Осторожно выглянув из-под одеяла, я уставилась в сторону купальни, откуда тянуло холодом больше всего. На миг почудилось, что там мелькнул бледный силуэт.
Я охнула и резко придвинулась к виконту.
– Что с вами? – спросил он.
– Ничего, – прошептала я, боясь повернуть голову к купальне, где темнота зияет, как черный провал. – Просто… я… Мне....
Неожиданно меня обвила горячая рука и крепко прижала. Не успела опомниться и возмутиться, как над самым ухом прозвучал опаляющий шепот виконта.
– Не бойся.
Захотелось откинуть его руку и пнуть посильнее, чтобы упал с кровати, но вместе с возмущением, вдруг ощутила безмерное спокойствие и защиту, каких не испытывала, с момента отъезда из Аварона.
– Спи, – прошептал он в ухо.
И я уснула.
Глава 13
– Вот она какая, взрослая жизнь, Диларион, – сообщила я дракончику, который смотрит умильными глазками и дергает лапками, просит чесать пузо еще и еще.
Я задумчиво поскребла желтое брюшко ногтем и повторила:
– Взрослая жизнь, Диларион… Благодетельная и даже благочестивая, по мнению Бенары. Бедняжка… Святая душа, она ведь в самом деле верит, что меня удалось, наконец, оградить от пучины разврата и вообще, каких-то невообразимых опасностей, что поджидают на каждом углу Института Благородных Волшебниц.
Диларион сердито засопел, когда убрала руку с брюшка. А я подцепила из шкатулки шпильку с розовой жемчужиной и с задумчивым видом воткнула в высокую прическу.
Добрых полчаса назад Конек позвал меня к завтраку, к которому я оказалась абсолютно готова за долго до того, как в дверь постучали. Поэтому добрых полчаса сижу перед туалетным столиком, поправляю идеальную прическу, за которую похвалила бы даже Бенара и, вместо того, чтобы получать удовольствие от завтрака, сетую на жизнь и рассуждаю о собственном падении.
– Мы же обсуждали с Нинель мужчин, – заговорщицким тоном произнесла я. – Обсуждали, обсуждали, и ты никому об этом не расскажешь! И я всегда была уверена, что она будет первой.
Дракончик сердито пискнул и помахал лапками.
Я протянула руку к брюшку, но цели ладонь не достигла, так и зависла на полпути. А я приблизила лицо к зеркалу, и глядя в изумрудные глаза отражения, в свете дня почему-то светлые и глубокие одновременно, прошептала:
– Нинель должна была первой узнать, что такое поцелуй с мужчиной. Узнать и рассказать мне! И что в итоге? Я могла бы просветить подругу не только в вопросах поцелуев, которые некоторые упорно называют "спасением жизни", "возвращением дыхания" и прочей чепухой… Но даже поведать о ночи, проведенной с мужчиной в одной постели!
Диларион вздохнул. Смешно перекувыркнувшись на лапки, уткнул нос в пудреницу, которую я по рассеянности оставила открытой и оглушительно чихнул.
Когда нежно-розовое облако осело, зеркало услужливо отразило меня, в скромном шерстяном платье изумрудного цвета, с отделкой из мелких хризолитов и яшмы, с узорами золотой нити по вороту. Грудь почти полностью скрыта шелковым платком в тон, которому прикрепила жемчужную булавку в виде бабочки.
Наряд был бы безупречен, если бы не присыпанность розовым. Я чихнула и раздраженно пощелкала пальцами, освобождая наряд от пудры и устраняя ее остатки с туалетного столика.
– И знаешь, что, Диларион? – спросила я пискнувшего дракончика, который моргнул и плямкнул в ответ. – Это было решительно не похоже на то, о чем пишут в душещипательных романах! Вообще не похоже! Там ведь как? Герой с героиней целуются с закрытыми глазами, это обязательное условие. Об этом упоминается несколько раз! Потом героиня томно вздыхает, а герой долго говорит о том, что глаза у нее, как звезды, и губы, как анемоны, и ее нежность сравнима разве что с нежностью пуха белокрылой горлицы… И любовь его так сильна и глубока, что будет жить отныне вечно… И они опять целуются… А потом начинается следующая глава! И почему-то ни слова о том, какой жгучий стыд героиня испытывает наутро!
Снаружи раздались приближающиеся шаги, и я испуганно замерла, думая, что это пришли торопить меня с завтраком. Но, к моему облегчению, шаги удалились, и я продолжила разговаривать с дракончиком.
– Я знаю, что ты скажешь, Диларион! Я все знаю наперед! Что я не героиня душещипательного романа, и виконт уж точно не мой герой! И что до велеречивости и поэтичности героя романа ему как до Аварона, если не менять курс… То есть прямиком вокруг нашего мира. Но мне стыдно! Мне очень стыдно! И знаешь, что самое ужасное? Самое-самое-пресамое ужасное из всего, что могло со мной случиться?
Дракончик заинтересованно поднял мордочку и повилял зеленым хвостом, как щенок.
– Я с детства так не высыпалась…
Стыдясь смотреть на свое отражение, удивительно свежее и отдохнувшее, я поднялась с пуфика с прямой, как жердь, спиной. Несколько кругов по каюте, недовольный писк дракончика, который уселся у двери, и жалобное сосание под ложечкой убедили меня, что до конца плавания в каюте отсиживаться не удастся.
– В конце концов, это невежливо с моей стороны, – пробормотала я. – Ведь кроме меня, эту ночь на корабле никто не спал! Надо хотя бы поблагодарить верных людей Черного принца за заботу!
Первым, кто мне встретился, когда покинула каюту, оказался боцман. Он смотрел вдаль и курил трубку, отчего казалось, что изо рта моряка торчит труба, а внутри скрыт какой-то хитрый паровой механизм. Попугай Старпом сидит на том же плече, над которым поднимается дым, и с самым блаженным видом его вдыхает, чуть раскачиваясь.
Попугай заметил меня первым, но тут же вновь зажмурился, упорно не подавая вида.
– Доброе утро, уважаемый… боцман, – краснея, нашлась я, когда поняла, что имени моряка не запомнила, – и не менее уважаемый Старпом!
Боцман расхохотался моей находчивости и, выпустив облако дыма, важно сказал:
– Роджер, леди, просто Роджер. Или лучше Весельчак, как зовет меня команда. К морскому дьяволу этот официоз…
Попугай же смерил меня презрительным взглядом, но, заметив на плече дракончика, нахохлился, как ершик для чистки магических сосудов.
– Простите великодушно, Весельчак Роджер, – сказала я и сделала книксен под довольное кряканье моряка.
Неуклюже поклонившись, боцман спросил:
– Как спалось леди? Надо отметить, что выглядите вы похитительно!
– Похи… что? – моргая, переспросила я, от всей души надеясь, что мне показалось.
– Похитительно! – подтвердил мои худшие опасения моряк. – Так же говорят в высших кругах, чтобы порадовать бабу? То есть, леди?
Я зарделась и чуть смяла пышную юбку.
– Вы, наверно, хотите сказать, чтобы сделать леди приятное? – уточнила я, улыбаясь. – И я поняла, вы хотели сказать – восхитительно!
– Эээ… – протянул боцман. – Приятное оно по-другому делают, вы не путайте меня. А что же это за комплимент такой – усхитительно? Что за слово такое непонятное, какая с него радость? Вот похитительно – самое оно! Если баба так выглядит, что руки и все остальное чешется ее похитить, и ей об этом прямо и честно говорят… Во-о-от она радость-то, должно быть!
Я часто заморгала, стараясь не думать о том, что выгляжу похитительно, по мнению насквозь просоленного Весельчака Роджера, и о том, что у него зачесалось помимо рук при моем появлении. Чтобы как-то выйти с достоинством из неловкого положения, решила ответить на его вопрос.
– Знаете, я спала, как младенец, спасибо всем вам! – произнесла я, снова делая книксен, и, в свою очередь, тоже отдала дань вежливости: – Мне очень жаль, что вам пришлось провести эту ночь на ногах…
Боцман крякнул, попугай каркнул прямо как ворона и нервно забил крыльями. Когда птица успокоилась, Роджер поинтересовался:
– А с чего бы мне ночь на ногах стоять, леди? Нет уж, увольте! Чай, не оголец уже, по ночам скакать! Я эту ночь как младенец спал, прямо как вы, и даже лучше. А чего бы и не поспать? Вахта-то то была господина виконта… Вот, он поди всю ночь и промаялся на палубе!
У меня начал дергаться глаз, задрожал подбородок и зашумело в ушах. Думая, что ослышалась, я все же сочла своим долгом пояснить боцману, что имела ввиду:
– Ну как же, уважаемый Роджер? Призрак леди Вивьен Ру… Угроза для моей жизни… Вы все, вся команда, несли вахту, чтобы защитить меня от этой призрачной и очень недоброжелательной леди…
– Кто недоброжелательная леди? Вивьен Ру, что ли? – переспросил моряк и поскреб макушку. – Да это самый добрый призрак из всех, каких я только встречал! А встречал я их братии немало, черная акула меня дери!