– Терпи, Станята. Зато кинжалы будут крепкими. Ну ладно, иди – погуляй.
Станята вмиг выбежал из кузницы, и, как обычно, залез на крышу.
Когда кинжалы остыли, Людота начал их полировать, а Деян достал несколько серебряных монет и начал что-то мастерить. Он и плющил молотком монеты, и нагревал на огне, резал на несколько частей, опять нагревал, и опять стучал молотком.
Так они обычно работали до самого вечера с кратковременными перерывами на еду. Но в этот день их рутинная работа прервалась посещением Баруха.
* * *
Утром Барух проснулся не слишком рано и с удовлетворением услышал, что из открытого окна раздаются гулкие удары молота из кузницы.
– Нужно попозже к ним заглянуть и ускорить работы, чтобы выполнить заказ кадия. – пробормотал Барух и потянулся. – А не перекусить ли мне?
Но позавтракать не удалось. Вбежал слуга и, запыхавшись, доложил:
– Там у входа в дом всадники ждут.
Недовольный Барух поспешил на улицу, но увидев посетителей, выдавил на лице гостеприимное выражение:
– О, я так рад видеть непобедимого Газвана ибн Джабаля. Я только собирался сесть за стол. Прошу в дом, не откажите отведать скромное угощение.
– Неужели ты думаешь, что я войду в дом человека, не почитающего пророка Мухаммеда, и отведаю вместе с ним кусок хлеба?
– Смилуйся, милосердный Газван ибн Джабаль. Я почитаю закон гостеприимства. Зайди просто в дом, отдохни в тени. Я всегда рад услужить тебе…
– Ну что ж, раз готов услужить, то услужи. Я помню, как я помогал тебе отбирать рабов из каравана. Но ты до сих пор не отблагодарил меня за это. А я слышал, что ты выбрал хорошего мастера, который делает тебе булатные клинки. И до сих пор ты не удосужился преподнести мне такой клинок. Может мне отобрать его у тебя? И пусть он у меня делает такие клинки.
– Сжалься, благородный Газван ибн Джабаль. Я только и живу продажей этих мечей, но как только будет готов следующий меч, я его подарю тебе.
– И когда он будет готов?
Барух вспомнил про заказ кадия и покрылся холодным потом:
– Я думаю, что через месяц меч будет готов.
– Хитришь, Барух. Я тебе даю десять дней. Через десять дней ты принесёшь мне меч. На нём должно быть выгравировано: «Во имя Бога, благого и милосердного!» А если меча не будет, то я заберу у тебя сакалиба. Ну а тебя, – здесь эмир усмехнулся, – я щедро награжу. У Ясира аль-Кабира от старости умер в гареме евнух. Я думаю, что твоя кандидатура подойдёт. Ты будешь очень счастлив. Ты будешь лицезреть жён самого Ясира аль-Кабира. Согласись, ведь не каждому дано видеть жён великого эмира?
От такой милости Барух побледнел лицом и неожиданно замочил свои шаровары.
– Смилуйся, о милостивый Газван ибн Джабаль…
Газван ибн Джабаль надменно усмехнулся, повернул коня и напоследок повторил:
– Через десять дней и на мече должно быть «Во имя Бога, благого и милосердного!»
– Воистину не знаешь, что лучше: дружба и покровительство власть держащих или держаться от них подальше, – пробормотал себе под нос Барух, провожая взглядом свиту Газвана ибн Джабаля. – И что же делать? Хотя одну мысль он мне подбросил.
Барух зашел в дом, поменял штаны, захватил двоих вооружённых слуг и направился к кузнице.
Станята заметил Баруха с крыши и вбежал в кузню:
– Он идёт и не один…
Людота быстро спрятал кинжалы, а Деян результаты своей работы, и оба достали заготовки для изготовления следующего меча.
Барух почти никогда не заходил в кузницу, но в этот раз зашёл. Слуги молча стояли за спиной хозяина. Людота и Деян выжидательно на него смотрели, а из-за спины Деяна выглядывал Станята.
– Мне надо, чтобы один меч был сделан через восемь дней, и на нём была надпись «Во имя Бога, благого и милосердного!», а второй меч должен быть сделан через четырнадцать дней, и на нем была надпись «Нет бога, кроме Аллаха, Мухаммед – посланник Аллаха».
– Это невозможно, ведь ты знаешь, что меч можно сделать… – Начал Людота.
– Я не договорил, – прервал его Барух. – Если мечи не будут готовы в назначенный срок, то вот его, – он кивнул в сторону Станяты, – я продам в гарем одного из эмиров, и его там сделают евнухом. А может еще и тебя, – он перевёл взгляд на Деяна.
Людота с нарастающей яростью начал вставать. Барух властно взглянул на него и повторил:
– Я сказал через восемь и четырнадцать. Если сделаете, то ваш долг будет не восемьдесят, а семьдесят мечей.
Барух повернулся и вышел из кузницы. По дороге в дом он подумал: «А после этого, если не будут делать мечи, закую в колодки. К тому времени у меня будет достаточно денег, чтобы опять начать торговать».
– Ну что будем делать? – Спросил Деян после ухода Баруха.
– Придётся отдать тот меч, о котором он не знает. Через три дня он будет готов, и ты дня за два нанесёшь надпись. А другой меч будет готов дней через десять. Так что успеем. Но я думаю, что теперь он нас будет заставлять работать в таком режиме. Ты прав, Деян, надо готовиться к побегу, а для этого надо подкопить денег. Ты что делаешь из монет, Деян?
– Браслет для Зайнаб.
Людота понимающе кивнул головой:
– А как же возвращение домой?..
– А мы её с собой возьмём.
– И она согласиться поехать на чужбину?
– Не знаю. А что здесь её ждёт? Такая же рабыня, как и мы.
Все опять занялись делом, от которого их оторвал приход Баруха: Людота полировал лезвия кинжалов, а Деян делал свой браслет. Чем больше полировал свой кинжал Людота, тем чаще он поглядывал на лезвие, и тем удивлённее становилось у него лицо.
– Смотри, Деян.
Деян и Станята подошли к Людоте и склонились над кинжалом. На лезвии кинжала пряди волокон металла сплелись так, что на темно-буром с золотистым отливом фоне очерчивали контуры человека. Этот человек как бы стремился навстречу ветру, руки этого человека были откинуты назад и напоминали крылья. Волосы тоже развивались, и казалось, что человек летит против ветра на фоне заката.
– На Русаву похожа, – заметил Станята.
– И правда! – удивился Деян.
Людота ничего не сказал. Он просто поцеловал клинок и прижал его к груди.
– Братко, я сделаю для него ножны и отделаю их серебром.