Третья смена

Он опустился на корточки, подпёр дверь спиной. Глаза Чертовки привыкли к темноте, и теперь она хорошо различала его силуэт.

Оцепенение проходило. Она медленно попятилась к лестнице.

– А он до последнего не верил. Не верил, даже когда я поедал его печень. Я видел его воспоминания. Город. Огромный. Живой. Вкусный. Осталось подождать.

Хвост коснулся ступени. Чертовка кинулась вверх, вылетела на круглую площадку. Несколько голубей взвились под купол. Но ей сейчас не до них.

К счастью, окно было открыто. Она прислушалась. Но за воркованием голубей и шорохом их крыльев она не могла разобрать других звуков. Разве что едва уловимый хруст…

Она прыгнула на раму окна, лапой попробовала холодный камень карниза. Один бок холодил камень, на другом шерсть обдувал ветер. Она выбралась на крышу веранды, перебежала на другую сторону. Костры по-прежнему горели. Дети прыгали через них, что-то кричали. Глупые. Неужели не чуют, что зверь теперь среди них?

Эпилог

Вагон покачивало. Мерный стук колёс навязывал сон, окунал в дремоту. В сумке было темно и уютно, но душно. Поэтому Чертовка высунула голову и потёрлась ухом о тёплый локоток.

Вера сидела рядом с окном, на коленях лежали несколько листов отсыревшей бумаги. Где она их нашла? Тихий, но отчётливый запах плесени и земли намекал на подвал усадьбы. Баба Нина часто посылала девочку туда, и она возвращалась с какими-то банками. Видать, нашла что-то ещё.

Запах сырости, однако, недолго властвовал над обонянием Чертовки. Потому что с другой стороны доносился яркий и манящий, тревожащий душу запах котлет. Рядом сидела баба Нина.

– … вишь ты какое дело, – взволнованно шептала она соседке. Та слушала, выпучив глаза, отчего брови скрылись под цветастым платком. – Прямо из окна вывалился, чертёнок. Из окна часовни. Тут-то и закрыли наш лагерь. Вот, возвращаемся с внучкой.

Вера при её словах о мальчике вздрогнула. Взгляд оторвался от записей, и она посмотрела в окно. Капли дождя ползли по стеклу медленно, лишь слегка отклоняясь при каждом покачивании вагона.

Интересно, о чём думает Вера? О записях? О Мише? Или об этом мальчике, Славе?

Мальчик. Память услужливо вспыхнула, вырисовывая бледное лицо, комками застывшую кровь и мух. Мух Чертовка помнила особенно хорошо. Они так изящно летали над Славой, путались в слипшихся волосах, заползали в щель между губами.

Над мальчиком, над мухами, над растерянным лицом директора хлопали крылья голубей.

Родители приезжали сплошным потоком. В окне огромной чёрной машины мелькнула довольная ухмылка Лёши. Кажется, ему надоело ждать – смерть Славы закрыла лагерь за неделю до конца смены. Большой город слишком манил зверя.

Чертовка не могла его винить, каждому зверю нужна еда. И несмотря на то что её электричка ползла в ту же кормушку, Чертовка больше не боялась зверя. Ведь когда клетка полна кроликов, зачем кому-то муравей?

Мальчик, воспитанный лесом

Ксения Суетова @gorod_naberezhnih

Глава 1

Михей неуклюже обнял маму. Тоненькая и хрупкая она казалась больше похожей на старшую сестру. Анна ласково взъерошила его косматую густую шевелюру.

– Хорошей смены, сынок! Будь осторожнее!

– Да, мам, что может случиться?

Михей ехал в этот лагерь уже пятое лето и знал его наизусть. Простые деревянные домики на берегу реки, умывальники на улице, баня раз в неделю. Многие дети возмущались, увидев чересчур скромные условия, но Михею всё было по душе – в городе он задыхался.

Часто он старался держаться в стороне от сверстников. Отличался от них и внешне – выше на голову и гораздо крупнее. Отряд, в котором оказывался Михей, всегда выигрывал соревнования по спортивному ориентированию. Ведь никто не знал лес так, как он!

Михей сбегал в рощу, когда заканчивались обязательные занятия. Среди деревьев чувствовал себя дома. Принюхивался, по-звериному шевеля ноздрями, вдыхал аромат прелой листвы и сосновой хвои. Лес будто доверял ему и открывал черничные места и земляничные полянки. Михей любил развалиться на ковре изо мха или прислониться спиной к тёплому стволу дерева. С азартом охотника смотрел, как плещется в реке рыба. Часто ему хотелось остаться в лесу – не возвращаться в лагерь. Но знал, что вожатые сразу позвонят маме. А волновать её он не любил.

Михей отодвинулся от мамы:

– Да что может случиться? Только… – начал он и замолчал.

– Что сынок? – с тревогой спросила Анна.

– Нет-нет, ничего!

– Электричка отправляется через десять минут! – прокричали вожатые.

Михей чмокнул маму в щеку. Анна заметила, каким лёгким для двенадцатилетнего мальчишки движением он подхватил свою сумку и чемодан рядом стоящей девочки и закинул их в вагон.

На перроне гудела привычная суета. Дети махали из вагона родителям, родители с перрона – детям, мама Михея – сыну. Только Михей не махал. Спрятав руки в карманы, он тепло и немного взволнованно улыбался.

Когда электричка тронулась, он посмотрел на свои потемневшие ладони.

– Надо было спросить, – подумал Михей.

– Надо было рассказать, – подумала мама, глядя вслед удаляющемуся поезду.

Глава 2

Мерное постукивание колёс убаюкивало Михея.

Дети в вагоне галдели, обсуждая предстоящую смену. Кто-то ехал в лагерь впервые, кто-то был уже опытным.

Михей погрузился в воспоминания. Каждое лето в лагере приносило в его жизнь новые навыки.

В первый год однажды утром раздался звук подъёма.

– Ещё минутку полежу, – подумал Михей и перевернулся на другой бок. Голова нещадно болела, глаза не хотели открываться. – Только заболеть не хватало!

Кое-как встал, когда рядом зашебуршились другие ребята. Почти все ещё валялись, несколько человек слонялись по палате. Вид у мальчишек был весьма невыспавшийся.

В комнату, потирая пальцами виски, вошла вожатая.

– Шевелитесь, копуши! На зарядку опоздаем! – скомандовала она, зевая и морщась.

Мальчики вышли на улицу, но не ощутили ожидаемой утренней прохлады. Вслед за ними спустились девочки. Они выглядели ещё более невыспавшимися.

Солнце палило нещадно. Кое-как доковыляли до стадиона.

Навстречу им, по направлению к столовой, шли другие отряды.

– А вот и наши сони! Все проспали: и зарядку, и перекличку. Между прочим, начальник лагеря приходил.

Дети в недоумении переглянулись, вожатая покраснела.