Дедушка, который судил матч, видимо убегавшись, мучился отдышкой, но озорно нас подбадривал весь перерыв. К середине второго тайма Максима вдруг осенило. Он изобрёл очень остроумный и немного сумасшедший способ передвижения с мячом по мокрому полю. На пузе! Разбежавшись как следует по ещё сухой кромке и с силой толкнувшись, он прыгнул животом на воду и полетел. Планируя пузякой по воде на приличной такой скорости, он буквально парил, как моторный катер, аккурат до противоположных ворот. В которые, кстати, и влетел вместе с мячом и вратарём, сорвав аплодисменты и восторженные крики зрителей. Два – один, в нашу пользу! Встал такой довольный и с хитрой ухмылкой пошлёпал по жиже к нам, поздравления принимать.
– Ну, иди же скорее сюда, дай я брата обниму по-нашему, по-свински!
Правда, радовались мы недолго. Его хитрый способ быстро взял на вооружение Валерка, и минут через пять он с таким же довольным чумазым лицом вылезал уже из наших ворот. Два – два. Мы попытались потом вырвать победу, но, видимо, набегавшись по грязи и вконец умаявшись, так и не смогли больше ничего друг другу забить. Пронзительный финальный свисток не дал нам выявить победителя. Под громкие аплодисменты чистых и обалдевших от увиденного зрителей победила с ног до головы грязная, уставшая, но довольная детская дружба.
– Уважаемые спортсмены и зрители, прошу внимания! В сегодняшнем матче победила дружба! Наш матч закончен. Мой огород уничтожен. Прошу поблагодарить спортсменов, – подвёл итог игры дедушка. – А опосля всех поросят прошу залезать ко мне в тракторную телегу, отвезу вас на речку отмываться. Зрители могут пока сфотографироваться с нашими героями. Сразу скажу, что лучшие фото с поросёнкими получатся только в обнимку. Так, а где тут среди вас мои два пятачка? Сфотографируйте нас кто-нибудь, пожалуйста, с этими свинтусами.
Завершив фотосессию и перемазав в грязи родителей, бабушек и дедушек, мы поскидывали изгвазданную за матч одежду, залезли к дедушке в телегу и, держась за борта и подпрыгивая на кочках, поехали на речку. Сама по себе речка была холодная: текла она собирая по дороге все ручьи с нашего предгорья. Купаться в ней было невозможно, ноги сводило моментом. Но в одном месте вода из речки заливалась в неглубокие плавни[13 - Плавни – затопляемые весной низкие берега рек и островки, поросшие камышом и кустарником.] и стояла там небольшими озёрцами. В тёплую солнечную погоду эти озёрца хорошо прогревались и купаться там было сплошное удовольствие.
Отмывшись и накупавшись, мы выползли на берег обсыхать. И тут произошло то, что и должно было произойти. Смыв с себя грязь и усталость, мы освободили место для голода. Причём проголодались мы не просто сильно, а зверски. Поблагодарив нас и дедушку за игру, все разбежались по домам, сверкая пятками даже быстрее, чем по пути сюда. Ещё бы, аппетит-то нагуляли дикий! Мы с Максимом тоже были готовы отправиться домой на обед, как вдруг дедушка предложил:
– Ну что, внучики, набегались, поди, проголодались? Так может, не поедем никуда, а прям здесь пообедаем? Я и удочки взял, и верши. Сейчас рыбы наловим по-быстрому и уху на костре сварим. Вы когда-нибудь ели уху из топора?
Ого, это что-то новенькое! Дедушка никогда нас такой ухой не кормил. Даже обсуждать было нечего. Похватав удочки, мы сели на берегу реки таскать водившихся там в большом количестве рыбёшек. И уже через полчаса над подкопчённым котелком поднимался ароматный пар, который, смешиваясь с дымком от костра, становился таким аппетитным, что этот дым хотелось есть большой ложкой. Да из глубокой тарелки. Покидав остаток только что выловленной рыбы в котелок и досыпав туда грубо нарезанных овощей с лаврушкой, дедушка сделал странную вещь. Достал откуда-то небольшой топорик с деревянной ручкой, замотанный в чистое полотенце, и сказал мне:
– Аннушка, накося, возьми. Ты ближе, положи его прямо в котелок, пусть поварится. Будет вам, как я и обещал, уха из топора, по старинному солдатскому рецепту, – и он аккуратно протянул мне топорик. – Клади, клади его, бульон только вкуснее станет! Я тоже проголодался. Положила? Молодец! Чуешь, сразу дух другим стал. М-м-м, вкуснотища какая! Сейчас слюной захлебнусь, ей-богу, давайте лопать уже.
