Таська

Тася (вскакивая и в ужасе заслоняясь руками). Нет… Нет. Нет! (Вскакивает и выбегает из комнаты в дверь, закрыв за собой с другой стороны задвижку.

Миша (бросается к двери, рвет на себя ручку, стучит остервенело кулаком). Тася! Таська, открой! Открой немедленно! Ты что, не понимаешь сама, что это будет? (Слышно рыдание Таси из-за двери.) Урод, калека. Ты этого хочешь? Сама ведь потом пожалеешь. Лучше сейчас развязаться. Таська, ну послушай, я врач, и знаю, какие у морфинистов дети бывают! Насмотрелся достаточно. Таська!

Свет в правой части сцены гаснет. Вспыхивает в левой.

Тася (сидит, опустив голову, как бы про себя). Он таких операций не делал раньше. Я уже в операционной лежала, а он все листал справочник… Я как-то почувствовала, что что-то не так пошло, не правильно… И у меня слезы сразу и только мысль одна: «Все, детей больше не будет». А потом слышу – Миша ампулу сломал с морфием. Сделал себе укол и на диван повалился… (Поднимает голову, пристально смотрит в глаза Ивану Павловичу.

Иван Павлович. Тася, бедная моя… Ты такой крест взвалила себе на плечи. Эта жизнь – это ведь ад, ад кромешный! Неужели так любишь его?

Тася. Люблю. А сбежать все равно много раз хотела, вот так просто все бросить и уехать… Потом посмотрю на Мишу, а он такой, знаете, жалкий, несчастный…Как же я его оставлю? Кому он нужен? Ну, и оставалась… Иван Павлович, вы – доктор. Скажите, что делать?

Иван Павлович. Я, Тасенька, всего лишь детский доктор… У моих пациентов, по счастью, такие случаи не в ходу, все больше свинка или коклюш. Я, конечно, стараюсь читать медицинскую периодику, но все же знания мои в этой области очень поверхностные. Однако, насколько мне известно, случаев исцеления от морфинизма практически не было… (Тася зажимает рот руками и судорожно рыдает. Иван Павлович бросается утешать ее.) Тася, родная, ну перестань. Мало ли что в медицинских журналах пишут, это болезнь новая, мало изученная. И статистика по ней некудышная… Я вот что думаю, а если нам раствор морфия заменить на дистиллированную воду?

Тася (рыдая). Пробовала, пробовала уже. Только Миша сразу все понял. Он тогда разозлился ужасно, шприц в меня швырнул…

Иван Павлович. Нет, Тася, нет. Так сразу нельзя, конечно… Разбавлять раствор водой потребуется постепенно, процесс это долгий, может растянуться на многие месяцы…

Тася (с надеждой). Пусть, пусть на месяцы. Лишь бы получилось. Ведь может получиться?

Иван Павлович. Будем надеяться. Попробовать, несомненно, стоит. (Встает решительно.) Вот что, Тася, ты побудь пока здесь. Ты ведь сейчас в аптеку собиралась?

Тася. Да, я ночами хожу. Чтоб не узнал никто.

Иван Павлович. Я сам схожу. У меня есть знакомый провизор, вот я с ним и переговорю относительно этого дела. Он будет делать раствор по моему указанию. Посмотрим, может, что и выйдет. (Одевает сюртук.) Ты здесь пока подожди. А я постараюсь как можно скорее. (Кивает Тасе и выходит.

Тася (некоторое время сидит, сжавшись в комочек, потом медленно подходит к углу с образом и нерешительно опускается на колени и неумело крестится). Господи, если ты существуешь на небе, сделай так, чтобы этот кошмар закончился! Если нужно, пусть Миша уйдет от меня, лишь бы он излечился! Господи, если ты есть на небе, соверши чудо!

Конец третьего действия

Действие четвертое

Гостиная Булгаковской квартиры в Киеве, сентябрь 1919-го года. Вера, Варя, Варвара Михайловна и Иван Павлович сгрудились у окна и машут на прощание. Слышен стук копыт и грохот отъезжающего экипажа. Провожающие потихоньку расходятся от окна.

Варвара Михайловна. Все-таки, мне кажется, мы напрасно не поехали проводить Тасю.

Вера. Мама, ну ты же слышала, что сказал Сережа. На вокзале – давка страшная. Тебя бы там насмерть затолкали.

Варвара Михайловна. Да, это правда… Но мне так хотелось проводить Тасю…

Варя. Не волнуйся, муж мой прекрасно справится сам. Мы в этой толчее ему бы только обузой были. (Видит, что Варваре Михайловне плохо.) Мама! (Подхватывает ее под руку и усаживает в кресло.

