Авиньон и далее везде. Роман-путешествие о любви и спасении мира. Основан на реальных событиях. Публикуется в память об авторе

Когда в тебя летит копье, ты просто не успеваешь увернуться.

Этот молниеносный взгляд, железный и тяжелый, чуть не сбросил меня с парапета. На миг я ощутила себя так, будто парень застиг меня за чем-то скверным. Или просто застиг врасплох. И прежде, чем я успела подумать

прежде, чем успела предпринять что-то сознательно

в этот взгляд незнакомого парня

я выстрелила большой улыбкой.

И вдруг увидела нас со стороны: собор, Христа, саму себя, угнездившуюся на парапете, парня, внезапно посмотревшего чуть выше своего носа. Наши трассирующие взгляды и свою широкую, ясную улыбку во все небо. Ну что же, достойно. Если отвечаешь на резкий взгляд инстинктивной улыбкой – значит, не так уж плохи твои дела.

Продолжая сиять, я опустила камеру, а парень – тот вдруг улыбнулся тоже, открыто и светло. И мгновенно забыл обо мне. Отвернулся и заорал по-французски своему товарищу по команде, крепышу с голым торсом – но тот на него не смотрел. Упершись рукой в мостовую, словно прикованный к ней цветным наручником, он таращился пустым взглядом на фонтан. Но думал о чем-то своем.

Парень с ежиком подошел к мечтателю, нагнулся и пихнул его в плечо.

С тех пор я помню этот кадр и вряд ли забуду, ведь его я считаю началом. Человек шесть или семь. Их глазированные солнцем тела, их плавные траектории, их скольжение по распростертому телу площади. Их вещи. Вот чемодан, а вот авоська. Вот скейт, а вот ведро. Где-то здесь – трудное детство, а где-то вместо детства и вовсе прочерк. А вот долгие часы тренировок, потому что иначе никак. Где-то здесь еще многое, о чем я не успела узнать – а мне бы так хотелось.

Иссохший фонтан, площадь, Джон, разбирающий свой скарб.

Синяк у меня на лодыжке. Моя холщовая сумка. Моя ладонь, мой безымянный палец с серебряным кольцом из Каира. Бастет, Исида, Маат.

Прозрачное вечернее небо в молочной ряске облаков. Темнеющие кроны платанов. Кафе, очажки беззвучной суеты.

Мое королевство.

Мой фатум.

Моя улыбка случайному парню из бойзбенда.

– –

Суета подо мной усилилась: минут через пять, похоже, должны были начать. Зазмеились провода. Появился вездесущий черный динамик на большой ноге. Спортивные парни мигом замусорили пространство у фонтана: рюкзаки, сумки, тряпки. Четыре скейтборда (один – с нелепым леопардовым раскрасом). Два самоката. Ярко-розовое ведро. Две надувных бейсбольных биты (розовых тоже). Чудной девчачий чемодан, бело-розовый, с котиком в розовых очках. С таким чемоданом могла бы путешествовать японская школьница. Может, она тоже в команде? Приглашенной звездой?

Где-то пробили часы.

К динамику бросилась темноволосая девочка и принялась прилаживать к нему большой плакат (Les Echos-Liеs – разобрала я буквы, и тут же забыла, что прочла. Незапоминаемо и непонятно). Плакат падал. Девочка злилась. Может, ее был чемодан с котиком? Я скатилась с парапета и сбежала по ступенькам на площадь.

Перед фонтаном уже собирался народ. У крепостной стены все еще разминался Джон; он скользнул по мне неузнающим, немигающим взглядом и снова ушел в себя, как глубоководная рыба. В пестрой компании зрителей, сидящих на мостовой, я увидела Паоло: копаясь в рюкзаке, тот что-то бормотал себе под нос. Я подкралась сзади; пальцы станцевали тарантеллу на его звездных лопатках. Паоло вздернул голову, улыбнулся и приглашающе похлопал рукой по камням рядом с собой. И я вдруг обрадовалась: как же хорошо. Хорошо, когда еще суток в городе не прошло, а уже появился кто-то свой, к кому можно вот так запросто подойти сзади, побарабанить пальцами по спине, а он в ответ подвинется, позовет тебя сесть рядом. Как будто это делает город родным. Да и ты в нем как будто уже своя.

