Авиньон и далее везде. Роман-путешествие о любви и спасении мира. Основан на реальных событиях. Публикуется в память об авторе

– Одного: жену Джона. Цап? Знаешь ее? Ты вторая.

Я развеселилась. Это и в самом деле становилось смешно.

– Так как тебя зовут?

– Мара. А тебя?

– Он назвался по-французски, с ударением на последний слог:

– Ортега.

Ну конечно, разве могли его звать нормально: Мишелем, например, или Жаном. Нет! Его и звали как героя из детской приключенческой книжки. Хорошее имя для дерзкого разбойника или борца за права бедных – хотя у меня оставалась надежда, что это все-таки псевдоним. Потом все, конечно, оказалось проще: оказалось, что это фамилия. Он всем назывался фамилией. А звали его Жером.

А потом он сам сказал; я ведь молчала. Он сказал:

– Ты знаешь, это было что-то странное. Когда я заметил тебя там, в первом ряду, я вдруг почувствовал что-то сильное. Волну, импульс. От тебя.

– Позитивную энергию? – уточнила я с серьезным лицом.

– Ну… Наверное, – он подумал еще. И добавил твердо. – Да.

Мне вдруг показалось, что произошел какой-то технический сбой, и два кадра из разных версий реальности наложились друг на друга. Татуированный скульптурный хулиган в велосипедных перчатках мог бы говорить о несправедливости, о братстве угнетенных, о политике – обо всем о том, словом, о чем любил рассуждать Джон; именно этого от него можно было ожидать. Но он почему-то говорил о позитивной энергии.

Ну ладно, допустим, все это стоило одно другого: и разговоры эти, и встреча, и то, что, сидя на корточках перед чудным охламоном в бирюзовой майке, я внезапно сбросила, как шубу, лет пятнадцать, и этой новой нежной коже даже горячий авиньонский воздух был прохладен.

Я ответила только:

– Я знаю. У меня было то же самое. В общем, такое бывает во время… эээ… медитации, верно? Энергетические волны и все такое. – (Попытка засчитана, неважно, что такая жалкая. Какая попытка? Найти всему этому объяснение, конечно)

– Ты чем-то занимаешься, может? – он заинтересовался.

Надо было сказать: астрономией. Изучаю звездное небо и нравственный закон внутри нас. Я ответила:

– Ничем таким. Иногда йогой. Иногда медитирую.

– –

Что я должна была рассказать тебе, я все думаю. Что есть вещи, которые рассыпаются от одного прикосновения, как кораллы, стоит их назвать – но зато их можно увидеть где-то на границе между сном и не-сном? Я так много проехала, пока искала свою душу, я видела так много всего – но везде понимала одно: занимайся чем угодно, хоть йогой, хоть баскетболом, делай, что хочешь, только слушай себя получше и не давай никому сбить себя с толку. Но это мы с тобой оба знаем и так.

Степь, Индия и авантюры – вот, чем я долго занималась. А йога и прочее в таком духе – что ж, и этого было предостаточно; но считаю это, скорее, последствием. Одно время я занималась всем подряд, но всё и всегда возвращало меня к одному: главное – вера и то, что мы, путешественники, зовем панорамным зрением. Почти нулевой фокус. Рассеянный взгляд сквозь полуприкрытые веки. Секунды достаточно, чтобы объект внимания, чем бы он ни был – явлением, предметом, идеей – раскрылся под этим взглядом, точно бутон. Просто не отвлекаться. Просто стать точкой. Это совсем не сложно. И нет, это вовсе не избавляет ни от боли, ни от страха – но иногда дает чувство свободного полета в пустом космическом пространстве: можно всё и знаешь, что будет. Вера – источник энергии. Как говорил один мой знакомый, бывший гангстер, а ныне ученик брамина (кого только не встретишь в Индии), дхамма – такая штука. Даже людей можно убивать, но убивай их честно: с верой, от сердца, с радостью. Да, с этим можно спорить – впрочем, можно и не. Лично я не хотела убивать людей. Мне вообще долго не было до них дела.

Одним словом: чем я занимаюсь? Загадываю желания на звезды. Если надо, танцую. И довольно: все всегда происходит так, как мне нужно. У каждого свои инструменты. Кому-то нравится представлять цветную радугу вдоль позвоночника и силой мысли направлять по ней поток энергии; нравится – и бога ради. А кому-то удобней простая лопата: он ей набирает землю и швыряет в тачку, и отдыхает, пока та летит. Я пробовала и то, и другое. Могу сравнивать.

– –

Поэтому я и ответила: ничем. Вопрос был из серии «а как ты дышишь?».

