Операция «Багратион». «Оба удара главные…». К 75-летию операции

В конце марта фронт продолжал наступательные действия. В конце месяца на участке 50-й армии (это направление также называлось Рокоссовским в мартовском докладе Сталину) в боях вновь участвовал 1-й гв. танковый корпус, успехов советские войска не имели. Лишь 15 апреля 1-й Белорусский фронт окончательно перешел к обороне.

Подводя итоги наступательным действиям фронта Рокоссовского осенью 1943 – весной 1944 года, отметим, что, в отличие от Западного фронта, его фронт наступал и продвигался вперед гораздо успешнее. Это можно наглядно продемонстрировать цитатой из труда академика А. М. Самсонова «Крах фашисткой агрессии»: «На центральном участке советско-германского фронта, где наступательные операции велись на витебском (здесь и далее курсив мой. – М. С.) и бобруйском направлениях, в январе-феврале советские войска освободили Мозырь, Калинковичи, Рогачев. Развить наступление на западном направлении трем советским фронтам – 1-му Прибалтийскому, Западному и Белорусскому – не удалось. Противник продолжал удерживать Витебск и Бобруйск. Однако происходившие здесь бои сковали группу армий „Центр“, что воспрепятствовало командованию вермахта маневрировать ее силами. Важно было и то, что советские войска заняли более выгодные рубежи для последующих ударов»[206 - Самсонов А. М. Крах фашистской агрессии 1939–1945. М.: Наука, 1980. С. 476.]. Как наглядно видно из данной цитаты, наряду с устоявшимся мнением о «вспомогательности» действий советских фронтов в Белоруссии говорится о наступлениях «и на витебском, и на бобруйском направлениях», при этом из трех освобожденных городов все три освобождены фронтом Рокоссовского. В декабре перед его фронтом находились три танковые дивизии, и даже в феврале, когда на Украине немецкие войска терпели сокрушительные поражения, фронт связывал сразу две танковые дивизии (правда, к тому моменту сильно измотанные).

Кроме того, в отчетах 18 стрелкового корпуса[207 - ЦАМО РФ. Ф. 856. Оп. 1. Д. 153. Л. 3–4.] 65-й армии по проведению наступательных операций в Белоруссии в начале года указывались следующие недостатки. Первое: отсутствие скрытности при подготовке операции. Противнику удавалось распознать намерения советских войск, в результате чего он успевал принять контрмеры. Второе: отсутствовала подготовка на батальонном и ротном уровне, т. е. в войсках отрабатывались только боевые действия полков и выше. Третье: отсутствие разведки, в результате чего немецкие укрепления внезапно появлялись перед наступающими войсками, а огневая система противника не могла быть подавлена. Четвертое: отсутствие времени на подготовку взаимодействия родов войск. Здесь стоит вспомнить Рогачевско-Жлобинскую операцию. На подготовку к операции у 48-й и 65-й армий было всего четыре дня (изначально два дня, 15 февраля – принятие решения, 17 февраля уже планировалось перейти в наступление), в то время как подготовка к Бобруйской операции будет формально длиться 15 дней (с 7 июня), а фактически два месяца: с начала мая по 23 июня.

Пятым пунктом шло отсутствие должного инженерного обеспечения, без которого танковые части зачастую отставали от пехоты. И шестое – плохая обученность пехоты при действиях в лесисто-болотистой местности. То есть опять же – проблемы не со снабжением, а с управлением войсками.

