Сезон тыкв

Сезон тыкв
Маргарита Кристэль

Волосы ее вились золотистыми локонами, цвет которых переливался от персикового до алого. Он любил чувствовать, как шелковистые пряди струились по его бледной груди, когда она засыпала у него на плече. Ее губы были на вкус как конфеты, которые он получал в детстве, когда ходил по домам вечером тридцать первого октября. Тогда он еще верил, что в эту ночь призраки и ведьмы могут околдовать тебя. Возможно, Осень тоже была ведьмой. Осень царствовала в его израненном сердце двенадцать месяцев в году.

Сезон тыкв

Маргарита Кристэль

© Маргарита Кристэль, 2023

ISBN 978-5-0060-7529-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Только Осень в моем сердце

1

Джек ненавидел Хэллоуин. Осень ушла в прошлый канун Дня всех святых, и в ту холодную ночь, пропитанную запахом конфет и ужаса, сердце его было разбито. Словно в сочную тыквенную мякоть вонзили лезвие ножа и безжалостно разрезали ее на сотни маленьких кусочков. Эти кусочки плавали теперь в его теплой крови, отравляя ее и всю его жизнь воспоминаниями – слишком сладкими, как чашка какао с маршмеллоу и корицей, – чтобы их можно было забыть.

Эти воспоминания были единственным, что осталось у него о той, встреча с которой поделила его жизнь на две части. В первой из них он не считал Хэллоуин настоящим праздником. Он воспринимал его нейтрально, как и любой другой праздник, который отмечать вовсе не обязательно, если ты один. Но если у тебя есть девушка по имени Осень, то эта дата приравнивается к Рождеству и дню рождения.

Осень обожала все, что связано с Хэллоуином – привидения, черных кошек, и, конечно же, тыквы. Она сама была главным атрибутом этой волнующей ночи. От нее пахло корицей и яблоками. Волосы ее вились золотистыми локонами, цвет которых в косых лучах осеннего заката причудливо переливался от персикового до алого. Он любил чувствовать, как шелковистые пряди струились по его бледной груди, когда она засыпала у него на плече. Ее губы были на вкус как конфеты, которые он получал в детстве, когда ходил с другими детьми по домам вечером тридцать первого октября. Тогда он еще верил, что в эту ночь призраки и ведьмы обладают особой силой и могут околдовать тебя, если попадешься на их пути. Возможно, Осень тоже была ведьмой и приворожила его так, что даже спустя год после расставания он никак не мог забыть ее. Каждое чертово утро, как только он открывал глаза и видел бледное солнце, заглядывавшее в его окно, его первой мыслью было: «Осень». Осень царствовала в его израненном сердце двенадцать месяцев в году. В сущности, ему было все равно, какое сейчас время года и какой день недели. Эта информация ничего не меняла. Теперь он ненавидел и солнце, и луну, и день, и ночь, потому что был вынужден проводить их один.

А самое ужасное было в том, что Осень ушла, ничего не объяснив ему. После двух проведенных вместе Хэллоуинов Джек решил, что это последняя девушка в его жизни. Он был уверен в том, что хочет провести с ней все оставшиеся у него на этой земле дни и ночи. Об этом решении он хотел сообщить ей в их третий канун Дня всех святых.

Джек украсил дом так, как это делала она, и ждал ее всю ночь. Но так и не дождался.

Телефона у нее не было. Ее адреса он не знал. Большую часть времени, когда ему не нужно было идти на работу, они проводили у него. Много раз он пытался выяснить, где ее дом, откуда она родом и кто она вообще такая. Но все было тщетно – выходя за порог его квартиры, Осень словно растворялась в воздухе, оставляя после себя аромат корицы и нежной грусти, который сливался с другими запахами и исчезал в пепельной дымке утра. Джек не знал о ней ничего, но ближе нее у него никогда никого не было.

Потеряв всякую надежду найти ее, в эту хэллоуинскую ночь он шел с бутылкой виски в одной руке и сигаретой в другой куда глаза глядят. Он снова верил в призраков и ведьм, которые были сейчас как никогда могущественны. Может, им удастся покончить с его жизнью, потому что сам он не мог набраться смелости для этого.

Джек не знал, сколько времени он шел. За его спиной остались все эти пряничные домики, украшенные нелепо ухмылявшимися тыквами и привидениями из простыней. Его тошнило от этого гротескного веселья, за которым люди прятали свой страх.

С удивлением – однако, не слишком сильным – Джек обнаружил, что направляется в сторону леса. Как странно и как наплевать. Все равно куда идти, лишь бы подальше от того места, где все вокруг веселились изо всех сил; где ночь мерцала оранжевыми всполохами; где витали ароматы корицы и яблок. Прочь из города – в глухую тьму леса, где уже не разобрать цветов и запахов, где таился лишь мрак.

