Лапы волчьи, характер русский

– Покажь. Да, туго. Возьми мой. Этот подточить надо. А почему ты сам его не заточишь?

– Разве было время? – это сказал не Черепенников, а другой голос, очень спокойный и рассудительный. – Нам же объявили аврал только сейчас. А столярной частью ведает Климчук, он не любит, что его трогали…

– Да. Да. – Черепенников начинает махать новым рубанком. Внутренне он рад, что разговор о «хвостах» замяли. В этом помог Сыркин, парень с Чеховской улицы. Он всегда хранит самообладание, не сердится по мелочам, а если даже сердится, то не показывает этого и ведет себя исключительно корректно.

Сыркину поручили другую работу; сейчас все на корабле при деле. Ребята, поглядев, на Черепенникова, на то, как он опять согнулся, отошли, а потом опять начали лаять. Полкан шумел не затихая. Балтик лаял с перерывами, но резко.

– Братцы, тише. Дайте им что-нибудь поиграть.

Отыскали старую подошву и швырнули ребятам. Балтик понюхал ее, полизал; Полкан совсем охрип. Постепенно он стал затихать; Балтик подошел к нему и они вдвоем куда-то спрятались. Впрочем, их легко найти. Они лежат внутри скрученных вантов.

– Ничего им там?

– А куда они денутся? Мы же пока не ставим. Эй, хвостики!

– Р-р-р! – ответил Полкан.

Они лежали, прижавшись, и не вылезали. Если чувствовали запах Черепенникова, начинали рычать громче. Ходить по палубе им не хочется. Балтик привстал над вантами – напротив Сыркин что-то доставал из ящика. Он увидел Балтика и направил в него долото.

– Бац!

Балтик юркнул вниз. Он слышал, как по палубе разносится тонкий скрип, не страшный, но какой-то удивительно противный, неприятный. Братья лежали молча. Им казалось, что вслед за скрипом надвигается нечто страшное.

Они лежали так долго, до позднего вечера.

– Братцы, как дела? О-о, молодцы. А мы там разговаривали, разговаривали. Я прочел несколько лекций – в целях выпрямления рухнувшего графика культурно-просветительской работы.

– Угощали? – спросил боцман.

– Чуть-чуть. Да я же обычно не беру.

Боцман махнул рукой.

– А где ребята?

– Какие? С хвостами? Лежат на вантах.

– Выньте их. Уже холодно.

– Да они не поддаются.

К вантам подошли Тимоха и Мотя – их облаяли. Когда подошел Костя, Балтик с Полканом немного замялись, а потом стали негромко, но явно рычать.

– Они тут окопались.

Подошел Нестеров.

– Ребята, давайте.

– Гав-гав-гав!

– Ого! Вот так номер. Вы что? Испугались. Егор Федотыч, тут что-то было?

Боцман почесал живот.

– Да не было ничего.

Он полдня сидел у себя на кубрике, вырезал на заказ, и на палубу заходил, только чтобы дать новые указания. А еще он готовил на плите рыбу, очень ценную, и ему было не до пустяков.

– Пускай сидят. Мы их потом вынем.

– Ага. Палец отгрызут – пробормотал кто-то. Но уже смеркалось и все пошли отдыхать.

Полкан и Балтик лежали в напряжении, пока вконец не устали. Когда они заснули, их перенесли в коробку.

На следующий день они опять стали бегать, но уже с некоторой опаской. К Черепенникову старались не приближаться – но когда он, мимоходом, что-то выронил из кармана (тряпку, кажется), на испускавшую его запах вещь набросились и стали рвать. Балтик обнаружил карандаш, который был не Черепенникова, но имел тот же цвет, что куртка Черепенникова – на карандаш напали яростно, и спасло его лишь состояние зубов. Они лишь недавно прорезались, и грызть очень твердые предметы не получается. Днем ребята не ели ничего. Вечером Климчук объявил, что их «домик» лучше бы перенести с кухни на другое место. Нестеров не стал возражать. Ребят переместили поближе к самому большому кубрику, который все называют «кают-компания». Там нет каких-то особенных вещей или удобств, какие обычно бывают в кают-компании. Это просто небольшая комната, где проводят занятия, политбеседы или просто разговаривают.

– Вот ребята, ваша новая диспозиция. Хотите есть? Федотыч, что там имеется?

Боцман сунул миску утренней каши (правда, на молоке).

Ребята подумали и не стали есть.

– Не хотите? – Нестеров заметил, что окрас братьев заметно светлеет на ногах, и что кончики лап почти снежно-белые, особенно у Балтика. И на груди у него что-то видно. И Полкан не просто серый. Ребята с волнением смотрели на капитана, словно хотели что-то спросить. Но капитан скоро ушел.

То, что дал боцман, они есть так и не стали, каша та пропала. Всю ночь они ворочались во сне. Утром они очень внимательно следили за тем, кто пойдет на кухню.

Появился Сыркин – ребята нахмурились и заворчали. Но Сыркину было не до каши. Ее приготовили другие, а принес Костя.

– Маленькие, это вам.

У него кашу съесть согласились.

То, что различия в людях носят не только внешний характер, Балтик с Полканом уже поняли. Они отчетливо различают интонации голосов, и, по крайней мере, на этом уровне им ясно, что люди считают «хорошо», а что «плохо». Пока еще они не очень разбираются в словах и больше ориентируются на звуки.

Например, при звуке «фас!» надо немедленно бежать в атаку. Зубы чешутся нещадно, поэтому команда «фас» нравится. Но при этом нужно соображать. «Фа» без «с» говорят постоянно, в разных словах, которых ребята еще не знают; они внимательно следят за жестами, за выражением лица. Для них большое значение имеет, кто дает команду. Нестерова или Костю слушаться надо. А вот других – нельзя.

Например, Сыркин говорит по политехнический факультет, об организации заводов и фабрик. «Фа» (очень похожее на «фас») звучит постоянно, но на Сыркина даже не смотрят. Потом Костя начинает говорить об итальянских фашистах.

– Гав-гав-гав-гав-гав! – ребята срываются с места, но в отсутствие явной цели приходят в замешательство. Кого Костя велел атаковать?

– Народ, тише! Разошлись. Про фашистов вам не нравится? Не нравится, да.

– Гав! – Балтик с Полканом постепенно догадались, что один и тот же звук в разных ситуациях означает разные вещи. Это кажется им удивительным, и даже непостижимым.

Чтобы разогнать сомнения, они грызут старые подметки.

– Погода не лучше?