Рокоссовский вспоминал: «Нашим слабым местом стала доставка боеприпасов. Коммуникации растянулись. Железные дороги, разрушенные противником, еще не были восстановлены. Тыл фронта не поспевал за стремительным движением войск. Подвоз боеприпасов был весьма скудный, а то количество, что мы успевали подбросить нашим фронтовым транспортом, в первую очередь направлялось войскам левого крыла, где наносился главный удар»[208 - Рокоссовский К. К. Указ. соч. С. 235.]. Он же упоминал, что трудности были с пополнением частей, войска практически целиком пополнялись из госпиталей и из местного населения. Задача в его мемуарах описывается так: «Белорусский же фронт не получал в то время ничего, хотя задача наша оставалась прежней. Мы должны были наступать, а сил у нас оставалось все меньше, о чем Ставка прекрасно знала. Но мы понимали, что иначе нельзя. Наша задача – активными действиями приковать к себе как можно больше вражеских сил и тем самым облегчить наступление на главном направлении. И мы прилагали все усилия, чтобы выполнить эту задачу. На крупные успехи не рассчитывали, но и на месте не стояли»[209 - Рокоссовский К. К. Указ. соч. С. 247.].

Попробуем уточнить этот момент. Согласно справке оперативного управления фронта, в январе-марте распределение в процентном отношении пополнения выглядит следующим образом: 41 % – выписанные из госпиталей, 19 % – мобилизованы из местного населения, 18 % – за счет расформированных частей, 8 % – штрафники и лишь 14 % – централизованные пополнения[210 - ЦАМО РФ. Ф. 201. Оп. 390. Д. 81. Л. 137.]. В период подготовки к Рогачевско-Жлобинской операции 3-я армия получила пополнение численностью в 7657 человек, из них: 5001 – из госпиталей (65 %), 2656 – по мобилизации из местного населения (35 %)[211 - ЦАМО РФ. Ф. 310. Оп. 4376. Д. 293. Л. 86.]. Средняя численность дивизий составляла 3–4 тысячи человек (для сравнения, на 1 декабря в 65-й армии была средняя численность в 6 тысяч, на 1 февраля – уже 3–4 тысячи). Почему-то процесса переформирования дивизий, слияния двух дивизий в одну не наблюдалось, имевшийся у немецких командиров опыт создания оперативных групп не перенимался. Вспомогательного персонала было много, а наступать было некому. Плюс ко всему – оказывалась непомерно расширена сеть управления, было много звеньев, но каждое из них не могло самостоятельно выполнять задачу.

Для сравнения – в июне, в период подготовки Бобруйской операции, централизованное пополнение составило 60 %[212 - ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2356. Д. 256. Л. 281.], не говоря уже о свежей 28-й армии и переданных 1-му Белорусскому фронту других частях и соединениях.

Насчет боеприпасов, как уже доказывалось выше, больших проблем у фронта не было. Автор придерживается точки зрения, что вовсе не обязательно иметь по два боекомплекта на орудие и использовать огневой вал для успешного наступления (именно в два боекомплекта оценивал в мемуарах начальник штаба артиллерии фронта Г. С. Надысев расход боеприпасов при двойном огневом вале в июне 1944-го). И опыт действий 3-й армии показал, что можно было достигать успехов другими методами.

Начиная с середины января 1944 года «посредственно» работали все управления фронта, кроме политического. Штаб инженерных войск не мог дать инструкции и проконтролировать работу частей в лесисто-болотистой местности. Штаб артиллерии не справлялся с нагрузкой, и в армейских штабах работа штабов артиллерии оставляла желать лучшего. Правда, в штабе артиллерии фронта имелось всего 13 человек[213 - Надысев Г. С. На службе штабной. М.: Воениздат, 1976. С. 163.]. В июне штаты будут расширены почти в два раза – до 24 человек.

В оперативном управлении фронта предлагали наступать в лесисто-болотистой местности и рисовали планы, реализовать которые без подвижных соединений было невозможно. Даже в топографическом управлении были трудности – имевшиеся в войсках довоенные карты не соответствовали местности.

Ни фронт, ни армии в начале 1944 года не имели опыта боевых действий в лесисто-болотистой местности. Но в то же время управление войсками оставляло желать лучшего, лишь к середине февраля, спустя более чем два месяца после начала наступлений в штабе фронта начинают пытаться анализировать ошибки и пытаться обобщить опыт. Непонятно и то, почему так стремился наступать Рокоссовский, хотя начиная со 2 января Ставка не давала фронту каких-либо директив на наступление. Неясно – почему сроки подготовки в январе-феврале были сжаты до нескольких дней. Возможно, были какие-то устные указания из Генерального штаба и Ставки на постоянное ведение наступательных действий.