Но ему, как я потом поняла, всегда было важно докопаться до сути. Ответ, судя по лицу, его совершенно не устроил.

– Слушай, это все очень интересно, – он порылся в рюкзаке и извлек томик в белой глянцевитой обложке. – Я сейчас читаю одну книгу об энергии, кстати, автор – русский… Знаешь такого?

Томик был похож на молитвенник или на пособие для поступающих в ВУЗ. Имя автора мне ни о чем не говорило. Мне стало любопытно: вдруг мне тоже нужна эта книга? Вдруг в ней есть что-то важное для меня?

– Первый раз вижу. Напиши мне куда-нибудь фамилию, а то забуду. У тебя фейсбук есть?

– Ой нет, – он вскинул ладони в жесте шутливого протеста, будто опровергая нелепое подозрение. – Конечно, нет. Я не выношу это все, интернет – это безумие. Но почта есть, я ее читаю. Иногда.

Он загипнотизировал меня, я просто не могла оторвать от него глаз. Он был такой… удивительный. Очень открытый. Как ребенок, которого никто никогда не обижал.

Мы долго рылись в сумках, словно подростки, познакомившиеся на школьной дискотеке: искали ручку и бумагу. Наконец он выудил из рюкзака черный маркер и круглый картонный флаер в форме компакт-диска. «Les Echos-Liеs. UNCLASSIFIED» – прочла я на нем. Я уже видела эти буквы на плакате, с которым сражалась шустрая девочка из бойзбэнда. Les Echos-Liеs – это как? Связанные эхи?

– Слушай, – вдруг сказал он. – Мы завтра выступаем в театре. «Капитоль», знаешь такой? Там будет не то, что сегодня, а нормальный большой спектакль. Придешь?

Какая-то спица сломалась в этот миг у колеса судьбы, и оно соскочило с оси, опрокидывая должный порядок вещей. В чем был идеален Джон: с ним всегда было легко и понятно. Он не создавал неопределенностей и вопросов, по крайней мере, мне. Вот и в этот раз он все продумал: завтра вечером, согласно плану, я должна была ехать в Экс-ан-Прованс к каким-то его друзьям (к каким? Господи, я даже не помнила имен). Он обо всем договорился, ради меня изменили планы, меня ждут. Я испугалась. Как же мне сейчас уехать? А как остаться? Так и объяснить им: встретила на площади какого-то мальчишку, а почему он за минуту вдруг стал таким родным и откуда свалился – в этом и есть загадка, которую нужно разгадать?..

Но легкая паника, не успев разгореться, тут же сменилась ясностью. Во мне и в наступившей тишине внутри меня вдруг как колокольчик, тонко и чисто, звякнуло маленькое бытовое предвиденье: не о чем беспокоиться, я никуда завтра не уеду. Мне даже не придется никому ничего объяснять. Просто так само случится, и всё.

Тем не менее, из суеверной осторожности я ответила:

– Завтра меня ждут друзья Джона. Но, может, я успею сначала к вам, а потом в Экс… Не знаю. Постараюсь.

– Не нужно стараться, – изрек он назидательно. – Ты просто возьми и приди.

Тогда я еще не догадывалась, с кем имею дело, а потому этот учительский тон меня обескуражил. От растерянности я рассмеялась; уж не ведет ли он тренинги личностного роста? Такими лозунгами обычно кормят там. Поразмыслив, я решила закрыть глаза на его самодовольство; все же мне не удавалось избавиться от чувства, что в нашей встрече есть что-то неслучайное. Как могла я от этого отказаться?

«Окей», – покладисто сказала я. Всё было уже как-то решено. Мне показалось тогда, что и он, возможно, что-то должен узнать у меня, что и я ему зачем-то нужна. В конце концов, все мы друг для друга проводники. Куда, и через какие колючие кусты придется вместе продираться – вопрос другой.

На темной площади, окаймленной огоньками кафе, уже почти никого не осталось: несколько парочек да кучка туристов, стреноженных болтовней. Джон паковал в бак свое добро, мы подошли к нему. Друзья перешли на быстрый французский. Я снова почувствовала себя надувной игрушкой и, стремясь отделаться от противного ощущения, обернулась – в нескольких шагах стоял, задумавшись о чем-то, белозубый блондин из бойзбенда, генератор позитивной энергии. Я обрадовалась, подошла представиться официально.

– Я Мара. Приехала к Джону в гости.

– Класс, а я Локо, – проснулся тот и просиял. Запас позитива, казалось, в нем был неиссякаем. – Ты откуда?