Разорванное небо

– Мэри! – отчаянно крикнул я.

– Она сзади, – «успокоил» меня Алек и сорвал повязку.

Глава 7. Повстанцы

После полной темноты тусклое освещение подземного бункера показалось мне ослепительным. Я поморгал глазами. Голые бетонные стены, выкрашенные облупившейся зеленой краской, стол и несколько стульев… Все это удивительно напоминало комнату для допросов из военного фильма. Разве что на полу не было пятен засохшей крови, да на столе вместо орудий пыток зачем-то стоял видеопроектор.

Алек указал на стул и встал сзади – он был готов к любым неожиданностям. Едва Мэри заняла место рядом со мной, в дальней стене открылась бронированная дверь, и в комнату, размашисто шагая, вошел одетый в тропическую военную форму человек.

Высокий, худощавый, с прямым носом и тонкими темными усиками, он поразительно напоминал испанского гранда времен Колумба и Магеллана.

– Прошу прощения за несколько… гм… зловещий вид переговорной, – сказал он и улыбнулся. – Но, что есть, то есть. Разрешите представиться: Камил Горриаран, лидер движения сопротивления режиму Анастасио Сазалара.

Мэри вскочила, яростно сверкнув глазами. Мартинес хотел усадить ее, но Камил поднял руку.

– Вы – бандиты! – закричала она, задохнувшись. – Вы похитили граждан США, попрали все международные нормы! Вас надо судить… Гаагским трибуналом! Вы достойны пожизненного заключения! То, что вы сделали – не по Конституции!

Камил терпеливо выслушал сбивчивую тираду.

– Сядьте. Вы взволнованы, – он достал из стола пластиковый стаканчик и плеснул из графина. – Выпейте воды.

– Я абсолютно спокойна, – зарычала Мэри.

– Пожалуйста, сядьте. Я прошу вас, сеньора.

Супруга подчинилась холодной учтивости. Камил подал стаканчик. Жена залпом выпила все до дна.

– А теперь скажите мне, сеньора, по какой конституции ваши самолеты-штурмовики принесли нам на крыльях режим кровавого убийцы, злодеяния которого поражают человеческое воображение? Или операция «Успех» – дело рук не ваших соотечественников?

Ничего себе обороты речи. Пафос зашкаливает.

– Я никогда не занималась политикой, – отрезала Мэри.

– А теперь политика занялась вами. Хотите вы этого или нет.

– Что вам от нас нужно?

Камил улыбнулся. Будь он моим соперником во время ухаживания, я остался бы холостяком.

– Терпение, сеньора. Я хочу пригласить еще одного человека.

Я вздрогнул: в переговорную, тяжело ступая, вошел Бэзил Фикс. Его лицо исказила бешеная злоба:

– А, старые знакомые! Я как раз хотел вернуть тебе небольшой должок! – он размахнулся…

– Без рук! Сядьте, пожалуйста, – не повысив голос ни на йоту, приказал Камил. Режиссер безропотно подчинился и плюхнулся на стул возле проектора.

– Моя жена погибла на «Независимости», когда везла материалы для фильма. К счастью, сохранились копии. Я смонтировал их… как память… – Фикс открыл ноутбук и щелкнул мышкой. Зашумел видеопроектор…

…Похожий на летящий крест штурмовик «Бородавочник» проносится над маленьким поселком. Земля тонет в пламени разрывов кассетных бомб. Смена кадра: ряды изуродованных тел. Ребенок без головы обнимает мертвого мужчину с оторванными ногами. «Американские штурмовики стирают с лица земли последние очаги сопротивления режиму Сазалара» – бесстрастно объявляет диктор.

На трибуну поднимается стройный, подтянутый человек средних лет и что-то говорит по-испански. «Присяга на верность народу Тортуганы».

И тут же новая сцена: на футбольном поле, заложив руки за голову, прижавшись друг к другу, сидят тысячи людей. На заднем плане солдаты забивают мужчину прикладами.

