Чёртов круг. Цирковые истории

«Ну и стерва! – негодовала я внутренне. – Дрыхла ведь!» Хотела восстановить правду, но тут Ната пожаловалась, что я не явилась выгуливать собак в час дня, хотя час дня именно сейчас и пробил, и я явилась, но даже сей очевидный факт доказать оказалось невозможно. Оправдываясь, сопротивляясь, защищаясь, я еще больше увязла в нелепейших грехах. Счастливая Ната изрыгнула:

– Артистка!

И в запале я сообщила всем, что она ругала меня нецензурно. В холле повисла пауза, а потом грянул хохот. Курнаховский, отсмеявшись, обратился к покрывшейся бело-красными пятнами, единственно не хохотавшей Нате:

– Наталья Борисовна, неужели это правда?

– Я с ней работать не желаю, – отрубила Ната.

И Курнаховский, элегантным жестом проведя холеной ладонью по волнистой седой шевелюре, пропел мне:

– Какая же вы, деточка, склочная. Не успели прийти в наш дружный коллектив, а уже конфликтуете.

Я молчала. Мне уже сделалось все равно. Простояла все собрание истуканом и ничегошеньки не слышала. Внутри клокотало. Ну отчего они меня возненавидели?! Вот тебе и новая жизнь, самостоятельная, необыкновенная! Хочется немедленно домой, чтобы мама пожалела… домо-о-ой! «Я уеду, уеду, сегодня же уеду!» – колотилась мысль в голове.

Когда собрание закончилось, я вернулась в номер и легла на кровать лицом вниз. Вошла, напевая чего-то беззаботное, Лина. Раздалось позвякивание ложечки о стакан и вдруг веселый вопрос:

– Тебе чай или кофе?

Я перевернулась. В стакане бурлил кипятильник. Лина распаковывала коробку сахара и улыбалась мне так, будто ничего не случилось.

– Как же так, – убито произнесла я, – разве утром я не звала тебя репетировать, а?

– Да брось ты о пустяках, проехали!

– Почему на меня все взъелись?

– Будь проще. Никого ты не интересуешь. Думаешь, кто-нибудь помнит, что там творилось на собрании? Это все так, игра, от скуки цирковой, а ты новенькая, терпи.

Прихлебывая чай, я продолжала угрюмо размышлять: «Нет, на фиг мне такие игры, брошу все и в Москву!»

Зашли партерные акробаты: коренастый Володя и стройный Вовочка. И они улыбались, и говорили со мной так, словно пятнадцать минут назад ничего такого не произошло. Лина и их напоила чаем, а потом они втроем отправились гулять по городу. Меня не пригласили, и я опять затосковала, но вспомнила про море, и пошла ходить по улицам в поисках берега. Пересекая мост, увидела на палубе той самой белоснежной «Регаты» Лину – она бесшабашно колотила в блестящий колокол и звонко кричала:

– Свистать всех наверх! Отдать швартовы! Полный вперед!

Я всерьез оскорбилась, будто бы она сплагиатировала мою мечту.

Долго ходила, устала, но опять не нашла море.

Вечером Лина куда-то наряжалась. Подвила электрощипцами иссиня-черные локоны, накрасила длинные пушистые ресницы, и ее карие глаза сделались особенно манящими, очертила кроваво подвижный рот, надела переливающееся зеленое в обтяжку платье и лакированные как нефть туфли на высокой шпильке. Я делала вид, что читаю местную газету «Советская Клайпеда», но не выдержала:

– Ты куда?

– В кабак. Завтра начнем работать, а начало принято отмечать.

– А я?

– А ты-то здесь при чем? Ты маленькая.

И я стиснула зубы от такой откровенной наглости, ведь ей самой – всего восемнадцать. Впрочем, хотя Лина и была старше меня всего на год с небольшим, дерзости и уверенности в ней содержалось несравнимо больше. «Ну и ладно!» – уткнулась я в передовицу, но свежие новости абсолютно не волновали. Когда Лина уцокала, я зажгла торшер и, развалившись в кресле, закурила. Впервые после случая в поезде. Глядела на смутное отображение в окне. Дым красиво струился вверх, и настроение постепенно улучшилось. Ну, разве я могла себе такое позволить дома при маме с папой? И отпустили бы меня поздно за порог? А тут я могу запросто встать и направиться куда захочу, и хоть всю ночь не возвращаться. Разволновалась: «Чего сижу-то?» И спустилась в бар, посещение которого являлось еще одной моей сокровенной мечтишкой, и вот она свершалась.

