Фрунзенск-19. Закрытый и мертвый

В детстве они с ребятами проводили все лето, бегая в этих посадках, объедаясь мелкими зелеными яблоками и прибегая домой лишь под вечер. Старики рассказывали, что когда-то на этом пустыре стояли сколоченные наспех деревянные домики с огородами и приусадебным хозяйством – небольшая деревня строителей и рабочих, приложивших руки к возведению НИИ имени Фрунзе. Впоследствии всех строителей репрессировали и расстреляли, чтобы сохранить в секрете Научно-исследовательский институт, воссозданный по передовой технологии того времени, а также для того, чтобы сохранить в секрете Фрунзенск-19, но отец говорил, что все это не более, чем глупые выдумки.

Пацаны хвастались друг перед другом историями, в которых за ними гонялись призраки расстрелянных рабочих, – интересно, а нынешняя молодежь знает о существовании подобных суеверий? Вообще, за недолгое время своего существования закрытый город оброс сплетнями и легендами, но в современный век компьютерных технологий большая часть городских баек благополучно забыта, отброшена за ненадобностью вместе с выросшими сверстниками Кирилла.

Молодой человек помнил, как выглядел пустырь во времена его детства – многочисленные шалаши и картонные дома, сложенные руками соседских мальчишек. Теперь же здесь было пусто, современная молодежь ушла на новые спортивные площадки, или сидит с телефонами во дворах на скамейках, времена Тома Сойера канули в лету.

Пустырь закончился и колеса электрического самоката загремели по щебенке, разбросанной вдоль дороги. Машин было мало, но временами они, оглушая басами, проносились мимо, и Кирилл не решался выезжать на асфальт. Грохот очередного рейсового автобуса он услышал издалека, выпучив глаза от спертого воздуха, в салоне тряслись сонные пассажиры. Через пять минут езды слева от дороги показалось огороженное забором и обнесенное колючей проволокой унылое здание колонии общего режима – Фрунзенское исправительное учреждение, впрочем, тут все было, что называется – имени Фрунзе.

В это раннее майское утро за распахнутыми воротами колонии № 9 вовсю кипела жизнь. Два десятка бритоголовых заключенных, одетых в одинаковые серые робы, делали вид, что построились в шеренгу, и заслышав от высокого мужчины в военной форме свою фамилию, вяло откликались, делая шаг вперед. Военный вставлял в свои реплики шутки и прибаутки, кто-то из заключенных коротко хохотнул, в целом это учреждение не сильно походило на тюрьму.

Высокий мужчина с сутулыми плечами улыбнулся Кириллу, и парень улыбнулся в ответ. Незнакомец смутился, но помахал рукой, приветствуя Кирилла, молодой человек помахал ему. Военный что-то прокомментировал по этому поводу и заключённые дружно засмеялись, глядя на своего соседа, тот, опустив голову, продолжал улыбаться.

К институту Неклюев подъехал уже без пяти минут восемь, – «есть еще время в запасе, если не наскочу на руководство, то никто не узнает, что опоздал», – но не тут-то было. В дверях он едва не столкнулся с сердитым Филином, оживленно спорившим с заместителем начальника лаборатории физико-химической биотехнологии, в которой имел удовольствие трудиться Кирилл.

Альберт Исаакович Левитац всегда имел вид насупившегося недовольства, того и гляди – налетит и клюнет, за что и получил от Борика прозвище Филин, которое быстро разошлось по институту, впрочем, как и другие крылатые шутки Славки Борисова.

– Вы что себе дозволяете, молодой человек? – бросил Филин, переводя взгляд с часов на Кирилла, – вздумали опаздывать на работу, да еще и в такой ответственный момент?

Беляев Сергей Аркадьевич посмотрел на настенные часы, и сделав вывод, что до начала рабочего времени у Неклюева есть целых три минуты, замечаний своему подчиненному делать не стал.