Наломав кусками на газетку чёрный хлеб от круглой приплюснутой буханки, дедушка снял с костра котелок, перемешал топором уху и стал наливать дымящийся ароматный супчик жестяной кружкой по глубоким тарелкам. О, как же это было вкусно! Вкусно всё вместе: устать, умаяться, проголодаться, а потом сесть у костра на берегу реки и лопать большой деревянной ложкой только сваренную уху из топора и свежевыловленной рыбы. Уха просто ух! Объедение, честное слово, аж за ушами потрескивало.
– Деда, а ты видал, как я сегодня мяч круто забил? – спросил, налопавшись, Максим.
– Ха, ещё бы! Такой гол разве забудешь. Ты брюхом своим по всем грядкам мне пролетел, как та черноморская торпеда. Молодец, хорошая идея, никогда бы сам не додумался, – потрепав жующего Максима по мокрым волосам, ответил дедушка. – Не поцарапался хоть нигде, шишак не набил?
– Не, я же по воде летел, – бойко ответил он. – Но грязи наглотался, аж до икоты. Невкусный совсем, дедушка, твой огород, – добавил, поморщившись, Максим, и мы громко рассмеялись.
– Ой, малышня, давайте доедать и до дому собираться, – вдруг сказал дедушка встревоженно, посмотрев на часы. – Я таблеточки свои забыл принять, тьфу-ты ну-ты. Ну надо же, вылетело из головы, совсем памяти нет. Надо возвращаться скорее. В следующий раз научу вас готовить «топорищи».
– Топорищи? А это что такое? – спросила я, так как тоже любила готовить, но о рецепте блюда с таким названием ни разу не слыхала.
– А это щи такие, тоже из топора, – улыбаясь, ответил дедушка.– А сейчас поспешим домой.
Максим побежал с ведром к речке воды наливать, чтобы костёр потушить. Дедушка пошёл заводить свой трактор. А я промокнула кусочком свежего хлеба оставшийся в тарелке бульон, смакуя, закинула его в рот и принялась собирать наши вещи. Вечерело, и становилось немного зябко: то ли от ветра, то ли потому, что от усталости сил уже не осталось. Денёк выдался на славу. Побольше б таких. Надо монетку бросить в воду и ехать домой, а то тучи снова надвигаются. Похоже, что опять гроза ночью будет.
Расскажем, как оно было потом. Сон, который не сон
Как-то в прошлом году дедушка рассказал историю, которая произошла с ним на самом деле. Однажды во время грозы он сидел дома и смотрел свой маленький старенький телевизор, накрытый сверху вязаной салфеткой. Как вдруг за окном появился небольшой, но очень яркий огонёк. Он плавно приближался и рос прямо на глазах. Дедушка не сразу понял, что на него, сверкая под проливным дождём, летела шаровая молния. Она словно искала что-то или кого-то, блуждая между ветвей садовых деревьев. И тут, словно заметив пристальный удивлённый взгляд дедушки, наблюдавший шаровую молнию впервые, она остановилась в одной точке, зависла там и, больше не мечась, полетела чётко в направлении его окна.
Перепугавшись, дедушка отскочил в сторону и прижался спиной к стене, укрывшись в тени занавески. Молния подлетела к ставням. И, словно от удара футбольного мяча, верхняя форточка лопнула, осыпая стеклянными осколками пол и тапки стоящего рядом дедушки. Огненный шар влетел в дом и, остановившись на мгновение, словно осматриваясь, рванулся вперёд и ударил в мерцающий экран телевизора.