Смена кадра: невзрачное, ничем не примечательное пятиэтажное здание, окруженное колючей проволокой. «Никто не знает, что творится в тюрьме для политических заключенных Бертильон-66».

Кошмары продолжились: пытки, убийства, сожженные карателями деревни, умирающие от голода люди… Последний кадр: ребенок сидит у дерева, запрокинув голову, по широко раскрытым глазам ползают мухи…

Мэри застыла. Словно в кататоническом ступоре, она уставилась немигающим взглядом в экран.

Едва закончилась лента, Фикс злобно посмотрел мне в глаза:

– Что ты об этом думаешь?

– Разве это мои проблемы? А может, все это – искусная подделка?

– Дурак! – крикнул Фикс. – Тебе устроить экскурсию?

– Не кипятись! – Камил сурово посмотрел на режиссера и бросил на стол тонкую папку

Я достал фотографию и несколько листов бумаги. Со снимка на меня смотрел ничем не примечательный парень в летном комбинезоне. На обороте было написано: «Филипп Левинсон, летчик отдельной эскадрильи штурмовиков. Самый результативный ас операции «Успех».

– Мне вы ничего не говорили, – безразлично сказал Фикс.

– Мы получили материалы недавно. Прочтите на досуге, Риппер. Парню бы книги писать, – Камил невесело улыбнулся.

Я пожал плечами, нашел первый лист и пробежал его глазами.

Из дневника Филиппа Левинсона:

«Здесь, в райском уголке планеты, редко бывают пасмурные дни. Предоставленные сами себе, счастливые люди живут безоблачной и беззаботной жизнью. Но однажды сильные мира сего находят что-то очень важное на их земле, и благоденствию приходит конец. Все новостные каналы взрываются страшным и тяжелым, как чистое золото, словом «война».

Прицельная марка уверенно ложится на то, что в задании значится как «лагерь противника»: несколько десятков соломенных хижин у широкой реки, в которой отражаются солнце и безоблачное голубое небо.

Клацают замки, освобождая подвешенные под крылом «Бородавочника» пятисотфунтовые бомбы. Машину ощутимо встряхивает. Я не вижу, как ударная волна смешивает с землей жалкие постройки, кромсает в клочья смуглые тела аборигенов – в зеркалах отражаются лишь вспышки разрывов и столб жидкого черного дыма.

На развороте я замечаю, как от пристани отчаливает речная посудина. Семиствольная пушка произносит свое знаменитое «бррррт», вспарывая, словно гигантской пилорамой, утлое деревянное суденышко. Бон вояж, как говорится.

После залпа на борту, должно быть, страшное месиво – «водные автобусы» обычно набиты битком. Как у туземцев хватает смелости путешествовать, зная о снующих повсюду боевых самолетах?

Видимость «миллион на миллион», пустой штурмовик несется над самой землей: небольшие рощи, деревни и поля как чумные, проскакивают за прозрачной броней. В кабине стоит ни с чем не сравнимый запах кондиционированного воздуха, жесткого и сухого, как плотная бумага. Я люблю «аромат полета» настолько, что на малых высотах отстегиваю кислородную маску. Возможно, когда-нибудь эта привычка погубит меня.

Где-то далеко, высоко в небе, парит большой четырехмоторный самолет с огромной антенной на спине – АВАКС. Скрыться от него невозможно – его операторы видят все в радиусе двухсот миль.

Дружелюбный голос запрашивает мои позывные и поздравляет с выполнением боевого задания. Я почти дома.

Торец бетонной полосы с нарисованными на нем большими белыми цифрами уплывает под обрез приборной доски. Я заруливаю на стоянку, выключаю двигатели и открываю кокпит. Выдвижная лестница на правом борту самолета уже опущена старшим техником, чуть печальным коренастым малым с прозрачными голубыми глазами. Как всегда после миссии, я с размаха хлопаю его по ладони.