На эти вопросы автор ответить на основании проанализированных документов не готов. Стоит в то же время отметить, что весь этот опыт боев будет полностью учтен при подготовке наступления в июне, во всех звеньях управления в период подготовки «Багратиона» будет проведен разбор зимних боев. То есть зимой командиры учились наступать, к сожалению, ценой жизней своих солдат. Крайне силен был и противник, который был более подготовлен к обороне в лесисто-болотистой местности: все его дивизии на этом участке, 41-й танковый корпус, в целом 9-я немецкая армия – «ветераны» боев в лесисто-болотистой местности подо Ржевом. Советским войскам зимой 1943–1944 гг. противопоставить этой выучке пока нечего.

Глава 2. Планирование Бобруйской операции

2-1. Стратегическое планирование наступления в Белоруссии. «Оба удара главные»

Бобруйская наступательная операция явилась частью Белорусской стратегической наступательной операции «Багратион», планирование которой осуществлялось в апреле-мае 1944 года. Высшим органом стратегического руководства Вооруженными силами СССР во время Великой Отечественной войны (с 8 августа 1941 г.) была Ставка Верховного главнокомандования (Ставка ВГК), опиравшаяся на подчиненный ей Генеральный штаб. Среди важных направлений деятельности Ставки – принятие стратегических и оперативно-стратегических решений, создание группировок войск, организация взаимодействия и координации действий в ходе операций между группами фронтов, фронтами и отдельными армиями. Именно в Ставке ВГК штабы фронтов представляли планы действий своих войск в ходе грядущих операций. Только после детального обсуждения и соответствующей корректировки в Ставке эти планы могли быть утверждены.

В предыдущей главе автор уже рассматривал историографию по действиям фронта Рокоссовского осенью 1943 – весной 1944 гг. Касаясь истории стратегического планирования операции «Багратион», отметим, что эта тема затрагивалась в мемуарах известных военачальников – Г. К. Жукова[214 - Жуков Г. К. Указ. соч.], К. К. Рокоссовского[215 - Рокоссовский К. К. Указ. соч. С. 284.], И. Х. Баграмяна[216 - Баграмян И. X. Указ. соч.], С. М. Штеменко[217 - Штеменко С. М. Указ. соч.]. В ряде же научных трудов, затронувших тему Белорусской наступательной операции, практически не представлен анализ действий СВГК в ее подготовительный период[218 - История второй мировой войны 1939–1945 гг. Т. 9. М., 1978. С. 40–42; История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг. Т. 4. М., 1962. С. 158–159; Боевые действия Советской армии в Великой Отечественной войне. М., 1958. С. 70–78; Операции советских вооруженных сил в Великой Отечественной войне. Т. 3. М., 1958. С. 290–299.]. И. П. Макар[219 - Макар И. П. Указ. соч. С. 3–10.] хотя и посвятил этому вопросу одну из своих работ, но не уделил в ней должного внимания планам 1-го БФ и не осветил подробно многие важные вопросы, обсуждавшиеся на совещаниях в СВГК в конце мая 1944 г., в том числе и такой, как возникшие между Ставкой и Рокоссовским разногласия относительно плана боевых действий фронта в ходе Бобруйской операции. Рассматриваемая проблема остается «за кадром» и в работах исследователей действий СВГК в годы войны. Так, А. А. Александров[220 - Александров А. А. Указ. соч. С. 300–301.] этап планирования пересказывает с мемуаров Штеменко, а генерал-полковник Ю. А. Горьков[221 - Горьков Ю. А. Указ. соч. С. 117.] лишь упоминает об отсутствии согласия между Ставкой и Рокоссовским, цитируя мемуары последнего. Затронувшие эту тему бывший начальник штаба 1-го БФ генерал армии М. С. Малинин[222 - Малинин М. Указ. соч. С. 19.] и бывший член Военного совета фронта генерал-лейтенант К. Ф. Телегин[223 - Телегин К. В боях за освобождение Белоруссии С. 83–84.] ряд эпизодов трактуют по-разному. Таким образом, в отечественной историографии многие вопросы, связанные с планированием действий 1-го БФ в летней кампании 1944 г., до сих пор детально не изучены. Во многом это объясняется особой секретностью материалов, связанных с совещаниями СВГК и Генштаба в целом, но вполне вероятно, что исследователи не могли затрагивать эту тему в силу того, что в мемуарах некоторых видных военачальников изложены совершенно противоположные взгляды на один из важнейших эпизодов операции «Багратион» – планирование Бобруйской операции. Соответственно, остается неясным как сам процесс ее планирования штабом 1-го БФ, так и характер взаимодействия Ставки с фронтами в ходе подготовки этой операции. Подробнее историография по истории планирования операции анализировалась в первом параграфе первой главы.

