Предположений по поводу происхождения «стрел Устюрта» не так уж и много. Существует мнение, что их использовали как резервуары для воды или как место для загона скота. Есть только одно «но». Скорей всего, стрелы появились значительно раньше, чем здесь возникли первые значительные поселения. Мир полон загадок, и сразу в памяти возникает перуанская пустыня Наска.
…Уже на пароме, когда мы шли от Актау в сторону Баку по небесно-синему Каспию, я вычитал в сети еще об одной тайне, которую хранил Сай-Утес. Имя этого поселка носил грандиозный советский научно-промышленный эксперимент, который проводился на рубеже 60-х и 70-х годов. Тогда на Мангышлаке, в радиусе 100 км от Сай-Утеса было произведено три подземных термоядерных взрыва в скважинах на глубине от 400 до 700 метров. Предполагалось, что образовавшиеся воронки будут заполнены водой, и, таким образом, можно будет создавать водохранилища в засушливой местности. Экологи, правда, считают, что главной целью был сам взрыв, а идея с водохранилищами оставалась своего рода прикрытием. Хотя зачем прикрытие, если все эти опыты проводились в глубочайшей тайне?
В любом случае, эксперимент провалился. Хотя в двух случаях из трех воронки образовались, но трещины привели к тому, что вода там не задерживалась. Может быть, оно и к лучшему. О радиации в те годы особенно не думали, так что всякое могло произойти, если бы люди и животные напились вкусной водички из тех водоемов.
Почему-то мне подумалось, что вся эта история с Сай-Утесом – прекрасная метафора и своего рода эпилог ко всему советскому порыву, к дерзкому проекту Семевского и его единомышленников, желавших получить не только власть над людьми и привычным укладом их жизней, но и над самой природой, над землей, небом и воздухом. Вроде бы все было рассчитано правильно, но вода ушла и в эти воронки уже никогда не вернется. Интересно, как они выглядят сейчас, через пятьдесят лет, и что о них будут думать люди, которые найдут их заново через несколько тысячелетий?
VIII. Порт Актау – прощание с Казахстаном.
…Мы шли на спуск, когда оно открылось за поворотом. Море! Каспийское море! Уже почти не верили в его существование. И вот оно перед нами.
Мы подъехали к кромке берега, и восторг не нашел цензурных слов. Волна радости захлестывала от пяток до макушки, как в раннем детстве, когда ты видишь синюю даль и корабли на горизонте в первый раз в жизни и понимаешь, что вот сейчас, прямо сейчас можешь войти в эту голубую воду.
Наверное, это трудно себе представить. Взрослые мужики, столько всего пережили в жизни. И тут – такое. Мы прыгали, что-то выкрикивали, кружились вокруг мотоциклов и замирали на секунду в самых причудливых позах. А ведь нам казалось, что все чувства мы израсходовали на Устюрте. Ан нет, запас их неисчерпаем.
Разумеется, все тут же бросились в воду. Резвились, как пацаны. Прощай, пыль пустынных дорог! Мы победили тебя, Центральная Азия, так неохотно впускавшая нас в свое чрево.
Наверное, Колумб так не радовался, открывая свою Вест-Индию…
В качестве дополнительного бонуса мы успели на паром. Но, как часто бывает, он, этот дополнительный бонус, оказался совершенно бессмысленным.
В ворота порта Актау мы въехали 7 мая в 15 часов. Вечерний паром отходил строго по расписанию в 17 часов. Но попасть на него у нас не было никаких шансов, потому что на все бюрократические процедуры уходит часов 5-6, как минимум.
Об этом счастливом обстоятельстве казахские товарищи забыли нас предупредить, когда мы разговаривали с ними из Ташкента.
«Почему?» – спросил изумленный Вася. Оказалось, мы просто их об этом не спрашивали.
Все очень конкретно. Мы их спросили: «Когда отправление?», и нам ответили, когда отправление. «Сколько может уйти времени на оформление документов?» – такого вопроса не было. Соответственно, не было и ответа. Азия-с.
Но ничего страшного. Подумаешь, день-другой. Тут века прошли, никто не заметил. «Завтра, – сказали, – будет еще два парома. В пять часов вечера и ночью. Приезжайте к 12 и все успеете».
Мы на всякий случай записали мотоциклы в электронную очередь и отправились в гостиницу отдыхать.
