Барух был озадачен этим известием:
– Он разговаривал с ней по-арабски?
– Да, как мы с тобой.
Барух еще более изумился. Почему Деян разговаривал на арабском языке? Откуда у него серебряный браслет? А может это был всё-таки не он?
– Добродетельный мой сосед, – обратился Барух к Бек-Дели, – а ты уверен, что это был мой раб? А может быть, это был кто-то другой? Давайте я приведу моего раба, и узнаем. – Барух хлопнул в ладони и прибежавшему слуге дал указание привести Деяна.
Появившегося Деяна обступили вооружённые слуги Баруха и Бек-Дели эль Каддада.
Барух обратился к нему по-арабски:
– Скажи, Деян, откуда у тебя серебряный браслет?
Деян молча смотрел на Баруха, как бы не понимая его.
– Зачем ты лазил в сад почтенного Бек-Дели эль Каддада? Ты общался с его женой? – Барух внимательно вгляделся в лицо своего раба. У Деяна не дрогнула ни одна мышца.
– Сдаётся мне, уважаемый сосед, что ты всё-таки ошибся. Вот видишь, он ничего не понимает по-арабски, и откуда у сакалиба серебро?..
– Но их вместе видела моя старшая жена, и они говорили между собой.
– Позвольте мне, – вмешался Назир аль-Дахман. – Закон гласит, что раб, залезший в чужой гарем, подлежит кастрации, и это осуществляет пострадавшая сторона.
Услышав это, Деян не сдержался и с испугом взглянул на кадия.
– Ну вот, – заулыбался кадий, – он всё понял.
Бек-Дели злорадно улыбнулся:
– Устами справедливого кадия говорит сам всевышний.
– Но позволь, достопочтенный Назир аль-Дахман, сорвётся твой заказ, да и другие будут под угрозой срыва. Я готов заплатить штраф как за трех рабов…
– Это уже твои проблемы. Закон суров, но это закон. Найди себе гравировщика и заплати ему. А сакалиба придётся отдать Бек-Дели.
Услышав это, меняла просиял:
– Свяжите его.
Слуги менялы набросились на упирающегося Деяна, связали его и увели.
– Ты конечно понимаешь, что происшедшее никак не должно отразиться на сроках моего заказа? – презрительно поджал губы кадий, а затем повернулся и вышел.
У Баруха от надвигающейся беды подкосились ноги. И всё-таки его терзала одна мысль: «Где сакалиб взял серебро?..» От другой мысли у Баруха похолодело всё внутри: «А вдруг серебро украли у меня?»
Он быстро пошел в соседнюю комнату и снял замок с сундука, где хранились все его деньги, и начал их пересчитывать.
Станята кубарем слетел с крыши кузницы:
– Дядько Людота, там Деяна связанного повели…
– Куда повели?
– Не знаю. Может он знает? – Станята как обычно так называл Баруха.
Наскоро вытерев руки, и как был в фартуке на голое тело, Людота быстрым шагом пошёл к Баруху, а Станята побежал следом. Оттолкнув преградивших ему путь слуг Баруха, Людота начал искать хозяина в его доме и застал его, считающим свои деньги у открытого сундука. Увидев входящего Людоту, Барух прикрыл крышку сундука, но не успел его запереть, так как Людота быстро подскочил к нему и схватил за горло:
– Ты куда Деяна дел, пёс смердячий?
Пальцы Людоты больно давили на горло Баруха, и ему очень трудно было говорить, но он всё-таки попытался это сделать:
– Как ты смеешь? Ты, мой раб… Да я тебя… Отпусти…
– Говори, а не то… – Людота ещё сильнее сдавил горло Баруха.
– Он мой раб, что хочу… Слуги, помогите… – Барух захрипел и потерял сознание.
На крик хозяина вбежали двое тщедушных слуг, но что они могли сделать против Людоты? По сравнению с ними он был просто великаном.
Людота повернулся к ним:
– Говорите, где Деян.
Слуги что-то залепетали, но Людота ничего не понял и в ярости пошёл прямо на них. Испугавшись, они попятились, а затем стремглав выбежали из дома. Людота даже не заметил, что Станята в доме задержался.
Людота зашёл в кузницу, быстро переоделся и достал кинжалы. Он не знал, что делать дальше, но решил, что вооружившись на крайний случай, он ещё раз допросит Баруха. Людота вышел из кузницы и услышал из-за забора тонкий девичий голос:
– Станат, Лудот, Станат, Лудот…
Людота с разбега взобрался на глиняный забор и увидел испуганное девичье лицо.
– Там, Лудот, там, Деян, слушай, Деян… – увидев Людоту, бессвязно повторяла она, показывая рукой в сторону дома соседа Баруха.
Людота спрыгнул в сад и поспешил вслед за Зайнаб, которая показывала ему дорогу.
У самого входа в дом со стороны сада Зайнаб остановилась и, стараясь говорить тихо, стала объяснять что-то Людоте. Ничего не понимая, Людота молча отстранил с пути Зайнаб и тихо вошёл в дом. Дойдя до поворота коридора, он остановился и осторожно выглянул. У закрытой двери на скамейке сидел крепкий по арабским меркам человек, вооружённый мечом, но по сравнению с Людотой он казался подростком. Зайнаб тронула Людоту за плечо и показала на дверь. У неё из глаз текли слёзы, и она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос.
Людота резко вышел из-за угла и направился к арабу. Охранник не успел обнажить меч, как получил такой сильный удар в грудь, что у него перехватило дыхание. От молниеносного второго удара в ухо он рухнул как подкошенный и потерял сознание. Людота толкнул дверь. Она была заперта. Людота отступил на шаг и ударом ноги выбил её.
В комнате на топчане Людота и Зайнаб увидели Деяна. Тот лежал без рубашки, и видно было, что, несмотря на прохладу помещения, его тело всё было в капельках пота. Его руки были закинуты за голову и крепко связаны. Ноги его были широко раздвинуты и тоже крепко связаны. Выше колен его штаны были все в крови. Деян лежал и тихо постанывал.
Зайнаб вскрикнула и бросилась к Деяну. У самого топчана она упала на колени и начала целовать его потное тело. Людота подошёл и обрезал все верёвки, которыми был связан Деян.
– Братко, попить бы… Всё, братко, не жить мне, сделали из меня мерина. Не плачь, Зайнаб, не плачь.
– Ничего, Деян, терпи. От этого не умирают. Сейчас я тебя отнесу к нам в кузню.