Операция «Багратион» начала зарождаться в марте 1944 года, в апреле имели место устные беседы между советскими военачальниками, командующими фронтами относительно плана будущей операции. В начале мая Генштаб запросил соображения командующих фронтов относительно планов их действий. В конце мая план операции «Багратион» был согласован на совместном заседании Ставки ВГК и ГКО, а 30 мая – утверждён.

Начать говорить о непосредственном процессе планирования стоило бы с марта 1944 года. После неудачного наступления 48-й армии вдоль сначала западного (когда 19 февраля она наносила удар в ходе Рогачевской операции), а затем – восточного берега р. Березина (в начале марта) Рокоссовский направляет в Ставку краткую оценку обстановки и соображения о дальнейших действиях войск 1-го Белорусского фронта. В документе есть раздел «Возможные направления весеннего наступления войск фронта после распутицы»[224 - ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2356. Д. 256. Л. 214–215.]. Приведем его ниже.

«1. Чаусы, Могилев. Наступление на этом направлении не выгодно по причинам:

а) оно может быть проведено с ограниченной целью – разгрома противостоящего противника и выхода на р. Днепр. Дальнейшее развитие операции потребует форсирования р. Днепр и затруднит развитие успеха на этом направлении;

б) для наступления на этом направлении необходимо будет создать сильную группировку за счет ослабления 50-й и 3-й армий, находящихся уже сейчас на западном берегу р. Днепр. Рокировка же сил и средств с западного берега р. Днепр не выгодна, а поэтому и нецелесообразна.

2. Быхов, Могилев. Это направление также не выгодно для наступательных действий по причинам:

а) в большинстве своем лесистая и местами сильно пересеченная местность дает возможность противнику даже небольшими силами создать прочную и глубокую оборону;

б) преодоление этой обороны потребует привлечения больших сил пехоты, артиллерии и большого расхода боеприпасов. Наступательная операция на этом направлении выльется в длительные затяжные бои, будет дорого стоить с точки зрения потерь в живой силе, технике и материальных затрат и вместе с тем может не привести к нужным нам решительным результатам.

3. Рогачев, Бобруйск, со вспомогательным ударом из района Мормаль на Бобруйск. Это направлении наиболее выгодно:

а) местность позволит использовать для наступления все роды войск;

б) для организации наступления на этом направлении не потребуется производить сложных перегруппировок, так как уже сейчас основные силы и средства фронта расположены на западном берегу р. Днепр севернее Рогачев и между реками Днепр и Березина в районе Мормаль.

4. Паричи, Бобруйск. Это направление не выгодно по причинам:

а) наступление на этом направлении потребует создания сильной группировки за счет ослабления центра 3-й и 48-й армий;

б) ослаблять центр рискованно, а поэтому нецелесообразно, так как противник, используя ослабление центральной группировки может сам перейти в наступление с целью отбросить наши части за р. Днепр.

Таким образом, из четырех возможных направлений наиболее выгодным для наступления является направление Рогачев, Бобруйск».