Актау – наверное, самый оптимистичный памятник коммунистическому порыву в Азии, встреченный нами за все время нашего путешествия. Правда, мы не заехали в Навои, говорят, тоже очень любопытный, построенный в послевоенные годы в двухстах километрах от урановых рудников, город. Но всему свое время.
А здесь, на берегу Каспийского моря, мы нашли все, отчего так отвыкли, – супермаркеты, клубы, рестораны, разноцветные огни, пляжи и серфингистов на них, идеально чистое море, где вода уж точно не менее прозрачна, чем в Ницце…
В гостинице я даже обрел прекрасную массажистку Алию, которая буквально разобрала подраненное падением и дорогой тело по частям и собрала вновь. За те три часа, пока она занималась моими недобитыми мышцами и суставами, мы успели обсудить почти все проблемы казахской жизни – от повадок местных девчонок до особенностей азиатского сервиса. Выяснилось, например, что казахи, в отличие от узбеков, терпеть не могут работу в сфере обслуживания. Прислуживать кому-то у них считается унизительным. Что поделать – кочевой вольный народ. Кочевники с древних времен предпочитали умереть, чем идти к кому-то в услужение. Они самые дурные рабы, как говорили еще в Древнем Риме, но самые лучше воины.
Тут-то меня и осенило. Так вот почему так часто на нас в Казахстане мрачно смотрели заправщики, продавцы, официанты и официантки, и даже гаишники. Им больно и печально, что они не скачут навстречу солнцу, не пасут тысячные стада, не берут штурмом вражеские крепости, а вынуждены заниматься мелкими и бессмысленными делами, к тому же угождать и лебезить перед незнакомыми людьми.
Вот поэтому и глядит на тебя халдей волком, когда ты хочешь всего лишь узнать у него место ближайшего ночлега.
Узбеки в этом смысле – полная противоположность казахам. Они, по крайней мере, внешне, при первой встрече, выказывают полное радушие и гостеприимство, всегда готовы помочь путнику, обогреть и осчастливить его. Конечно, если бы мы пришли в казахскую юрту или приехали в Алма-Ату, там бы нас ждал совсем другой прием. А тут просто люди злились, что они родились не в том месте и не в то время, потому и не были никому рады.
…Перед сном я вспомнил старый советский анекдот. Если кто-то помнит, были такие телевизионные бабушки в юмористических передачах лет 30 назад – Вероника Маврикиевна и Авдотья Никитична – суперпопулярный дуэт актеров Тонкова и Владимирова.
Так вот. Вероника Маврикиевна спрашивает Авдотью Никитичну:
– Слышь, город-то в пустыне построили. Как он там называется: Песок в пизде или Пизда в песке?
– Дура ты, Маврикиевна. Манда в шлаке.
И вот, друзья, мы на Мангышлаке, в прекрасном отеле на берегу моря. Приехали. Пора спать.
…Разумеется, 8 мая мы, как штык, в полдень были в порту, и с места в карьер бросились заниматься документами. Думали, теперь точно, раз, два и все, пограничные формальности – дело техники. Однако не тут-то было. Выяснилось, что билеты можно купить только в городе, у какого-то Димы в 25-м микрорайоне. Ну ладно, с Димой мы договорились. Он согласился привезти билеты в порт, так как казахская страховка на мотоциклы у нас как раз закончилась, а ездить без страховки – себе дороже. Отсюда, вроде бы, шла уже прямая дорожка к трапу. Таможня, санитары, погранцы и погрузка не в счет.
Дальше – больше. В 15:00 нам сообщили, что паром пока не пришел и придет, скорей всего, в 21:00. При этом, если мы сейчас пройдем все процедуры, то ждать будем на голом пирсе, и из погранзоны порта нас никто не выпустит.
В итоге мы решили ждать до девяти в турецком кафе возле порта. У меня с собой была книжка Стивена Старра «Утраченное посвящение» о Золотом веке Центральной Азии, и я погрузился в нее с большим удовольствием, перемежая немного наукообразный текст Гурджиевым и собственными воспоминаниями о только что пройденной дороге. К тому же в кафе была еда, вай-фай и диваны – в общем, полный комфорт, и можно было еще вздремнуть под ненапряжный треп турецких дальнобойщиков, благо их голоса больше всего были похожи на крики чаек.