В баре полутьма, негромкая музыка. Я присела на высокий пуф возле стойки и выбрала коктейль. Получила набитый льдом узкий длинный стакан с торчащей пластмассовой трубочкой. Первым делом выловила сливку и слопала ее, потом пососала содержимое и отставила: спиртное даже в легком варианте вызывало тошнотное ощущение. Ко мне подошел подвыпивший рыжий здоровяк и заговорил. Я вежливо, но неохотно отвечала, как вдруг выяснилось, что он моряк и их судно только сегодня пришло в клайпедский порт. Страстный вопрос вырвался у меня:

– А где же море?

И оказалось, что надо плыть паромом через залив, а потом еще пересечь Куршскую косу. Я поняла, почему, блуждая по городу, никак не могла обнаружить моря, хотя чувствовала его незримое могучее присутствие. Поинтересовалась:

– А куда вы плавали?

– В Исландию, – усмехнулся почему-то он. А я внезапно вспомнила, как в девятом классе видела по телевизору документальный фильм об Исландии и очаровалась этим островом. Честно признаться, более всего мне понравился в этом кино паренек, работающий грузчиком в порту: льняные, взвивающиеся от ветра длинные волосы, худенький, но так лихо швыряющий пузатые бочки, при этом еще и улыбаясь в камеру.

Моряк представился Александром и сказал, что привез из Рейкьявика много разнообразных сувениров и хочет сделать мне презент. Мы двинулись к нему в номер.

Когда выходили из бара, столкнулись с администраторшей нашего циркового коллектива «Верные друзья» Любкой. Она как раз распахнула ресторанную дверь, находившуюся впритык с баром, и остолбенела, узрев меня с краснолицым рыжим детиной, но тут же хищно сузила глаза и скрылась обратно в ресторан. Я обрадовалась: «Они-то полагали, что несчастная девочка торчит заброшенно в номере, а я – ого-го, не тут-то было!» Но радовалась напрасно, потому что Любка наплела, будто я и на ногах не держалась и меня волок лапая и целуя взасос пьяный мужик.

Поднялись к моряку. Он жил почти напротив номера, где остановились мы с Линой. Комната забита чемоданами и огромными коробками. Александр усадил меня на кровать, отыскал в бауле пестрый глянцевый журнал и сел рядом, сунув его мне в руки. Я листанула и немедленно захлопнула. Жар окатил лицо. Туркнула журнал Александру. Он искренне удивился:

– Ты чего? Это же «Плейбой», его запрещено провозить, контрабанда. Стесняешся, что ли? На, не робей, посмотри…

– Неа, неа, уберите, или я уйду.

Он замялся, сам полистал журнал, надеясь, что я все же заинтересуюсь, но я отвернулась. Александр кашлянул:

– Я закрыл.

– Честно? – недоверчиво покосилась. Да, закрыл и отложил. И смотрел на меня обалдело. Спросил с глуповатой улыбкой:

– Ты чё, девственница что ли?

И я опять залилась краской. Конечно, так и было, но говорить на такие темы мне не хотелось.

– А чего же ты сидела в баре одна и так легко со мной разговорилась и пошла?

– Но я, то есть, но вы…

А он вдруг трезво и очень серьезно проговорил:

– Выходи за меня замуж.

И стал рассказывать, как грустно и одиноко возвращаться ему после моря к себе домой в Гусь-Хрустальный, где его никто не ждет, что он давно хочет жениться на хорошей чистой девчонке, что ему опостылило общаться лишь с проститутками в портовых городах.

– Да вы ведь старый…

– Тридцать пять всего!

– Это даже чуть больше чем две моих жизни.

Он принялся уговаривать, убеждать, увещевать, но я категорически отказывалась. Обеспеченность, покой – нет, я мечтала не об этом и, вообще, еще не намеревалась замуж. Жизнь только собиралась начаться, и сколько интересного ждало впереди, а тут предлагают такую скуку. Я затосковала и сообщила, что мне пора. Александр сник, протянул на память золотую цепочку с бриллиантовой капелькой, но я не взяла. Тогда он, с грустью глядя на отвергнутый подарок, тихо сообщил: