Но я из принципа вцепилась в стакан с водкой. Поднесла ко рту, в ноздри шибануло сивухой, передернулась. Они развеселились.
– Выдохни с силой, а потом ахни!
– Знаю, – соврала я и выдохнула. Поднесла и опять не смогла выпить. Они потешались вовсю. Разозлилась и стала пить. Как квас в зной, большими, жаждущими глотками. До донышка. И тут же стал душить рвотный ком. В панике не знала, куда деть стакан.
– На-на-на, закуси-ка! – сунули в рот что-то скользкое, солоноватое. Сглотнула и отдышалась.
– Как? Хорошо?
И я заулыбалась:
– Нормально.
– Присаживайся, – хлопнул себя по ноге угощавший и я села к нему на колени. – Москвички?
Я чувствовала, как горячие волны из желудка растекаются по всему телу, и почему-то захотелось смеяться. И я засмеялась, обняла этого прекрасного человека, и даже хотела расцеловать, но Лина вдруг накинулась на меня с руганью, и потащила вон. Я упиралась, но ей взялись помогать и наши новые знакомые. Как я ни сопротивлялась, а им удалось препроводить меня в номер. Заперев дверь снаружи, они ушли. Я долбила в преграду, умоляла кого-то подошедшего освободить меня, а потом осела и тихо, но безутешно плакала – пока не заснула.
Проснулась оттого, что Лине не удавалось отворить дверь. Сперва никак не могла понять, почему я сижу на корточках в прихожей, сообразила, поднялась. Лина влетела, пытливо всмотрелась в мое лицо и только после этого произнесла:
– Прочухалась! Ну, ты, мать, даешь…
– Чего, а? – потирая затекшие мышцы, жалобно мяукнула я.
– Стране угля… чего, главное, спрашивет… пить меньше надо!
– Так я вообще ведь не пью…
– Ни фига себе! Один за одним стаканы хлестала с водярой!
При упоминании о водке я метнулась в ванную и обрушилась на унитаз, вожделенно обняв его.
– Пьяница! – припечатала Лина, когда я, жалкая, мокрая после обливания под умывальником, мелко дрожащая, возвратилась в комнату. – Ложись спать, четыре утра, тебе всего два часа на протрезвление осталось.
Я покорно упаковалась под одеяло. Лина погасила свет и тоже легла. После некоторого молчания вдруг саркастически проговорила:
– А ты ведь ее любишь…
– Кого? – пробубнила я в подушку.
– А про кого ты в ресторане как подорванная захлебывалась?!
– Про кого? – млея от догадки, лепетнула я.
– Про Юрате эту, из буфета…
И я дернулась, будто застигнутая врасплох, хотя ее ответ не явился неожиданным.
– Чего молчишь? – выждав, спросила Лина, но я не знала, что сказать, и притворилась заснувшей.
Спускаясь утром к дрессировщицам, думала, что Эмилия Францевна опять заметит мою измочаленность, но старушка уже, видимо, привыкла и нечего не сказала. После прогулки я опять завалилась до часу дня и после дневного выгула тоже спала. Выезд назначен на пять вечера, и я успела прийти в норму. Лина тоже спала целый день, и мы поднялись с ней одновременно в четыре. Я полагала, что она начнет меня пилить, но Лина как ни в чем не бывало взялась готовить кофе.
В окно я увидела Юрате. Она развешивала во дворе на веревки белые полотенца. Закончив, вошла в арку примыкающего к гостинице жилого дома, который составлял четвертую стену внутреннего двора-колодца. «Может быть, она живет там?» – и я начала разглядывать окна.
– Что там? – заглянула через мое плечо Лина и я порадовалась, что Юрате уже исчезла, но тут она вновь появилась. Лина усмехнулась и пришлепнула меня по спине.
– Пей кофе, и пойдем. Сегодня недалеко едем, в Палангу.
Я обернулась с расширенными глазами.
– В Па-лан-гу?!
– Да, – растерялась Лина. – А что такого? Ты не знала?
Я судорожно сглотнула, прошептала:
– Но там же море…
Лина отмахнулась.
– Какое здесь море? Море в Сочи. Ну, в крайнем случае, в Одессе.
Я не обращала внимания на ее пресыщенные слова. Для меня море должно было случиться здесь и сегодня, и я трепетала: «Ну, наконец-то!»
В автобусе Лина затараторила о вчерашних событиях, которые в предверии встречи с морем казались мне уже пустячными.
– Это даже ничего, что ты накирялась, а то пришлось бы с ними делить, как говориться, ложе…
Тут она запнулась, и я на нее мельком глянула, подумав невольно: «Небось, ты-то не растерялась…» И поразилась, потому что Лина покраснела и примолкла. Впервые я наблюдала ее смущение и поняла, что не такая уж она нахалка, какой кажется.
Прибыли в Палангу, маленький курортный город с серенькими коттеджиками среди могучих сосен.
Едва выйдя из автобуса, я сразу почувствовала присутствие моря, хотя оно оставалось незримым.
Сам по себе день выдался ненастным: низкое небо, порывистый ветер. Но здесь воздух по-особенному стылый, влажный до густоты и насыщенный йодистым запахом. Пространство, словно от работы огромной подземной машины, непрерывно могуче рокотало.
До концерта оставался еще час, и я бросилась искать море. Курортный сезон кончился, и мне навстречу не попадался ни один человек. Наугад бежала я по пустынным улицам. Рокот нарастал, ветер делался сырее и холоднее. Нетерпение подхлестывало: «Сейчай я увижу море!» Оно чудилось за каждым проулком. В боку закололо, я сбавила темп, но не остановилась. Закончились дома, начались сплошные сосны. Я опять сорвалась в бег. То бежала, то шла, а моря все нет. Уже стоял не рокот, а грохот, но море не показывалось.
Сосны оборвались, и я замерла, увидев белые как снег дюны. Утопая по щиколотки в мелком и нежном песке, заторопилась дальше мимо низких ивовых изгородей, врытых в дюны. Я совсем выдохлась, но, будто гигантским магнитом влекомая вперед, не останавливалась. Происходящее напоминало сон, в котором упорно стремишься куда-то, но никак не можешь достичь заветной цели.
Наконец, заметила деревянный настил, тянущийся вверх по дюнам, упирающийся прямо в небо. Поняла, что за ним и откроется море.
Постояла. Отдышалась.
Рванулась. Настил длинный и громыхающий. Доски пружинили, как трамплин, и я совершала гигантские перепрыги. Вскрикивала, отбивалась, взлетала со вскинутыми руками.
Настил кончился внезапно. Я взлетела и в полете этом увидела огромное в полнеба и в полземли неизвестное животное. Обрушилась вниз на склон дюн и панически закарабкалась вверх, потому что в этот самый миг гигантское живое существо стремительно понеслось на меня. Я понимала, что убегать бесполезно, гибель неминуема, но инстинкт гнал прочь. Орала затравленно, песок осыпался, и я оползала вместе с ним, опять карабкалась и снова съезжала. Животное ревело буквально за спиной, но почему-то не хватало меня. Я оглянулась, села.
Это, без сомнения, и есть море, но я его не узнала. Видела на картинках и по телевизору, а живым не узнала.