В девять нам сообщили, что паром будет в четыре часа утра 9 мая, и оформляться лучше начать в три. Мы никуда и не двигались с места, хотя несколько притомились. Сон, Интернет, книги, сигара. В три часа были на границе, два часа ушло на оформление, а в 7 нам разрешили заехать в трюм. Отдали швартовы мы в 11.
Прощай, азиатский берег! Прощай, Актау!
Теперь можно подвести и некоторые итоги. Вот он, наш путь через пустыни .
Из Астрахани через астраханскую пустыню – в Бейнеу. Потом через пустыню Кызылкум – в Конграт. Потом Хива – Бухара – Самарканд – Ташкент – Туркестан. Дальше через пустыню Мойэнкум и Кызылкум – к Байконуру. Потом через приаральский Каракум – к Аральску. Оттуда – через Улькен Барсук – к Актобе. Потом – к Уральску. Потом вдоль Урала через пустыню Нарын – и через Атырау к Бейнеу. И, наконец, к Актау через Устюрт и Мангышлак.
Итого: 6 пустынь, 8 с половиной тысяч километров, 15 дней жизни.
IX. Паром Актау – Баку, который ушел не в Баку
Яркое солнце, полный штиль, корабль вышел в открытое море, и впереди у нас было 22 часа полной и бездеятельной свободы. Никуда не надо было ехать, бежать, суетиться, ничего не надо было устраивать, ни о чем практическом думать. Яркое солнце, ни ветерка, полный штиль, простор синий, как в хрестоматии. Казалось бы, наслаждайся.
Но больше всего хотелось спать.
Мы ушли в каюту и, наконец, выспались. Это был тот самый восхитительный сон без будильника, когда будущее не дышит тебе тяжко в ухо: вставай или проиграешь! проиграешь или вставай!
…Кажется, я отоспался за все последние недели. Проснулся, и вроде бы ничего вокруг не изменилось. Парни мерно храпели, корабль рассекал Каспий, ни ветерка, полный штиль.
Но что-то переменилось внутри меня. Я вдруг почувствовал свою полную и окончательную уместность в этом времени и в этом пространстве – на азербайджанском пароме, идущем из Актау в Баку, не домой и совсем не из дома, в путешествии, которое поначалу складывалось совсем не просто, и завело в те края, где мы и не думали побывать. И даже тело, привыкшее к боли за последние две недели, нигде не ныло, не жаловалось. А ведь я было отвык от ощущения пружинистой силы в каждой мышце, в каждом суставе. Той силы, которую мы так любим и лелеем в себе в ранней юности, когда кажется – вот она, жизнь, вот она, свобода, и которую мы теряем потом, будто бы безвозвратно, даже саму память о ней теряем с возрастом.
…Кто-то из мудрых заметил однажды: «Если человек, которому больше тридцати, проснулся, и у него ничего не болит, значит, он умер». Я проснулся, у меня ничего не болело, и я очевидно был жив. Что же это получается? Значит, мне меньше тридцати? Кайф!
…Хасан, тот самый персонаж, узбекский писатель из Ташкента, которого я спрашивал, как сделать всех людей счастливыми, и который обещал прислать мне универсальный рецепт отдельным письмом, – жду, просто умираю от ожидания, – тогда обмолвился, что главное для человека – не делить жизнь на дела и отдых, на работу и удовольствия. «Жизнь, – говорил он, – должна быть от начала до конца цельной, единой. Неправильно думать, – сегодня я работаю, завтра я отдохну. И дело не только в том, что это завтра никогда не наступит. Дело в сохранении детского восприятия, когда ты встречаешь новый день как подарок, и он не летит стремглав от обязательства к обязательству, от встречи к встрече, а распускается, словно цветок, навстречу солнцу, с тем, чтобы закрыться к ночи».
…Не знаю, сколько бы я мог еще раскатывать в голове эти вальяжные мысли, если бы не проснулся Василий.
– Хватит дрыхнуть! Все проспим! – закричал он, едва продрав глаза.
– Что проспим? – удивился я. – Как раз здесь мы ничего проспать не можем, пока не пришвартовались в Баку.
– Ну, знаешь – море, корабль, этажей семь, наверное… Ты часто ходил на таком?
– На таком точно, еще советском, нечасто, конечно. А ничего, чистенький паром для наших мест.
– Отличный паром, пойдем, рассмотрим, – и Вася начал тормошить Любера.