Понятное дело, что экран взорвался и телевизор загорелся. Но молнии уже не было. Несчастный телевизор дедушка быстро потушил. Он и сейчас валяется обгоревший где-то в дедушкиной мастерской. Почему дедушка его не выкинет? Он говорит, что молния до сих пор там живёт и, раз она к нему прилетела, то, значит, хотела подружиться и что-то рассказать. А друзей не выбрасывают. Так он сказал. И не предают. Поэтому телевизора у дедушки с тех пор больше нет.
Вернувшись с рыбалки и отмывшись уже хорошенько с мылом и мочалками, мы с Максимом с первыми крупными каплями надвигающейся грозовой тучи забежали в дом и залезли на печку под потрёпанное разноцветное лоскутное одеяло. Стемнело уже: вечер, ну и тучи принесло аж чёрные.
Печка была тёплая, она у дедушки долго температуру хранила. За это он её очень любил. И часто повторял, что без неё он бы ни одну зиму не перезимовал. Нам тоже она нравилась: беленькая такая, подкопчённая. Во-первых, на ней ты выше всех и всё видно. Во-вторых, тепло и уютно. А в-третьих, если деда что-то вкусненькое готовит, то на печке это занюхивать вкуснее всего. Ну а так как уха из топора через нас уже проскочила, наши сопелки торчали с печки чётко в сторону кухонного стола, где дедушка, напевая какую-то старую мелодию себе под нос, чего-то там месил.
– Слушай, Анюта, чего это он там кухарит? – спросил у меня Максим. – Мне снова кушать хочется.
– Когда мы пробегали мимо из бани, то мне показалось, что он творог доставал из погреба, – ответила я. – Я бы тоже чего-нибудь съела, если честно.
– Деда, а ты чего там готовишь? – крикнул с печки Максим.
– А вы почему интересуетесь, молодой человек? – переспросил его дедушка. – Проголодались, что ли? Вот вы мои прожорки любимые! Но это даже хорошо. Я вам тут решил ватрушек с творогом испечь, уже тесто замесил. Сейчас дрова прогорят, маслом их намажу да запекать поставлю. Ты бы, мил друг, помог мне, а? Щепочек надо подкинуть в самовар. Он там, на улице под навесом стоит, я его разжёг уже. Как говорится, чайком с плюшками побалуемся, заместо ужина.
Просить Максима дважды пойти чего-нибудь поджечь было излишне. Ой, это тот ещё поджигатель! Чего-чего, а вот с горением у него управляться получалось очень хорошо. С огоньком парень растёт. Причём он так босиком бы туда и побежал, если бы дедушка не окрикнул вовремя.
А меня так на тёплой печке разморило, что, ей-богу, никуда не хотелось вылезать. Пятки горели, была б сытая – уснула бы моментом. Но жорка же в животе сидит, голодает, звуки гудящие издаёт. Тут ещё и запах запекающихся сдобных булочек из печки стал подниматься и в нос мне полез. Тут жрушка моя вообще всякий стыд потеряла и как заурчит – на всю кухню! Стыдоба. Даже дедушка услышал.
– Аннушка, это кого там тигры грызут!? – шутя спросил он.
– Дедушка, не смешно! И так кушать хочется, а тут ещё такой вкусной выпечкой запахло, что я слюной захлебнусь сейчас. Скоро там?
– Не гневись, внучка. Просто я удивился, что ты маленькая такая, а так громко урчит. Слезай уже, за стол садись. Сейчас ватрушки доставать буду. Да и Максима надо из-под навеса вытаскивать. Он мне всю поленницу так в самовар перепихает. Вода, небось, выкипела уже наполовину. Пойду чайник заварю, если осталось чем. Вот юный пожарник-то растёт!