– Я вас спрашиваю, Кирилл Григорьевич, вы так много сделали для науки, что решили сотворить себе поблажки? – продолжал допекать Кирилла зловредный Филин.

Кирилла не удивило, что Альберт Исаакович знал его отчество. Неклюев-старший пользовался почетом и репутацией у всего НИИ, отчасти это и являлось причиной постоянных придирок злопамятного Левитаца, -попробовал бы ты с моим отцом говорить в таком тоне, небось приходилось заискивающе улыбаться при встрече, – подумал Кирилл, разумеется не вслух.

– У меня еще целых две минуты, чтобы попасть на рабочее место, Альберт Исаакович, с вашего разрешения я не буду задерживаться.

Филин, остолбенев от подобной наглости, рассматривал Кирилла сверху вниз, сквозь толстые очки в роговой оправе. И когда Неклюев-младший уже было решил, что на этот раз нагоняя не избежать, Левитац вдруг как-то неожиданно вздохнул и сказал, снизив интонацию до доверительно-отеческой.

– Видите ли, Неклюев, в настоящий момент наш институт находится на пороге научного открытия, которое, не побоюсь этого слова, может перевернуть все наши представления о современном мире науки и техники, так что, я бы попросил вас быть более пунктуальным, во всяком случае, на это время.

Сбитый с толку такой формулировкой, Кирилл Неклюев проследовал на рабочее место, слыша за спиной продолжающийся спор двух светил современной науки.

– Я уже, кажется, говорил вам ранее, Сергей Аркадьевич, и повторю сейчас – дело не только в длительности импульсной переменной, но и в последовательности самих импульсов! Мы не просто так уловили сигнал, нам показывают последовательность действий, а мы до сих пор не можем их воссоздать в точности!

Двери лифта бесшумно закрылись, дальнейшую часть разговора Кирилл уже не услышал.

Люба

С формальностями Леонид Васильевич управился быстро, и уже через каких-то пятнадцать минут протягивал девушке листок с регистрацией.

– Временная, – пояснил он, – в течении двух недель необходимо явиться в паспортный стол, там уже все оформят чин – по чину… ну ты и сама все знаешь, – улыбаясь, напутствовал добрый старик.

Дорога домой заняла у девушки еще четверть часа – маловато, чтобы собраться с мыслями, но вполне достаточно, чтобы привести их в порядок. За два года ее отсутствия город совершенно не изменился – все те же полупустые улицы и однотипные пятиэтажные дома, после Питерских высоток они казались родными и близкими.

– Ой, Любочка! Ты ли это? Что-то я давно тебя не видела, работаешь, поди, с утра до вечера? – энергичная, улыбающаяся старушка остановила девушку возле дома – соседка по подъезду, но с какого этажа, этого Люба уже не помнила.

– Добрый день, Маргарита Ивановна! Меня не было в городе, я по работе уезжала.

– Ах, вот оно что, а я-то все голову ломаю, куда ты пропала!

Дальнейших расспросов от соседки не последовало и в голове снова всплыл вопрос, – что скажет отец? Разговора с отцом она боялась больше всего на свете, страх вспыхнул уже давно. Просыпаясь ночами в прокуренной тесной квартире, она долго лежала без сна, прижимаясь к спящему Игорю в тщетных попытках развеять кошмар. В ночных кошмарах она всегда возвращалась домой, ведомая обстоятельствами непреодолимой силы, а дома ждал серьезный разговор с отцом.

И в самом деле, что можно было в свое оправдание сказать родителям? Как объяснить свой внезапный отъезд – импульсивное решение, вызванное простым звонком по телефону. Раз в месяц из Мексики звонила сестра: – как дела? – у меня все хорошо, а у тебя? Что на этот вопрос могла ответить Люба? Ни мужа, ни детей, ни престижной работы – нужно было что-то менять, и она решилась.

