Пациент закусил губу.
– Ну вот, – расстроилась доктор Бэнкс, – вы опять за свое.
– Я попытаюсь…
– Что-о?!
– Я больше не буду!
– Вот это другое дело, – одобрила доктор. – Осталась добавка за вашу грубость. Марш за прутьями.
Коммерсант застегнул брюки, вынул из кармана складной нож – совершенно такой же, как тот, которым срезал прутья Маллоу.
Доктор сложила руки на груди, глядя, как он идет к окну, как поднимает раму, морщась, залезает на подоконник. Как честно срезает, отряхивая от дождя, несколько прутьев и неуверенно оборачивается.
– Получите четыре удара, извинитесь – и мы в расчете, – сообщила доктор Бэнкс. – Ну, что вы встали? Думали, пожалею?
Коммерсант вздохнул и, увы, был вынужден вернуться на позицию.
Выслушав извинения, доктор отшвырнула розгу.
– Теперь, полагаю, с вас хватит, – произнесла она. – Одевайтесь. В постель не позже полуночи, подъем не позже восьми. Холодный душ утром и вечером. И только попробуйте опять запереться в своей комнате!
Ей ничего не ответили. Не поворачиваясь, кое-как, Саммерс привел в порядок штаны и остался лежать.
Вновь послышалась музыка. Доктор Бэнкс постояла, глядя на вздымающуюся спину коммерсанта, ровным тоном пожелала ему всего хорошего и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Глава четвертая, в которой мисс Дэрроу знакомят с последними достижениями психиатрии
Маллоу сидел в своем любимом кресле у камина. В руках у него была газета. На столе стояла кофейная машина и две чашки. Увидев через приоткрытую дверь доктора, он поднялся.
– Не вздумайте заходить, – предупредила доктор Бэнкс, усаживаясь.
– Какой там «заходить», – возмутился Дюк. – Пусть в себя придет. Я что, похож на идиота?
– А я даже думать боюсь, на кого похожа теперь, – призналась она.
– На гения, мисс Бэнкс, на гения.
– Или на сумасшедшую. Впрочем, вы, полагаю, слышали обо мне подобные отзывы.
– Ну, что за чепуха. Дуракам ведь надо же о чем – то трепать языками. Им ведь так скучно. Но как вы чертовски изобретательны!
– Знаете, – доктор бросила взгляд на свое отражение в серебряном кувшине, – а ведь я боялась, что вы меня остановите.
– Остановлю?! – возмутился Дюк. – Да я расцеловать вас готов!
И он налил ей кофе.
Кофе остыл, но доктор любила холодный кофе. Она взяла чашку и выпила залпом.
– Сообщите мне, пожалуйста, потом новости, – сказала она, поднимаясь. – Мне необходимо знать.
Маллоу расхохотался.
– Мисс Бэнкс, я вас не узнаю! Потратили весь запас храбрости на моего компаньона, что ли?
Она села обратно.
– Об этом не может быть речи. Я всего лишь подумала, что оставаться здесь будет неловко.
– Будет очень неловко, мисс Бэнкс, да только не вам. Рано или поздно ему придется вылезти, и как он будет смотреть нам, и особенно вам в глаза – его собственная проблема. Вы героиня, доктор.
Чашка доктора опустела во второй раз.
– Что же вы так хлещете кофе, – пробормотал Маллоу. – Сами же говорили, вредно пить такой крепкий.
– В качестве тонизирующего. Мистер Маллоу, перестаньте смеяться, я и так еле держу себя в руках!
Маллоу взъерошил кудри. Провел ладонями по лицу, как если бы вытирал его полотенцем. Хрюкнул.
– Простите, доктор, истерика.
– Я, между прочим, трусила.
– Кто, вы?
– Да. Налейте мне, пожалуйста, еще, если можно. У вас превосходный кофе.
– Ява, – Дюк с готовностью выполнил ее просьбу. – Настоящий, из Пуэрто-Рико.
– Собираетесь куда-то? – поинтересовался он.
Доктор Бэнкс покачала головой и добавила:
– Честно говоря, думала, что он меня просто-напросто убьет.
– И тем самым распишется в собственном окончательном ничтожестве? – Маллоу усмехнулся. – Собственно, теперь или победа за нами, или… А что, неужели ничего не натворил? Так вот и сдался?
– Ну, почему, он хамил, – не скрыла доктор. – Получил за это добавку.
Оба машинально повернулись: кто-то открывал дверь.
– Мистер Маллоу, – в библиотеку заглянула экономка, – накрывать ланч?
– Конечно, дорогая мисс Дэрроу, – широко улыбнулся М.Р., – конечно, накрывайте! Мы будем есть здесь.
Экономка помолчала, оглядела стол, на котором стояла полная пепельница, и с укором покачала головой. Впрочем, сделала она это робко. Движения ее, то, как она выглянула из-за двери, и сам голос, звучавший гораздо тише обычного, и интонации этого голоса, – все говорило о том, что мисс Дэрроу постоянно находится в страхе. Да, старая любительница детективов боялась. Глаза ее за стеклами очков были красными, под ними набрякли мешки, суровое, мужеподобное лицо потемнело и осунулось, полные, сделавшиеся от старости похожими на копченые венские колбаски пальцы судорожно цеплялись за дверь.