Ветер наших берегов

Ветер наших берегов
Максим Сергеевич Макаров

Продолжение книги "Ветер наших берегов" (третья часть). Балтик с подругой преодолевают все трудности и наконец-то осуществляют свою мечту.

Максим Макаров

Ветер наших берегов

– Полкан, я волнуюсь за Дженну. Надо как-то ей помочь. Но все слова ее лишь расстраивают!

– Это все Ирка! Навела упаднический тон – за это надо хвост оторвать, а потом повесить! Но формально к ней не подкопаться. Даже если б мы от нее избавились – кому станет легче? Мне? Да ну ее! Балтик, ты прав, надо что-то делать. Я слышал, из всего этого могут развиваться опасные вещи. Но я абсолютно не знаю что предложить! Может, Машу позвать?

Я поскреб лапой о доски забора.

– Вероятно, Маша лучше чувствует женскую психологию. Полкан, а вдруг Дженна еще больше огорчится, и решит, что мы вызываем Машу, поскольку сами не хотим помочь?

– Ох ты. А как же быть?

Мне всегда казалось, что в упадничество впадают только лица морально слабые, ненадежные и несерьезные в плане работы. Уже в первый год мы видели собак, жизнь которых целиком сводилась к вою о своей тяжелой судьбе. Надо сказать, кое-кто действительно был серьезно потрепан; но они не делали абсолютно ничего, чтоб исправить ситуацию. Кругом много несправедливости, порой очень жестокой, и надо бороться с ней, а не страдать в печальных позах. Удивительно, но даже вполне благополучные псы предаются упадничеству, только вот громко выть им мешает воспитание. Такие псы сидят и разговаривают скорбными голосами. Мне никто из них не нравится. Тем более что все упаднические типы являются отрицательными в мировом искусстве. Кем, скажите, был Печорин? Разве он был порядочный человек? Неудивительно, что ему нравились тягостные мысли. Но Дженна… Она ведь замечательна!

Ей не хочется говорить, и не хочется играть (хотя мы умеем делать разные трюки). У Дженны всегда был большой интерес к музыке, но теперь она отворачивается от всего (не говоря уже о том, что она почти перестала что-либо есть). Я боюсь стать для нее навязчивым и грубым. Но – должен же я что-то сделать.

Пока лишь я делаю мелкие ошибки. Какое-то затмение находит. Полкан тоже иногда ошибается. Ребята теряют след, вместо сапог ищут галоши, забывают, сколько десятков в сотне и как пахнет канифоль. Работа идет, хотя мы ошибаемся.

Я сам однажды – побежал не в ту сторону и схватил бабку за подол – под которым ничего не было. Бабка несла 2 огромных корзины, и я подумал, она хочет спекулировать краденным, хотя точных запахов не было. Бабку задержали, стали обыскивать, извинились и отпустили. Бабка сдвинулась и вдруг стала громко ругать советскую власть. К ней опять подошли, сделали внушение. Затем инспектор потянул меня назад, а районный участковый, гражданин Сидячев, стал что-то вытаскивать из корзины. Вероятно, в чем-то бабка была виновной. Но я потерял основной след!

У Некрасовского сквера Феня подрался с домашним догом. Прибежал еще один дог, и они бы очень хорошо могли врезать, но вовремя подоспела милиция. Феня не мог объяснить, что заставило его лезть в драку, он только твердил, что они «чересчур уж здоровые». При этом Феня не крупней овчарки – если он хотел драться просто так, шансов на успех было крайне мало. Конечно, зная приемы, можно одолеть очень сильных соперников, но Феню не обучали этому. Его учили только розыскной работе. Полкан велел запомнить дом, откуда вышли доги. Мне лично нет до них никакого дела, если их склоки – исключительно собачьи. Зато меня часто раздражают люди. На шумной улице все шли, шли, и со всех сторон было очень тесно. Один полустарик (не совсем дряхлый, но уже вполне седой) о чем-то проворчал, и как мне показалось, хотел пнуть Дженну ногой. Я залаял дико. Люди, конечно, остановились и стали спрашивать шепотом: что, что такое? Я лаял и не мог остановиться. Инспектор, который сопровождал нас, не вмешивается: он уже видел, как мы с Полканом перекусываем палки и даже узкие доски. А я кричал злым голосом.

– Балто, прошу тебя не надо! – прошептала Дженна.

Я слегка успокоился. Но по дороге в Отдел я рычал и огрызался на тех, чей вид казался мне подозрительным.

