А потом у солиста сорвался голос.
Но Ула не сразу это заметила – она продолжала увлечённо петь, пока не обнаружила, что поёт одна и вся площадь на неё смотрит.
– Иди к нам! – позвали её с подмостков.
И Ула захотела сжаться, чтобы стать меньше зайца, но Алу схватила её за руку и вытащила на сцену.
– Мама ругается, когда я шумлю, – прошептала Ула.
– Мама-мама! – проворчала Алу. – Ты же любишь петь, и шуметь, и веселить народ. При чём здесь вообще мама?
Вместе они исполнили целых три песни! До того чисто и звонко, что аплодисменты всё не стихали. А потом музыканты угостили лисичек печёными яблоками в карамели и горячим шоколадом.
Солнце скрылось за лесом.
– Пора домой, – вздохнула Ула.
И Алу радостно отозвалась:
– Так вперёд! Давай наперегонки?
Они побежали по золотой от заката реке, твёрдой и гладкой, в жемчужинах мёрзлых пузырьков воздуха, побежали по пушистым, словно взбитый сливочный крем, сугробам, пока не остановились перед свисающим из окна хвостом простыни.
Ула замерла, и Алу никак не могла сдвинуть её с места.
– Я так виновата перед ними! Что я им скажу?
– Как есть, так и скажешь! И про шута скажешь, и про рукавицы, и про выступление своё, и про яблоки с карамелью! Великолепный же получился день!
Ула мотнула головой и только плотнее сжала зубы. И тогда Алу недобро сощурилась:
– До захода солнца одна из нас должна вернуться домой.
– Одна из нас? – растерялась Ула. – Но я боюсь.
– Как знаешь, – прорычала Алу и, придерживаясь за простыню, влезла в окно.
И сразу стемнело.
Ула помёрзла, потопталась и всё же схватилась за простыню и полезла наверх, но…
…Окно оказалось закрыто.
Едва сдерживая слёзы, Ула прижалась носом к стеклу. На столе горела красная свеча, мама сидела в кресле-качалке, и Алу клубочком свернулась у неё на коленях – как в детстве любила засыпа?ть Ула.
– Мам… – прошептала она, но закричать побоялась.
И войти через дверь тоже побоялась – только беззвучно плакала и держалась холодными пальцами за простыню.
– Ты так совсем замёрзнешь, – раздался мелодичный голос, и зазвенели колокольчики.
Ула вздрогнула – на голых ветвях сидел золотой шут, совсем как тот, что разбился утром! Только живой и ростом с Улу. Его изящный нос пересекала трещина, и кисть казалось какой-то… приклееной?
– Да, всё можно починить и исправить, – улыбнулся шут.
– Но я так виновата! Я такая плохая! И Дед Мороз мне ничего не подарит!
– Почему?
Какой глупый шут!
– Потому что я плохая девочка.
– А ты уверена, что Дед Мороз дарит подарки только хорошим девочкам?
– Мама так говорит.
– Мама, конечно, права, просто она… взрослая и успела кое-что позабыть про Деда Мороза.
– Тебе-то откуда знать? – грустно спросила Ула. – Ты же не Дед Мороз.
– Не Дед Мороз, – согласился шут, – но я неплохо его знаю. И знаю, что подарки он дарит всем детям. И не дарит взрослым. Как ты думаешь, почему?
Ула пожала плечами.
– Дети никогда не врут, – подмигнул шут. – По крайней мере, не врут самим себе.
Ула смотрела недоверчиво. На морозном небе загорались первые звёзды.
– Загляни в свою комнату, кого ты видишь?
Ула послушно прильнула к окну. Алу по-прежнему спала на коленях у мамы, которая плавно покачивалась в кресле.
– Я вижу себя, – всхлипнула Ула. – Только хорошую себя, которую мама любит.
– Разве Алу все делала «правильно»?
– Нет.
– Она всё делала искренне. И не побоялась честно признаться маме.
Ула кивнула и уткнулась носом в стекло. Звёзды искрились на морозном узоре.
– Алу – это я.
И в тот же миг Ула оказалась по другую сторону стекла, на коленях у мамы, которая тихонько напевала колыбельную.
Месяц светит из окна,
Нашей Уле спать пора.