– Вон тот, – Паоло ткнул подбородком куда-то влево, – был, кстати, тренером Джона. Говорил он тебе? – Я прищурилась, выискивая глазами того:

– Ну-ка, ну-ка, – («тренер» – это звучит гордо) – Где?

– Да вон. В голубой майке.

В самом деле, среди однородной массы черно-мускулистых парней мерцало как блуждающий огонек бирюзовое пятно. Я пригляделась. Если на кого тот и был похож, то точно не на тренера; скорей уж на охламона-второгодника со школьного двора. Молодой парень в бирюзовой маечке, мятой, будто мама погладить забыла, зато с веселеньким принтом: зазубренным кругом, внутри которого сидело хтоническое чудище. Высокий. В татуировках с ног до головы (на левой руке красивая: спиральная в четыре оборота, то ли надпись, то ли узор). Велосипедные перчатки. Черная бандана. Лицо озабоченное. Только что шептал что-то на ухо темноволосой девочке насчет поединка с плакатом – а вот уже распутывает разбросанные на земле провода. Бросает беглый взгляд на телефон и снова кладет его в карман. Хлопает по плечу африканского юнца. С кем-то спорит на ходу. Пихает ногой скейт. Не остановится ни на секунду: у него куча дел, все время куда-то ему надо.

Остальные выглядели посолидней главаря и одеты были по форме: черные спортивные штаны с белыми лампасами, черные борцовки с белыми буквами на спинах. YOU CAN, прочла я, и, прищурившись, разобрала буквы помельче: «with positive energy». «Les Echos-Liеs. Unclassified», было написано на груди. Цветовое единство нарушал только тренер-охламон. Он мелькал между своими черно-белыми парнями как сказочное бирюзовое животное за стволами деревьев. Я задумалась: вот будь я тренером бойзбенда – я бы как, нарядилась как все? Или все-таки нацепила бы что-нибудь голубенькое с чудовищем, чтобы все сразу поняли, кто здесь самый умный и самый красивый?

– Ириску будешь? – Паоло ткнул мне под нос цветной пакетик. – А то я съем. Последняя.

Рядом присели, неловко подгибая ноги, две немки: одна рыжая, постарше, вторая помоложе и постройнее. Та, что постарше, вцепилась зубами в вонючий мясной бутерброд. Младшая посмотрела на это дело с отвращением. Со стороны другой, – тянулась внутри меня ленивая мысль, потому что глаз все цеплялся за бирюзовое пятно как за репейник, – тренер ведь не обязан выступать сам. Может, он просто худрук? Ставит номера, следит за успеваемостью и вытирает своим черным парням носы. Если так, ходи ты в чем угодно, хоть в пижаме…

Я смирилась, брейкданс так брейкданс: все равно время до шоу Джона нужно как-то убить. Лишь бы обошлось без японского бокса.

– –

В некоторых историях магия начинается без увертюры: она просто возникает из ниоткуда, точно кто-то дернул рубильник. Мгновенное включение. Может, дело было в музыке? Музыка, которая потянулась из динамика, заволокла площадь, окутала людей плотным туманом. Суровые мужские голоса, качающий глухой ритм. У меня по коже побежали мурашки; больше всего это было похоже на какой-то африканский гипнотический рэп. Песнь улиц. Заклинание подземных переходов и железнодорожных мостов.

Это было очень странно, прямо сразу. Это совсем не было похоже на начало какого-то шоу и уж тем более не вязалось с брейкдансом.