Отстаивая версию Г. К. Жукова о том, что Рокоссовский «не точен», два удара были спланированы в Ставке и никакого спора со Сталиным не было, А. В. Исаев приводит этот доклад Рокоссовского как один из двух аргументов того, что Рокоссовский сам изначально был за один главный удар на Бобруйск войсками 3-й армии[225 - Исаев А. В. Указ. соч. С. 169.].

Делать такие выводы на основе документа, написанного за два месяца до принятия плана, к тому же не затрагивая события, которые произошли в период с 4 марта по конец мая 1944 г., на взгляд автора, нельзя. Некоторые комментарии Исаева и вовсе крайне неточны. Например, вывод Исаева звучит следующим образом: «Смысл его (плана дальнейших действий Рокоссовского. – М. С.), как мы видим, прямо противоположен тому, что писал впоследствии Рокоссовский, – Военный совет фронта в соображениях в Ставку настаивает на нанесении одного главного удара 3-й и 48-й армиями (курсив мой. – М. С.)»[226 - Исаев А. В. Указ. соч. С. 169.]. Отмечу, что по документу четко указывался главный удар 3-й армией и вспомогательный удар 48-й армией, таким образом должна была быть окружена жлобинская группировка противника.

Если рассматривать предложения Рокоссовского в контексте проведенной Рогачевской операции и последующего неудачного наступления 48-й армии – все будет выглядеть несколько по-иному. По сути, предлагается развить достигнутый в ходе операции успех. Отдельно стоит отметить, что направление Паричи, Бобруйск не выгодно именно из-за необходимости ослабить 3-ю и 48-ю армии. Здесь же отметим, что удар группировки 1-го Белорусского фронта под Паричами будет наноситься вовсе не на Бобруйск, а на другом, Карпиловском направлении (так оно указывалось в документах штаба фронта), в сторону Глуска.

Также заметим, что на направлении Паричи – Бобруйск местность вовсе не лесисто-болотистая. В 1944 году болота начинались юго-западнее Паричей, местность вдоль западного берега р. Березина была достаточно проходима.

Для подготовки наступления по предложенному Рокоссовским варианту 13 марта 48-я армия полностью сосредоточится восточнее Березины (ранее у армии был участок в 20 км и на западном берегу). Ее участок южнее Паричей был передан 65-й армии. Таким образом, силы 48-й и 3-й армий будут готовы нанести удар по сходящимся направлениям. Эта идея ляжет в основу плана Рокоссовского от 12 мая. Однако перед этим внимание комфронта будет приковано совершенно к другому направлению и первый план, который Рокоссовский попытается согласовать со Ставкой, будет совершенно иным.

В марте 1944 г. 2-й Белорусский фронт (генерал-полковник П. А. Курочкин) наступал в Полесье между 1-м Белорусским и 1-м Украинским (с 1.03 – Маршал Советского Союза Г. К. Жуков) фронтами. По этому поводу Рокоссовский писал: «Левым крылом фронт упирался в огромные полесские болота, что до крайности ограничивало возможность маневра»[227 - Рокоссовский К. К. Указ. соч. С. 281.]. Считая неприемлемым и дальше наступать с тем же небольшим размахом, что и раньше, в конце марта Рокоссовский обратился к Верховному главнокомандующему И. В. Сталину с просьбой объединить 1-й и 2-й Белорусские фронты. Но только после провала операции по захвату Ковеля 2-м БФ было принято окончательно решение о его присоединении к 1-му БФ и о создании Белорусского фронта (назывался так с 5-го по 16 апреля, затем – 1-й Белорусский фронт второго формирования). Таким образом, к 5 апреля фронт под командованием Рокоссовского имел протяженность в 800 км[228 - ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2356. Д. 7. Л. 98.], что «давало нам огромные преимущества в маневре силами и позволяло смело решиться на организацию удара в обход Полесья, как с севера, из района Бобруйска, так и с юга, из района Ковеля»[229 - Рокоссовский К. К. Указ. соч. С. 281.]. Таким образом, ни о каких наступательных действиях в полесских болотах тогда речь не шла. 12 апреля штаб фронта Рокоссовского переместился из Гомеля в Овруч[230 - Холин А. Т. Радисты фронта. М., 1985. С. 136.], т. е. на левый фланг фронта – именно туда прежде всего и было обращено внимание командующего.