А вы когда-нибудь пробовали ватрушки, запечённые в настоящей дровяной печке? Если нет, то вы много потеряли. Это что-то с чем-то! У дедушки был для выпечки специальный камень: чёрный, плоский, с неровными краями. Тяжёлый, не поднять. Как он с ним управлялся – ума не приложу. На нём дед выпекал хлеб и деревенские лепёшки с мясом и картошкой. А сегодня на камне, как на подносе, бородатый повар извлёк из печки румяное лакомство, пахнущее свежим печёным сдобным тестом, творогом и ванилью. Мы набросились на ватрушки, даже не дожидаясь, пока они хоть чуть-чуть остынут. Лопали прямо с пылу с жару, как с голодного края. Всё нёбо себе, помню, сожгла тогда. Зато как же это было вкусно!
– Дедушка, а ты сегодня дорасскажешь нам вчерашнюю историю? – спросил Максим, держащий от жадности в руках аж четыре ватрушки.
– А вы у меня дрыхнуть не завалитесь после ужина-то? – справедливо решил уточнить дедушка. – Поди, так умаялись, что вам только подушку покажи.
– Не, мы бы послушали, – сказала я. – Хотя бы чуть-чуть.
– Тогда долопайте, чай допейте, умываться – и по койкам. А я пока двери схожу закрою.
– Деда, а ты таблеточки свои не забыл выпить? – строго спросила я, памятуя, как мы быстро с речки собирались.
– Да, все лекарства принял, всё слава богу. Спасибо, что напомнила, а то путаться уже начинаю, какие утром пить, какие вечером. Проще горстью с утра все в рот закинуть, да врачи не велят. Ладно, доедайте, я сейчас вернусь.
Дедушка задержался и вернулся домой весь мокрый. Баню закрывал, под дождь попал. Пока мы укладывались под грозный грохот грома, я всё время поглядывала в окно. А вдруг там шаровая молния?! Я правда очень боюсь грозы. А шаровую молнию боюсь ещё сильнее.
Словно прочитав мои мысли, дед встал и задёрнул плотнее шторы. А потом вернулся, сел на свою табуреточку и начал.
– Так, на чём мы с вами давеча остановились? А, как я уснул возле водопада Желаний, по-моему. Так же? – и дедушка вопросительно посмотрел на нас.
– Да, ты набегался, наплакался и уснул там, – прошептала я.
– Ага. Всё верно. А вот знаете ли вы, внучики, чем отличается детский сон от сна взрослого? – спросил дедушка.
– Наверное, у взрослых все сны про работу? – предположил Максим. – Мама постоянно с кем-то во сне ругается.
– И такое бывает, конечно, но это не главное отличие, – возразил дедушка. – А ты как думаешь, внучка?
– Не знаю… Может, взрослые могут включать себе любые сны и перещёлкивать их, как каналы на телевизоре? – высказала я свою догадку.
– Нет, милая, так даже у взрослых не получается. Сны у взрослых и у детей во многом похожи. Вам иногда снится детский сад или школа, а вашим маме и папе – работы, заботы, вы снитесь. Но самое главное отличие не в этом. Взрослый сон всегда останется сном и наутро улетучится, даже и не вспомнишь, о чём он был. А вот у детей другая штука. Упрямая, надо сказать. Обычно сон так и остается сном: весёлым приключением или жутким кошмаром. Но – сном. Однако иногда он может происходить на самом деле. А то, что тебе приснилось, на самом деле уже и есть твоя жизнь.
– Это как это?! – удивлённо спросил Максим.
– А вот представь себе, что ты спишь и видишь сон. И вдруг тебя что-то напугало, и ты подскакиваешь на кровати, трёшь глаза, чтобы поскорее проснуться, и чувствуешь, как будто что-то изменилось. Всё вроде то же самое. Но ты ощущаешь, что сон никуда не делся. И все события, которые тебе снились, начинают с тобой происходить на самом деле. И это не шутка. Это твой сон ворвался сюда, в этот мир, где его никто не ждал. Не знал и я про такое, когда уснул, откинувшись на ствол дерева, росшего вблизи водопада Желаний. После всех моих злоключений, случившихся в тот день, трудно было ожидать, что мне будут сниться порхающие бабочки, прыгающие зайчики и добрые волшебники. Какое-то время я тревожно дёргался, проваливаясь в сон, и просыпался от этого пару раз. Но усталость взяла своё, и наконец я уснул. Или не уснул, и это был не сон. Я до сих пор не знаю.