Ступая на извилистую лесную тропинку, Джек вспомнил, что Осень боялась этого места. Это было единственным, чего она боялась. Когда-то он дал ей торжественное обещание, что никогда не пойдет сюда, и сейчас – впервые за этот кошмарный год – он ощутил радость. Он испытывал сладострастную радость от того, что нарушал данное ей обещание. Конечно, эта маленькая месть была несоизмерима с ее чудовищным поступком, но все же это было лучше, чем ничего. Хоть какая-то отдушина в бесконечной череде унылых дней, наполненных нудной работой, пивом и видеоиграми.

2

Однажды он упомянул, что часто играл в лесу, будучи мальчишкой. Она вздрогнула и прошептала:

– Никогда больше не ходи туда!

Джек удивился, потому что ни разу не слышал в ее голосе страха. Ни разу до этой минуты. Ей были чужды любые тревоги, волнения и сомнения. Она всегда была уверена в себе, в своих словах и действиях. Более цельной и в то же время чистой девушки он не встречал.

Осень лежала рядом, как обычно прижавшись к нему всем телом. Ее голова умиротворенно покоилась на его плече. Кожа была теплой и ароматной, а дыхание ровным. Но Джек чувствовал, что что-то не так. Будто сам воздух в комнате превратился в густую дымку, где тут и там вспыхивали алые искры. Наверное, у него просто закружилась голова, как это нередко бывало в ее присутствии. От ее поцелуев и ласк он будто бы покидал этот мир и оказывался в другом измерении – где все вокруг мерцало оранжево-красными всполохами, где пахло лесом и костром. Обычно ему это нравилось, но не сейчас. Окутывавшая их дымка пропиталась ее тревогой, которая теперь вкрадывалась и в его сердце. Нужно было разобраться с этим немедленно.

– Почему ты так сказала? – с напускным безразличием спросил Джек.

– Ты же знаешь, иногда я вижу то, чего не видят другие. И знаю то, о чем мало кто знает. Если ты пойдешь туда, с тобой случится беда. Я просто знаю это и все, – ответила Осень уже более спокойно.

– Ты же знаешь, я могу за себя постоять. Или, может, ты думаешь, что меня околдует какая-нибудь лесная нимфа? – поддразнил ее Джек, чтобы разрядить атмосферу и сбросить, наконец, оковы тревоги, сковавшей его сердце.

Осень подняла голову, подперла ее согнутой в локте рукой и посмотрела на него своими ясными глазами.

– Просто ты ни во что не веришь, – покачала головой она.

– Я хочу, чтобы и ты жила в реальном мире, где все имеет логическое объяснение. Хочешь, пойдем туда вместе, и ты сама поймешь, что бояться нечего?

– Нет! – голос Осени сорвался на крик.

– Я и не знал, что ты такая трусиха, – улыбнулся Джек.

– Обещай мне, что никогда не пойдешь туда! – настаивала девушка, и ему показалось, что в ее янтарных глазах сверкнули алые всполохи.

– Обещаю, – сказал он, запуская руку в ее роскошные волосы и притягивая ее к себе.

– Там очень опасно… для тебя, – прошептала она после долгого поцелуя голосом, в котором слились страх и страсть.

– Это тебе сказали духи, с которыми ты болтаешь по ночам?

Осень ничего не ответила и снова прильнула своим горячим ртом к его губам.

Джек знал, что иногда она вставала среди ночи, зажигала на кухне свечи, садилась за стол и, закрыв глаза, что-то шептала. Он не воспринимал эти ночные бдения всерьез, потому что не верил в магию и сверхъестественные силы. Если бы Осень сделала так, чтобы у них появилась вилла на берегу моря, тогда, возможно, он и поверил бы, но это не точно. Но ничего такого не было, поэтому он воспринимал ее занятия так же, как Хэллоуин – смотрится интересно и даже красиво, но толку от этого никакого. Если бы на ее месте сидела другая девушка и шептала заклинания при свечах, то, скорее всего, он не удержался бы от смеха. Но это была его Осень, его красавица с алыми губами и персиковым румянцем на щеках, с шелковистыми волосами, которые источали едва уловимый запах костра; и он был счастлив, что она, такая необычная и прекрасная, принадлежала лишь ему.

В ту ночь Джек никак не мог заснуть. Возникшее во время их странного разговора чувство тревоги не покидало его. Возможно, дело было в том, что он никак не мог понять ее причину. Джек был из тех, кто не верил ни в Бога, ни в дьявола, а верил в могущество науки и силу разума. Если бы не это всепоглощающее чувство тревоги, он бы просто отмел слова его взбалмошной девушки в сторону и заснул сладким сном, чувствуя у себя на плече приятную тяжесть ее головы; ощущая на своей груди разметавшиеся шелковые локоны и горячее дыхание. Но не тут-то было. Что-то в нем отзывалось на эти слова. Как будто он что-то знал, но прятал это воспоминание глубоко в подсознании, чтобы оно не мешало ему и дальше жить своей беззаботной жизнью.