Иван Павлович (бросаясь к своему докторскому саквояжу). Вера, воды, пожалуйста. (Вера, убегает, Иван Павлович отмеряет капли в мерный стаканчик.) Сорок девять, пятьдесят…

Варвара Михайловна (утирая слезы платком). Все, все идет наперекосяк. В какое ужасное время мы живем. Как будто какой-то рок навис над нами, семья рушится, разваливается на глазах… Детей разметало в разные стороны…

Иван Павлович (выливает лекарство в принесенный Верой стакан). Варюша, прошу тебя.

Варвара Михайловна (пьет). Надя в Москве… Кто знает, что там сейчас происходит? Письма приходят редко, я не знаю, что и думать, извожусь от беспокойства. А тут еще мобилизовали Мишу. И все это так внезапно… Я ночами не сплю, все думаю, как он там? Что с ним? Пишут, что во Владикавказе тиф… А вдруг, он заболел?

Вера (обнимая ее за плечи). Мамочка, все будет хорошо. Ты же знаешь, Миша у нас счастливчик. Помнишь, гетманскую мобилизацию в декабре? Миша вернулся домой в тот же день.

Варя. Да, и в феврале, когда петлюровцы мобилизовывали врачей, помнишь? Сбежал на следующий же день.

Варвара Михайловна. Нет, нет, разве можно сравнивать? Тогда, он хотя бы был в Киеве, или рядом. А сейчас?

Вера. Ничего с ним не случится. У него с собой браслетка Таськина.

Варвара Михайловна. Не говори глупости, чем Мише поможет эта браслетка?

Вера. Нет, мамочка, не скажи. Миша убежден, что она – счастливая. И я тоже в это верю.

Варя. И я.

Иван Павлович. Варенька, с Мишей все будет прекрасно. Насчет браслетки не знаю, но теперь, когда Тася будет с ним, я за Мишу совершенно спокоен.

Варвара Михайловна. Да, Тася, Тася…Господи, хоть бы она благополучно добралась… Поезда ходят из рук вон плохо.

Варя. Ну, конечно, доберется. Разве она может без Миши? Мне кажется, она бы даже и пешком к нему пошла.

Иван Павлович. Мише невероятно повезло. Я не знаю более преданной и самоотверженной женщины, чем наша Тася.

Варвара Михайловна. Да, Тася удивительно привязана к Мише. (Встает.) Мы, пожалуй, пойдем. Иван Павлович, помогите мне. (Протягивает ему руку, чтоб он помог ей подняться.

Иван Павлович (кланяясь). Всего доброго.

Варвара Михайловна. Варя, когда твой муж вернется, попроси его, пожалуйста, зайти к нам. Я хочу узнать, как он посадил Тасю.

Варя (целуя мать). Хорошо, мамочка.

Вера (целуя мать). Доброй ночи.

Варвара Михайловна и Иван Павлович уходят.

Варя. Знаешь, Вера, мама права. Наша семья рушится, разлетается в разные стороны. Даже мама и Иван Павлович… Я никак не могу привыкнуть, что они живут теперь на Андреевском.

Вера (обнимает ее). Варя, ты что – плачешь? Ну, не надо, не надо, не плачь. Все рано или поздно наладится, и мы все снова соберемся в этой комнате, за этим старым столом. И снова будет музыка, и шарады, и…

Варя. Нет! Нет! Не лги! Ты тоже не веришь в это. Все кончилось, Вера. Ничего не осталось… Как мы будем жить? Что будет со всеми нами?

Вера. Не знаю. Никто пока не знает. (В раздумье медленно ходит по комнате. Словно очнувшись.) Пусто как без Таськи, тоскливо.

Варя. Зато она счастлива наконец – снова будет рядом с Мишей. Это просто невероятно, как она его любит. Я не знаю, чего бы она только не смогла для него сделать. Помнишь, когда Миша открыл кабинет, он никак не мог найти прислугу. Никто не хотел убирать за венерическими. А Таська – пожалуйста!

Вера. Это правда, Таська ради Миши на все готова. Странно даже. И какими восторженными глазами она на него смотрит. Знаешь, как собачонка просто. А у Миши романы постоянные. И Тася знает. Знает, а все равно любит.

Варя (обнимает Веру за талию, кладет ей голову на плечо). Счастливая Таська!

Вера (задумчиво). Счастливая? Да, наверно, счастливая.