Октябрь начал сбивать листву. Уже месяц как мы живем в милиции на «постоянной основе». Однако помехи не прекращаются. В довершение всего Славин поругался с завом, а тот в отместку снял его со спецзадания, которое Славин долго планировал. В Хабаровске главным будет… Ядигер? У него явно есть свой взгляд на то, как следует искать следы, ведущие к золоту, но непонятно, нашел ли он уже что-нибудь, пока гонял нас вдоль моря.

Группа будет небольшой. С Ядигером поедут два инструктора и двое из нашей команды.

– Что тут думать. Полкан, Балто. Самые умелые – сказал зав.

Полкан вздернул голову. Я застеснялся – но тут же вспомнил про Дженну. Оставить ее одну сейчас никак нельзя, надо что-то придумать, причем – буквально сию минуту. Меня словно подтолкнуло изнутри – я прошел мимо зава, встал рядом с подругой и начал теребить ей ухо. Со стороны могло показаться, будто я говорю ей что-то по секрету.

Зав посмотрел на нас.

– Ты предлагаешь взять ее тоже? Да, у нее получается искать очень редкие запахи. Поедете с ней?

Ядигер задвигал скулами, и сказал, что ему все равно.

Мы поехали втроем!

– Поздравляю! У нас теперь семейное предприятие.

Дженна мягко улыбнулась:

– Полкан, ты путаешь. Семейное предприятие связано с деловой активностью, с бизнесом.

– А здесь же еще хуже. Намечается создать большой шорох среди жуликов. Правда, я не знаю, успели ли наши уведомить Хабаровский Угрозыск. Наверное, сообщили, что будет группа, но последних оперативных данных… – стук над головой – не передавали.

Опять стук. Ядигер гремит чем-то тяжелым. Его узкие глаза были злые, когда нас сажали в поезд, однако он пока еще не кричал в нашу сторону. Первый инструктор молчит, второй хочет что-то напеть, но стесняется Ядигера. Мы лежим на грязном полу и не можем толком посмотреть в окно.

Второй инструктор часто работал с Дженной. Славин называет его Ярмоленькой – вероятно, оттого, что тот слишком молодой и покрыт веснушками. Ярмоленька проходит срочную службу. Почти все сказанные им слова звучат забавно. На станции нас подвели к корыту с водой, но мы пить не стали. В других местах воды не давали вовсе. На пол сыпятся обрывки воблы, ее мы только нюхаем. Перед самым отбытием мы неплохо подзаправились благодаря Машеньке. Но без воды действительно неприятно.

По серо-белым шпалам мы въехали в Хабаровск (цвет шпал я заметил, когда мы вышли на перрон, а поезд почти сразу тронулся; он шел далеко на запад). Ядигер сообщил о секретных пакетах, которые запрещено вскрывать. Затем мы отправились в милицию.

– Золото?! – удивленно спросил дежурный на КПП.

Ядигер помахал перед ним распоряжением из Владивостока и ГлавУправления. Нас устроили во дворе отделения милиции, но мы почти не успели его рассмотреть. Ядигер сразу же начал действовать. С утра до вечера мы ходили.

Хабаровск очень велик – наверное, даже крупней Владивостока, который ограничен морем. Все псы на улицах смотрели подозрительно и молчали. Только один тип, явно помешанный, из числа бродяг, увязался за нами. Сперва он просто ковылял, затем стал кричать бессмысленные и противные фразы.

«Игнорируем» – решили мы.

Но тип, полный ядовитых блох, закричал еще громче. Я проверил: ремешок болтается непрочно. Можно сорваться. Мы подошли к перекрестку – пес как будто бы исчез – и ждали; но он возник вновь и заорал, стоя совсем близко. Если бы он кричал на меня, я бы вытерпел. Но он кричал еще про Дженну.

Я дернулся – прыгнул резко вбок и одновременно вверх. Инструктор не ожидал такого трюка, кроме того, я действительно резко дернул. Поводок мой на земле. Я ринулся на того типа и за 5 секунд ему навешал. Инструктор кричит. Я отпрыгнул назад (но успел разорвать типу лапы) и подбежал к инспектору. Меня схватили за шиворот. Я подчинился. В глазах моих нет того буйства, которого так боятся люди. Инструктор отпустил меня. Появился Ядигер и с размаху ударил меня сапогом в бок.

Я сжался. Он ударил еще раз, но я не сдвинулся с места, и не сказал ничего. Поводок опять на месте. Ядигер громко обругал всех нас, а потом опять скрылся. Это его тактика. Он идет как будто один, независимо от остальной группы.

