– Мужик в нашу сторону идёт, – вгляделся в силуэт Гусин, вытянул шею. – Чистенький он какой-то. – Помахал рукой. – Э, мужик ты к нам?! Ты из наших?!
– Из каких из наших, Валерий? Что вы несёте? – осекла предпринимателя Судья. – Да и не мужчина это… женщина, кажется. Волосы длинные, почти до пояса.
– Чего только молодёжь не выдумает! – шепеляво присвистнул артист Сомов. – Но, кажется, и вправду – женщина.
– Да мужик это, вы что ослепли?! Походка мужская!
– Женская походка! – заспорила Больцер. – Она бёдрами виляет!
– В современном обществе это уже давно не аргумент, – заметил многое на своём веку повидавший Сомов.
Остальные в разговоре не участвовали, молча разглядывая приближающуюся к ним фигуру. Фигура действительно имела весьма престранный внешний вид. Лица была и мужского, и женского, и старческого, и детского одновременно. И нельзя было сказать, что одно лицо по прошествии какого-то времени сменяло другое или каким-то образом лица эти перемешивались или переливались… нет. Они просто были, были единовременно, и не существовало между ними никаких расстояний. К сидящим шли и сутулый старик, и благородный юноша, и прелестная девица, и любопытный ребёнок – все в одном лице.
– Олег Витальевич, кого вы сейчас перед собой видите?.. – наклонился Лобков к Кротову.
– Если ты, Фил, задаёшь мне этот вопрос, значит, ты видишь то же, что и я.
– А я что вижу?..
Кротов не ответил.
«Трансгендер. Точно», – подумал Сомов и покачал головой.
Фигура приближалась, белое блестящее воздушное платье и улыбка на лице становились всё отчётливее. Даже показалось, что губы проговаривают какие-то слова…
Как вдруг загремело отчаянное!
– Димо-о-он! Это ты! – заорал нечеловеческим голосом красиво стриженный Никита Скороходов и, не обращая внимания на сомневающиеся реплики рядом сидящих, соскочил со своего места и побежал по направлению к белой фигуре.
– Подождите, Никита! Куда вы?.. – только и успела окликнуть его Больцер.
– Димо-он, ты пришёл! – орал и размахивал руками счастливый бизнесмен. – Послушай, тут срочное дело! Димон, помоги мне! Димо-он! – Надрывая связки, кричал, бежал и вдруг споткнулся… Но поднялся и вновь побежал навстречу фигуре. Фигура, улыбаясь, тоже шла навстречу. Но странность ситуации состояла в том, что с каким бы рвением ни бежал по направлению к «Димону» Никита и с каким бы радушием ни протягивал «Димон» свои руки, они никак не могли приблизиться друг к другу! Скороходов поднажимал из последних сил, кричал, старался, а человек в белом платье улыбался, тянулся, но встретиться им никак не удавалось. Так и бежал Никита… Так и тянулся к нему человек…
– Олег Витальевич, а сейчас вы что видите?..
– Лобков, отвянь.
…
– Димо-о-он! – доносилось откуда-то глухое, далёкое. Скороходов исчез. Но не в невидимой, Небесной «двери», как случалось уже на каменной поляне ранее, а за горизонтом исчез. Убежал. В неизвестном направлении.
– Куда это он?.. – вытянулся всем телом Сомов.
– В Москву побежал, задницу свою спасать. – усмехнулся Роман Евгеньевич.
– Вот истину говорят мудрецы, – полушёпотом произнёс Андрэ Жарр. – «Бегущий по Жизни не остановит бега своего и после Смерти», – многозначительно поводил глазами.
– Это какие там мудрецы тебе такое говорят? – скривился Валера. – Сиди уж там, мушкетёр, помалкивай.
…Сияющий человек в белом воздушном платье подошёл совсем близко, остановился.
– Вы… к нам?.. – смело спросила Председатель собрания, хотя губы у нее дрожали.
Многоликий не ответил, прошёл в центр круга и, не поворачивая головы, но одновременно глядя каждому собравшемуся в глаза, произнёс:
– Здравствуйте.
И все ответили хором:
– Здравствуйте.
Лёгкий поклон, и неизвестный продолжил свой путь. Четырнадцать глаз направились за ним.
– Он уходит?.. – шёпотом спросил Лобков Кротова. – Но почему?
– А я откуда знаю? Иди у него спроси.
Фигура уже почти скрылась за скалой, когда её неожиданно окликнули:
– О, мон ами, остановись! – Андре Жарр поднялся на ноги и как-то странно захихикал, загримасничал. – Не дуйся на меня, не надо! Я не виноват! Поверь!.. Ты что, мне не веришь?! Остановись, я тебе говорю! Остановись, Джафарри! Я ни в чём не виноват! Ты что, не видишь – меня убили?! Эй, постой! Не смей меня ни в чём обвинять! – оттолкнулся от плеча Кротова и побежал за удаляющейся фигурой. – Это ты решил, что тебе необходимо жениться, чтобы отец не лишил тебя наследства, а я-то тут причём?! А твоя жена дура! Дура! Ты меня не переубедишь! Ты ещё пожалеешь, что выбрал её!.. Джафарри, постой!
И белоснежный многоликий человек, и стилист из Марселя постепенно удалились. Какое-то время ещё была слышна возмущённая французская речь, но слов уже было не разобрать.
Повисла неловкая пауза…
Никак не удавалось подобрать соответствующего комментария.
И вдруг угрюмого Романа Евгеньевича Успехова прорвало. Он вскочил на ноги, тряхнул пиджаком:
– Да это всё ерунда какая-то! Бредни сумасшедшего! Какие многоликие?! Этого всего не может быть! Это всё галлюцинации! Это чушь! Мы спим, люди! Очнитесь! Или мы все впали в кому и теперь бродим тут… Или мы все, мать его, в припадке! – зло топнул ногой.
– В припадке, кажется, тут только вы, уважаемый.
Писательские глазки вспыхнули пожаром:
– Ну всё, Лёва, ты меня достал! Я больше терпеть тебя не намерен!
– Э, хорош, хорош, старики!
Пальцы поспешили сжаться в кулаки, ноздри вздулись парашютами…
– Бездарность!
– Детский писатель!
…И рванула грозовая туча! Дождь! Самый настоящий ливень прорвался из Облаков и мокрым покрывалом накрыл каменную поляну.
– Все в укрытие! – скомандовал Валера. – Нас сейчас всех смоет к чёртовой бабушке!