Полчаса бесформенных пререканий с родителями, выписка из паспортного стола с разрешением на выезд и рейсовый автобус до ближайшего областного центра, там уже она взяла билет на поезд с конечной станцией Санкт-Петербург. Стоит ли вспоминать, что за два года она всего трижды говорила с родителями? О том, что их дочь год назад сменила фамилию, родители Брониной не подозревали.

Дверь в квартиру открыл отец, – «значит на звонок я все-таки нажала». С минуту он молча рассматривал дочь, удивляясь произошедшим в ней переменам, затем посмотрел на количество пакетов, сиротливо расставленных на резиновом коврике у двери, и подняв вверх кустистые брови, саркастически произнес:

– Уго, как ты прибарахлилась! А уезжала-то с одним чемоданом!

Только теперь Люба вспомнила, что у нее действительно был чемодан, но куда же он делся впоследствии, на это ее память ответа не давала.

– Ну и долго ты собираешься на пороге стоять? Если оркестра ждешь, то напрасно, мы с матерью о твоем приезде не знали, уж не обессудь, что встречаем без музыки.

Николай Михайлович выхватил пакеты из рук нерешительной дочери и отошел от двери, давая той возможность войти. Вместо него на пороге появилась мать и удивленно всплеснула руками. Тут Люба не выдержала, из ее глаз фонтаном брызнули слезы. Вопросы и всхлипывания летели градом, – на долго ли? Что случилось?

– Ну хватит, хватит! – повысив голос, прокричал отец, – пусть сначала ванную примет, поест нормально, а потом уже пытать будешь!

Через полчаса самый суровый отец в мире, а по совместительству – заместитель главного врача областной больницы города, простил дочери решительно все грехи прежней жизни.

– Ладно, – отмахнулся Николай Михайлович на все тщетные попытки дочери объяснить родителям причины своего бегства, – ладно, это все в прошлом… ты мне скажи, что дальше будет.

О дальнейшей судьбе Любовь Николаевна пока не задумывалась, все ее мысли упирались в неизбежный разговор с родителем, который, собственно, уже состоялся. И правда, – что дальше?

– У вас поживу, если вы, конечно, не выгоните.

У кухонной мойки зазвенела посуда, мать тихо охнула.

– Ты нам на жалость не дави! – слова отца прозвучали мягче, чем этот взгляд суровых глаз, – здесь твой дом и покуда я жив, никто тебя отсюда не выгонит!

Опять послышался звон посуды.

– Да ну вас обеих, – разозлился отец, – я вот о чем спросить хочу… чем жить станешь, какие планы на будущее, может какая помощь нужна?

На этот вопрос у Любы уже был заготовлен ответ. Выросшая в семье врачей, в которой даже младшая сестра пошла по стопам родителей, от нее ожидали такого же будущего, и на этот раз она точно не подведет.

– Я бы к вам в больницу устроилась. Медсестрой, если возьмете! Или в поликлинику к маме… да хоть в регистратуру – бумажки перебирать.

Мать оживилась, но главой семьи являлся отец.

– Бумажки перебирать – дело нехитрое, тут и медицинского образования иметь необязательно! А у тебя, между прочим, за спиной медицинский колледж, а в кармане диплом медсестры. Я бы взял тебя работать на скорую помощь. Врачей не хватает катастрофически, уж на некоторые вызовы может и бригада фельдшеров выехать, во главе с медсестрой.

Суровый взгляд отцовских глаз снова уперся в Любу, видимо отец ожидал споров и разногласий. Работа в бригаде скорой помощи не самое лучшее место для молодой девушки, и старая Люба так бы отцу и ответила. Но новая Любовь уже несколько отличалась от прежней.

– А что, если места есть, я бы с удовольствием попробовала поработать!

Николай Михайлович оставался серьезен, но его глаза начинали оттаивать. И вот уже через две недели бывшая продавщица овощного киоска переквалифицировалась работать в больницу.

…