Джек был гедонистом и визуалом. Вероятно, потому он и выбрал Осень. Один вид этой девушки с изумительно красивым лицом, золотыми кудрями до пояса и стройной фигурой вызывал у него прилив блаженства. Одна только мысль, что он один всецело владел этой красотой, вызывала в нем чувство эйфории. Сознание того, что он мог распоряжаться этим лицом, этими губами и руками так, как ему вздумается, сводило его с ума. Связь с Осенью подпитывала его уверенность в себе. Она была тем светильником, который наиболее выгодно освещал его личность. С ней он чувствовал себя как никогда сильным, умным и нужным. Именно встреча с Осенью смогла усыпить грызущего его сердце монстра, твердившего, что его существование – бесполезное прозябание в холодном мире, полном шлюх и ничтожеств. И он – тоже ничтожество. Он понял, что их любовь и есть тот самый смысл жизни, который все кругом искали, и что все не напрасно. Несмотря на то, что они совершенно разные, они были вместе, а значит, это настоящая любовь…

Ему приснился странный сон. Он шел по лесу совсем один. На пестром ковре из опавшей листвы тут и там лежали тыквы. Некоторые из них были гигантских размеров. На одних были вырезаны ухмылявшиеся рожицы, а внутри них горели алые свечи. Сумерки стремительно окутывали пространство, но свечи давали достаточно света. Также лес освещали развешенные на деревьях гирлянды. Джек заметил, что лампочки на некоторых из них были обычной формы, а на некоторых – в форме тыкв. Он вдруг осознал, что впервые оказался в лесу один. А потом он подумал о том, что никто из людей не смог бы притащить сюда такое количество тыкв. Да и вообще таких огромных тыкв не бывает. А значит, все это ему снится. Но он ощущал происходящее как реальность – одну из тех реальностей, в которую может попасть каждый из нас, если осознает, что сон – форма реальности.

Он знал, что уже видел все это. Много лет назад ему явили лес в его истинном облике, показав его как место, где обитают темные духи Природы. Но темные не значит злые. Тьма – Мать всего сущего. Она порождает материю, выталкивая ее из себя в Свет, а спустя отведенное время забирает обратно.

Таков закон мироздания. Юный Джек знал его и понимал так же, как то, что его зовут Джек, что ему шестнадцать лет и он идет один по осеннему лесу, усыпанному багряной листвой и оранжевыми тыквами. За каждой из них может таиться кто-то, кто давно за ним наблюдает. Не те несколько минут или часов, пока длится его сон, а всю его жизнь. Кто-то видел все его вылазки с друзьями, все их игры, шуточные драки, слышал их разговоры и смех. Он весь был как на ладони, он – и его душа. Во сне Джек верил, что она у него есть, и этот кто-то читал его душу, как открытую книгу.

– Кто здесь? – спросил Джек, останавливаясь перед самой большой тыквой величиной с коттедж.

Раздался тихий смех, или это порыв октябрьского ветра сдул с дерева остатки листьев, и они упали прямо на его ботинки. Джек снова перевел взгляд на тыкву и заметил, что посередине есть что-то похожее на зеленую ручку от двери. Джек потянул за нее, и тыква открылась. Он вошел внутрь, словно в домик.

Его поразил дурманящий запах сырой тыквенной мякоти. Ему казалось, будто скользкие оранжевые щупальца обволакивали его внутренности, отравляя их своими тяжелыми испарениями – слишком потными, слишком насыщенными, слишком осенними. В оранжевой мякоти посередине тыквы спиной к нему стояла фигура в багряном плаще – если то, что ее окутывало, можно было так назвать. «Плащ» – это наиболее подходящее слово в языке для того, чтобы описать то, что предстало глазам юноши, но оно не до конца передавало суть. Это действительно было длинное одеяние с капюшоном, но Джеку также пришло на ум слово «ядовитое». От подола вились клубы пара, поднимались вверх и обрамляли фигуру алыми кольцами. Джек не видел лица, но он знал, что стоявшее перед ним существо женского пола. Это было понятно по хрупкому силуэту.

Джек сделал несколько шагов навстречу, чувствуя, как хлюпают его ноги в сочной мякоти, как она засасывала его в себя, словно оранжевое болото с какой-то неведомой планеты. Запах сбивал его с ног, янтарные внутренности тыквы норовили поглотить его, но он продолжал делать шаг за шагом. Время будто бы замерло, и эти несколько шагов показались ему вечностью, но он знал, что сойдет с ума, если не увидит ту, что скрывалась под алым плащом.

Наконец, Джек преодолел разделявшее их расстояние, и почувствовал упоительно сладостный аромат корицы и яблок. После одуряющего запаха тыквы он показался ему нежным бризом, который смывал с него усталость, вливал новые силы и наполнял невиданной энергией. Этот запах был знаком ему с детства…

– Осень, – вымолвил Джек.

Фигура повернулась к нему, и он увидел. Он знал ее всегда, всю свою недолгую жизнь. Пусть сейчас большую часть лица скрывал капюшон, и были видны лишь пухлые ярко-алые губы и маленький подбородок сердечком. По плечам рассыпались золотые кудри. Плащ был распахнут на груди. Он разглядел верх обсыпанного самоцветами платья. Корсет высоко приподнимал соблазнительную грудь, молочная кожа которой мерцала и переливалась золотистыми искрами.