Заглянула Лина и завопила:
– Ты все еще тут? Обалдела, что ли?! Выезжаем!
Я так и не выпила кофе. Побежала.
В автобусе гитарист Сережа громко обратился ко мне:
– Говорят, ты здорово стираешь носки, у меня там поднакопилось малость.
– Пошел ты… – я не договорила, как все заржали.
– Ну, ладушки! – заключил Курнаховский. – Заругалась девка, испортили, теперь своя.
И я внутренне озарилась счастьем, ощутив, что, действительно, коллектив сделался мне интереснее. Подумала: «Какие они все-таки хорошие люди!»
Мы были в Прекуле, городишке совсем рядом с Клайпедой, и вернулись в гостиницу рано. Вечер стоял сухой, ясный. Лина позвала меня погулять по городу, и я кивнула, но тут же отказалась. Она обиделась:
– Почему?
– Так, – неопределенно буркнула я и ушла в буфет. Хотелось молока с булочкой, но я взяла кофе. Молоко – это как-то по-детски. Кофе – изысканно.
Вдруг появилась Лина. С Вовочкой и Володей.
– А, ты здесь… К тебе хоть подсесть-то можно?
Я пожала плечами.
Они взяли именно молоко с булочками и сели ко мне.
– Кофе на ночь вредно, – сказала Лина.
Я и без того не хотела его, а тут еще они с желанным молоком и эта реплика. Хотела огрызнуться, но из служебного помещения выглянула Юрате. Посетители – только мы. Она подошла. Володя игриво окинул ее взгядом и шутливо спросил:
– Ты холостая?
– Да, – у нее дрогнули иронически уголки губ, – до вечера.
Взяла использованные стаканы и медленно ушла. На ней – очень короткая юбка.
– Ничевошная девочка, – пихнул крепыш Володя субтильного Вовочку.
Но тот не сводил влюбленного взора с Лины. А я проговорила:
– Она необыкновенная.
Лина фыркнула и уничижительно посмотрела на меня, процедила:
– Проститутка она.
– Кто?! – меня будто электричеством шарахнуло. – Она… ясная.
– Пойдемте, ребята, – поднялась Лина и сказала мне серьезно: – Ты совершенно в людях не разбираешься.
Они ушли. Я сидела как оплеванная, будто меня лично оскорбили. Тут вломились краснолицый моряк Александр и Линкин Виктор. Оба пьяные. Виктор усадил друга за столик и тот, сграбастав рыжую шевелюру розовыми лапищами, замычал. Виктор узнал меня и извинился:
– Запой у Сашки. В какую-то девчонку втюрился безответно, страдает… Хочешь, познакомлю?
– Да, то есть, нет, потом, до свидания, – скороговористо выпалила я и смылась.
Вышла в город.
Бродила по вечерней Клайпеде и все никак не могла привыкнуть, что домики стоят впритык друг к другу и некоторые длиною всего-то пару шагов. Это так умиляло. В Москве я жила на просторном Ленинском проспекте и в моем доме – шестнадцать подъездов. Я даже не всех жильцов в своем подъезде знала, а тут уже встречала знакомые лица среди прохожих. Больше всего мне нравилось, что город можно пересечь за полчаса пешком и нет нужды толкаться в душном, потном, тесном и озлобленном метро. Я прикинула, и получилось, что под землей за шестнадцать лет жизни провела как минимум пару лет.
Размышления прервались встречей с Линой и двумя Вовами. Я пошла с ними и очень удивила их тем, что разбиралась в литовских вывесках. Они даже подумали, что понимаю язык, но я просто – любопытна, дотошна и памятлива. Видела, например, над входом надпись «Pienas», заходила и убеждалась, что это молочный магазин. Затем, встречая подобное слово в другом месте, уже не сомневалась, чем там торгуют.
– Это рыбный, – показала я на «Zuvyte». – Это хлебный, – кивнула на «Bandeles». – А это гастроном.
– Насчет гастронома мы сами догадались, – улыбнулся Володя. И это было, пожалуй, нетрудно. Гастроном на литовском – gastronomas.
Рядом с «гастрономасом» находилась гостиница.
– Посидим немного в ресторане, – предложила Лина.
Акробаты согласились. И я тоже, хотя робела, потому что никогда доселе не посещала ресторанов.
В затемненном зале – людно, шумно, стлался табачный дым. Громко играл вокально-инструментальный ансамбль. На столах стояли плошки с плавающими свечками. Метрдотель указал на крайний столик, где уже сидели две, похожие на манекенщиц, девушки:
– Только тут уголок стола свободен.
Лина вспылила:
– С проститутками сидеть?!
Метрдотель развел руками:
– Больше мест нет.
Я ошарашенно посмотрела на девушек. Они слышали разговор, но ничуть не возмутились. Невольно отметила: «Юрате с ними нет». Значит, фраза Лины, брошенная презрительно в буфете, запала в душу. И я укорила себя за это. Однако и слова Юрате не давали окончательно успокоиться. Не раз прокрутила я мысленно ту сценку, когда Володя спросил: «Ты холостая?», а она проговорила: «Да… до вечера». Особенное сомнение вызывала почему-то пауза между «да» и «до вечера». И все же я заставила себя поверить, что это – всего лишь шутка, двусмысленная, но – шутка. «У нее такие глаза, – убеждала я себя, – что она не может быть порочной, никак не может». Я вдруг поняла, что сияние, свет, озаривший тогда меня, исходил именно из ее необычных льдистых глаз.
– Идем отсюда, – уже в третий раз дергала меня за рукав Лина. Мы пошли вверх по лестнице, но Володя передумал и вернулся.
– Посижу с девчонками, – азартно сказал он.
Лина тут же решила идти с Вовочкой к нему в номер.
– Надо же пользоваться моментом, – усмехнулась сладострастно, – пока Володьки-то нет.
Вовочка засиял.