различными причинами. Однако не все причины, вызывающие результат, причиняют его в равной мере. Одни причины способны с необходимостью причинить результат (например, отрубание живому человеку головы всегда вызывает смерть); другие способны вызвать результат в данных конкретных условиях (например, выстрел из револьвера); третьи, наконец, приводят к известному результату лишь в итоге присоединения к ним дополнительных причин, не находящихся ни в какой зависимости от данного действия (совет кому-либо отправиться в альпинистскую экскурсию в расчете, что он там сломает себе голову). Во всех этих случаях результат может наступить, и во всех этих случаях действия лица являются conditio sine qua non наступившего результата. Во всех случаях действие лица – причина наступившего результата, и во всех случаях может быть умысел, но, как мы полагаем, ответственности в последнем случае все же нет.

Рассмотрение событий без различия между более и менее существенными явлениями, установление равноправности всех отношений и связей между предметом характерно для метафизического решения вопроса. Марксистская диалектика отличает существенные связи от менее существенных, внешних, случайных.

«Ленин высмеивает… метафизическое понимание связей и отношений, существующих между предметами, которые делают равноправными все отношения, все связи, которое ведет к чистому эмпиризму, к бегству от познания всего существенного, коренного, решающего в действительности.

Требование марксистского диалектического метода устанавливать различие между органическими и внешними связями является неотъемлемым элементом диалектического учения. Без этого элемента нельзя правильно понять изучаемые явления».[203 - Розенталь М. Диалектическая связь и взаимозависимость явлений // Большевик. 1940. № 8. С. 51.]

Любой случайный результат вызывается комплексом причин, между тем было бы совершенно неправильно считать, что отсутствие ответственности за случайный результат определяется только обстоятельствами, входящими в субъективную сторону состава. Случайность есть объективная категория, а не субъективная, и в рассмотрении вопроса о случайности в уголовном праве в субъективной стороне состава мы видим одну из ошибок нашей теории уголовного права. «Случайность также существует объективно, но она не вытекает с необходимостью из закономерного развития данного явления, хотя и имеет свою причину».[204 - Краткий философский словарь. 2-е изд. 1940. С. 188. – «Случайность не является субъективным понятием, как это кажется метафизикам», «объективно существует не только необходимость, объективно существует также и случайность» (Кондаков Н. Необходимость и случайность // Большевик. 1940. № 8. С. 58, 60). Мы никак не можем поэтому согласиться с мнением профессора Трайнина, что «положение, когда на стороне действующего лица имеется объективное основание ответственности – причинение результата, но отсутствует субъективное основание – виновность, носит в уголовном праве техническое наименование (курсив мой. – М. Ш.) «случая» (casus)» (Трайнин. Соучастие и уголовная ответственность // Сов. госуд. 1940. № 1. С. 59). Понятие случая в уголовном праве есть общее понятие диалектического материализма и из него надо исходить.] Теория conditio sine qua non является, таким образом, полезной, но не достаточной в области уголовного права. Материалистическая сторона этой теории дает возможность сделать вывод, что если данное действие человека не явилось conditio sine qua non преступного результата, то ответственности быть не может, но метафизическая сторона ее делает ее непригодной для дальнейшего решения вопроса, так как этого еще недостаточно для наличия даже объективной стороны состава, так как действие, являющееся причиной, могло вызвать инкриминируемый результат случайно, и, следовательно, нужно в объективной стороне состава различать причины, с необходимостью вызывающие данный результат, и причины, вызвавшие результат случайно.[205 - Этой точки зрения правильно, как мы полагаем, придерживается сейчас профессор Пионтковский, который пишет, что «можно выяснить объективное различие между необходимыми и случайными последствиями совершенных лицом действий» (Пионтковский. Уголовное право. Общая часть. III изд. М., 1943. С. 120 (курсив мой. – М. Ш.).]

Наше уголовное право не стоит на позициях ответственности за результат в том виде, как это имело место в уголовном праве на протяжении XIX в. Установленная у нас возможность равной ответственности за покушение, приготовление и оконченное преступление, наличие, как правило, относительно определенных санкций показывает, что при определении меры наказания законодатель считает нужным исходить, в первую очередь, не из результата, а из вины преступника, что не исключает, конечно, учета и тяжести последствий преступления.