Начало планирования наступления в Белоруссии было положено 12 апреля 1944 г. (в СВГК принято решение о том, что одной из первоочередных задач в летней кампании станет разгром группировки немецких войск на территории республики). 15 апреля Белорусский фронт перешел к обороне. 22 апреля заместителя Верховного главнокомандующего Маршала Советского Союза Жукова вызвали в Ставку для обсуждения летне-осенней кампании 1944 г. В тот же день в 17 часов состоялось заседание Генерального штаба Красной армии, на котором было решено осуществить основной удар силами наступающих в Белоруссии фронтов[231 - Освобождение Белоруссии. 1944… С. 16.]. Бывший в то время начальником Генерального штаба Маршал Советского Союза А. М. Василевский вспоминал, что начиная с 23 апреля с юга, в частности с Крымского полуострова, приступили к выводу сил на белорусское направление[232 - Василевский А. М. Дело всей жизни. М., 1978. С. 389.].

Этим событиям предшествовали весьма успешные наступательные операции РККА на правобережной Украине, в результате которых образовался «Белорусский балкон». Линия фронта проходила с севера на юг от Витебска до Бобруйска, а затем поворачивала на восток и далее шла вдоль районов Полесья, доходя почти до советско-польской границы. Поэтому в конце мая советское верховное командование, исходя из построения обороны противника, после долгих совещаний окончательно утвердило план: силами 3-го и 1-го Белорусских фронтов нанести удар по сходящимся направлениям на Минск; на первом этапе эти фронты проводили фронтовые Витебско-Оршанскую и Бобруйскую операции соответственно. В центре перед фронтом Рокоссовского простирались полесские болота. Ему предстояло провести операцию, которая, согласно плану всего наступления в Белоруссии, должна была стать одной из ключевых. На втором этапе войскам именно 1-го БФ предстояло соединиться с 3-м БФ под Минском, окружив все немецкие части, располагавшиеся в треугольнике Бобруйск – Минск – Витебск.

Однако в конце апреля общего плана проведения операции еще не было – в Ставке только начали принимать предложения от командующих фронтами. 24 апреля в кабинете Сталина Рокоссовский изложил свой план наступательной операции. Так как он находился в кабинете с 21:20 до 22:30 вместе с заместителем начальника Генштаба генералом армии А. И. Антоновым и заместителем начальника Оперативного управления Генштаба генерал-лейтенантом А. А. Грызловым[233 - На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И. В. Сталиным (1924–1953 гг.). Справочник / Научный редактор A. A. Чернобаев. М.: Новый хронограф, 2008. С. 431.], вероятнее всего (с учетом принятого 22 апреля решения о наступлении в Белоруссии), там обсуждались именно дальнейшие действия 1-го БФ. План Рокоссовского в первую очередь касался левого участка фронта, что подтвердил и заместитель командующего 1-го БФ по тылу генерал-лейтенант Н. А. Антипенко: «Из бесед с Рокоссовским и Малининым стало ясно, что главный удар по противнику будет наносить левое крыло фронта – со стороны Ковеля на Люблин»[234 - Антипенко Н. А. Рядом с Г. К. Жуковым и К. К. Рокоссовским (Очерки). М., 2001. С. 23.].

Первый план действий 1-го Белорусского фронта (апрель 1944).