– Молодец, Балт! – шепнул Полкан.

– Балто, тебе очень больно? – тревожно спросила Дженна. Ее глаза грустные и одновременно очень красивые. Когда мы вернулись поздно вечером, она легла рядом со мной и лежала, не отрываясь. Иногда спрашивала о самочувствии.

Ядигер кое-что нащупал – или даже нашел. Он повел нас в район, где расположено консульство Китая, и часто бывают китайские купцы. Отсюда привозят огромное количество духов, которые затем продают в комиссионные магазины по очень низким ценам. С другой стороны, след духов чувствуется в районе вокзала, откуда рельсы идут к Владивостоку. Некоторые из духов продают гораздо дороже. Где-то здесь воруют и переправляют золото. Мы не обнаружили путей, по которым золотой песок плывет через реку – хотя это самый простой и близкий путь в Китай. Ядигеру вообще не удалось вывести нас на этот след. Он выяснял пути движения олифы. Насколько мы поняли из обрывочных сведений, в Хабаровске банки с олифой грузят на поезда, и часть из них выгружают еще до Владивостока, а во Владивостоке их уже скупают китайцы. Ядигер, ругаясь, заставлял нас по 5 раз обследовать одни и те же места. Насколько я понимаю, он искал посредников. Тех, кто знает об истинном составе банок, но сам их не покупает.

Химических заводов всего два, и оба производят лакокрасочные материалы. Ядигер с местными оперативниками ходил по разным адресам, выспрашивал, однако никого не задержали. И мы сами не видели жуликов. Все так здорово прятали следы, что никого нельзя было заподозрить. Мы только чувствуем, где лежат духи.

Оперативники сказали, что сами раскроют китайских контрабандистов духами, у них есть все необходимое. Но китайцы не являются ключевым звеном. Каких-то мелких подручных милиция зацепила, однако их решили сразу не брать. Расследование стало разворачиваться, и я был уверен, что главарей найдут. Ядигер вдруг повел нас на химзавод. По пути он зашел в одно учреждение (позвонить по телефону, решили мы); но буквально через минуту Ядигер вернулся. Поглядев на нас, он сощурился и сказал, что таким темпом не успеть никуда. Инспектор предложил: может быть, нам стоит побежать? Ядигер заорал. Внезапно он увидел грузовой автомобиль на другой стороне улице, ринулся туда и едва не прыгнул на капот. Показал водителю удостоверение. Водитель и Ядигер разом вздернулись. Они сели в кабину, и грузовик через улицу подъехал прямо к нам.

– Залазьте! – крикнул Ядигер. Инспектор стал дергать заднюю створку кузова, но она не опускалась.

– Этих на руках поднимать?

Мы разом фыркнули. Полкан (он был без поводка) чуть разбежался и одним махом запрыгнул в кузов. Ого, сказал инспектор, и отвязал нас с Дженной. Мы тоже запрыгнули. Потом инспектор стал карабкаться при поддержке Ярмоленьки. Грузовик тронулся.

Пришлось ехать довольно далеко. Мы зачем-то петляли по узким улицам, заглядывали в тупики. Уже на самой окраине города мы увидели красные высокие корпуса, красивые стены, сложенные из бардового кирпича, и такие же трубы. Очевидно, это было построено еще до революции. Здание у входа имело почти сказочный облик, с зубчатыми стенами и башенками, как в тереме. Очень хотелось рассмотреть, но Ядигер резко дернул за поводки. Мы побежали и сразу наткнулись на группу рабочих, которые шли с работы. Те посмотрели на нас с интересом. Ядигер повел нас куда-то вбок. Пройдя мимо резных стены и кирпичных зданий, мы увидели более новые постройки. Внезапно возник тупик. Мы видели открытые двери цехов, и, наверное, можно было пройти насквозь. Однако Ядигер велел нам бежать назад и едва не уронил фуражку. Ее на бегу поймал Ярмоленька. Ядигер бормотал:

– Скорей, скорей!

На бегу я чувствую запахи масла, однако они не совсем те. И как велик завод! Возникают все новые и новые здания – правда, не кирпичные. Впереди стоит громадная конструкция, обитая разными досками. Мы видели торцевую часть и фрагмент стены, к которой вплотную примыкает сарай. Конца здания совершенно не видно.

– Я – туда! Ты – смотри первый! А ты – там! – я не понял ничего. Но сотрудники, кажется, поняли Ядигера. Инспектор дернул за поводок меня и Полкана, а Ярмоленька повел Дженну назад.