Черно-белые парни вместе со своим бирюзовым фронтменом выстроились в две шеренги друг напротив друга и в такт суровой музыке принялись разминаться. В такт этой суровой музыке они покачивали головами, тянулись, приседали. Отжимались. И странность нарастала: все, что они делали, было предельно серьезно. Сосредоточенные лица, отсутствующие взгляды. Они были похожи на воинов, которые совершают ритуал перед битвой. Команда взрослых мужчин в черном и еще один в бирюзовом. И музыка. Полурэп-полувуду.

Это было чертовски странно. Это было совсем не то, чего ожидаешь от уличного шоу. Ты ожидал, что тебя развлекут или удивят. Ты совсем не был готов к тому, что окажешься на богослужении.

Это было так странно, что меня пробрало до костей.

И тут же африканские гипнотизирующие ритмы иссякли.

В тот же миг парни ринулись друг к другу и в два прыжка сомкнулись в круг. Разом нагнулись внутрь – так, будто увидели под ногами что-то маленькое – замерли на секунду, а потом —

– Energie positive!!!! – заорали хором, так громко и жизнерадостно, что я подскочила.

Вот тебе и раз! Я снова почувствовала себя сбитой с толку. С воинами, готовившимися к битве, веселый растаманский слоган никак не вязался – но и воинов на сцене и в помине не было; парни опять превратились в брейкданс-команду, только совершенно мультяшную: улыбки до ушей, глаза блестят. Неформалы в стиле Диснея.

На площадке явно намечалась какая-то интрига.

Надо же, подумала я. Energie positive. Тоже ведь… заклинание. Только жизнерадостное. Ничего общего с суровой молитвой.

Фронтмен странного военно-танцевального ансамбля шагнул вперед и сверкнул улыбкой. Типаж, пожалуй, такой: герой-хулиган из подросткового сериала. Постеры с такими парнями шестнадцатилетки расклеивают по стене напротив кровати. Все в самый раз, а то и слишком: высокий, скульптурный, самоуверенная улыбка, сияющие глаза. И такой бодрый! А чтобы образ не получился уж слишком приторным – мятая майка, бандана, велосипедные перчатки. И штампики татуировок на руках.

Он напомнил мне Эла, моего старинного приятеля-байкера, который когда-то был в меня влюблен. Тот был такой же лучезарный; даже черты лица показались похожими. Я рассмеялась этой мысли. Молодец, парень, подумала я с симпатией и внезапной теплотой. Очень уж ты славный, и наверняка нравишься девочкам. И наверняка это знаешь. Вряд ли мы бы с тобой поговорили о чем-то важном, а вот похохотать вместе наверняка бы смогли отменно.

Что поделать, тогда я увидела его именно таким: сериальным красавчиком в хулиганском амплуа, обаятельным оболтусом в бирюзовой маечке и с очень предсказуемым лицом. Но сейчас – сейчас я помню три разных твои лица, революционер.

В день, когда я записываю все, что пришло ко мне, ты где-то спасаешь мир, а я сижу в туманном Риме на обломках империи, в писательском доме с высоченными потолками, медными дверными ручками и оконными ставнями в стиле Сайлент Хилла. Сижу на окне, глядящем в цветущий сад, куда мне не велено ходить, и на облезлые стены позеленевшего римского дворика-колодца. В васильковом платье. С чашкой кофе, купленного под вечер у индусов. И ночью, когда над Римом полыхает гроза, и струи дождя захлестывают виа Карло Альберто —

я помню три разных твоих лица.

– –

Бирюзовый окинул взглядом публику.

– Добрый вечер всем! – радостно крикнул он в микрофон, мушкой прилипший к щеке, и приложил ладонь горсткой к уху, ожидая ответа. Из жидкой тишины позади меня раздались отдельные приветственные крики. Разрозненные залпы, никак не напоминавшие салют.

Вот тебе и раз!

У парня изменилось лицо: улыбка убежала с него, как убегает в водосток струйка воды. «Нет, ребята, так дело не пойдет», – было написано на нем. У остальных участников бойзбенда физиономии сделались такими же.