26 апреля Рокоссовский с начальником оперативного управления штаба фронта ген. – майором И. И. Бойковым вновь прибыл в Генштаб, где представил наметку планов наступления на Бобруйском и Ковельском направлениях[235 - ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2356. Д. 33. Л. 25.]. План действий правого крыла фронта под Бобруйском предусматривал нанесение удара по сходящимся направлениям: 48-й (4 сд) и 65-й (5 сд) армий – у р. Березины (всего 9 сд), и 3-й армии из района Рогачева (10 сд) в общем направлении на Телушу, Титовку. По смыслу план, отправленный 12 мая в Ставку, будет именно таким. В журнале боевых действий 1-го Белорусского фронта за июнь читаем: «При поездке в Генеральный штаб 26.4.44 г. командующего войсками фронта и начальника оперативного отдела была сделана, в соответствии с полученными указаниями, наметка плана операции на Бобруйском направлении. Тогда же, по указанию командующего войсками фронта, начальником оперативного отдела был набросан на карте план операции войск левого крыла фронта»[236 - ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2356. Д. 256. Л. 4.]. Именно на «левом крыле фронта» до начала мая командование 1-го БФ будет планировать главный удар, обходя труднопроходимые районы Полесья. Так рождался первый план наступательных действий 1-го БФ, о котором напишут все биографы Рокоссовского по изданным в 1968 г. воспоминаниям бывшего начальника Оперативного управления Генштаба генерал-полковника С. М. Штеменко.

В конце апреля штаб 1-го БФ подготовил общий план наступления своих войск. Согласно мемуарам Штеменко[237 - Штеменко С. М. Указ. соч. С. 174.] и Рокоссовского[238 - Рокоссовский К. К. Указ. соч. С. 281–282.], операцию планировалось провести в два этапа: на первом, продолжительностью до 12 дней, силами четырех армий следовало захватить вражеские позиции по восточному берегу р. Западный Буг на участке от Бреста до Владимир-Волынского, обойдя таким образом правый фланг группы армий «Центр»; на втором – задействовать уже все силы фронта с целью разгромить бобруйскую и минскую группировки противника. Левофланговые армии должны были из района Бреста прорваться в тыл врага на Кобрин – Слоним – Столбцы, обходя полесские болота с севера. Второй удар наносился правым крылом фронта из района Рогачев – Жлобин в общем направлении на Бобруйск – Минск. На всю операцию с учетом подготовительного периода требовалось до 30 дней. Успех обходного маневра гарантировался только при условии усиления обходящего левого крыла фронта одной – двумя танковыми армиями, так как, по данным штаба 1-го БФ, на брестско-ковельском направлении было сосредоточено ? находящихся перед фронтом всех сил противника[239 - ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2356. Д. 113. Л. 87.]. «Такой замысел представлял значительный интерес и служил примером оригинального решения наступательной задачи на очень широком фронте… – писал Штеменко. – К сожалению, Ставка не имела возможности в сложившейся тогда обстановке выделить и сосредоточить в районе Ковеля необходимые силы и средства, особенно танковые армии. Поэтому чрезвычайно интересный замысел К. К. Рокоссовского осуществлен не был»[240 - Штеменко С. М. Указ. соч. С. 174–175.].

К этому стоит добавить, что, по воспоминаниям Жукова, «в конце апреля И. В. Сталин принял окончательное решение о проведении летней кампании, в том числе и Белорусской операции, и дал указание А. И. Антонову организовать в Генштабе работу по планированию фронтовых операций и начать сосредоточение войск и материальных запасов фронтам»[241 - Жуков Г. К. Указ. соч. С. 219–220.]. Получается, что именно в конце апреля выяснилось, что изначальный план Рокоссовского не может быть претворен в жизнь из-за нехватки резервов. Значит, по указанию СВГК продвигавшийся еще с конца марта штабом 1-го БФ план должны были пересмотреть. Первый план действий фронта Ставка не приняла и предложила его сократить, о чем впоследствии писал Штеменко: «Сосредоточились на урезанном варианте операции севернее припятских лесов и болот. Перед тем мы снова запросили соображения командующего 1-м Белорусским фронтом, указав на перспективу подчинения ему 28-й армии и 9-го танкового корпуса»[242 - Штеменко С. М. Указ. соч. С. 176–177.].

Точную дату отправки в штаб 1-го БФ сообщения Ставки о необходимости пересмотра плана его действий установить не удалось, однако на собранном 4 мая Военном совете фронта уже четко оговаривалось, что из резерва СВГК выделяется 28-я армия[243 - ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2356. Д. 26. Л. 38.]. Следовательно, данное сообщение могло быть отправлено между 28 апреля (принятие Сталиным окончательного решения о наступлении в Белоруссии) и 4 мая. Уже 12 мая новую редакцию плана направили в Ставку, которая, бесспорно, дав указания пересмотреть первоначальный вариант, определила конкретные сроки на доработку документа. Так, вызванный в Москву в начале мая Баграмян вспоминал о разговоре с Антоновым, сообщившим ему, что «примерно в середине мая Ставка намерена совместно с командующими войсками фронтов рассмотреть и утвердить окончательный ее замысел и план подготовки»[244 - Баграмян И. Х. Указ. соч. С. 296–297.]. Таким образом, времени на переработку плана операции у штаба 1-го БФ почти не оставалось.

4 мая 1944 г. Рокоссовский провел совещание (присутствовали командующие 3, 48 и 65-й армий, командующие артиллерией этих армий, а также начальники тыла и артиллерии фронта, заместители командующего фронта по родам войск и командующий 16-й воздушной армией) и озвучил поступившие указания высшего командования по проведению операции с целью выхода войск фронта на дороги восточнее Бобруйска, т. е. на восточный берег р. Березина. В имеющейся в фонде оперативного управления штаба 1-го БФ записке о ходе совещания[245 - ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2356. Д. 26. Л. 38–41.] присутствуют именно слова «указания высшего командования». То есть, по-видимому, план действий войск фронта на правом фланге Рокоссовским был обговорен со Ставкой и в общих чертах утвержден.

На совещании командиры армий выступили с докладами с соображениями по осуществлению операции, целью которой был выход на дороги восточнее Бобруйска. Генерал Горбатов доложил, что прорыв 3-й армии будет осуществляться с плацдарма в районе Бол. Коноплицы и севернее, с форсированием р. Друть. Для выполнения задач армия нуждается в 6 тыс. человек пополнения. Кроме того, Горбатов просит выделить ему 1-й гв. танковый корпус для развития успеха войсками армии. Он же докладывает, что 193-й танковый полк 3-й армии не имеет матчасти и не боеспособен. А армии для успешного наступления к началу операции требуется до 100–120 танков. Также армии для усиления нужна хотя бы одна минометная бригада, кроме того, Горбатов отмечает, что два полка реактивной артиллерии, предназначенные для поддержки армии, до сих пор в армию не прибыли.

Командующий 48-й армией генерал Романенко планирует наступать между р. Ола и р. Березина через м. Щедрин с дальнейшим выходом на ж/д Жлобин – Бобруйск. Для этого он просит выделить ему 42-й стрелковый корпус, который Горбатов собирался использовать для вспомогательного удара в своей полосе. После того как Романенко отверг возможность успеха наступления через р. Днепр, Горбатов, съязвив, «выразил сомнение» в том, что части 48-й армии пробьют лесной массив на направлении главного удара. Подчеркну, что именно этот аргумент, а именно – невозможность наступления на участке 48-й армии, по мемуарам Рокоссовского, станет главной причиной пересмотра плана действий его войск.

Затем выступал Батов. Он предлагал нанести удар армией на Паричи в обход болотистого массива южнее Паричей с юго-запада. Батов подчеркнул, что этот удар в основном одобрен командующим фронтом. Командарм 65-й предлагал начать операцию раньше 3-й армии, при этом та должна будет начать наступление не позже, чем через двое суток после начала наступления войсками 65 и 48-й армий. Батов просил для поддержки выделить армии артиллерийскую дивизию.

Выступивший затем Рокоссовский предложил командармам провести разработку и планирование операции с учетом своих сил и средств усиления[246 - ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2356. Д. 26. Л. 38–41.].