Две.
До пульса под 150.
До дрожи икрах.
До прострелов внизу живота.
До ватных ног.
До мокрых трусов.
До шума в ушах.
До тишины в голове.
До дыры в солнечном сплетении.
Как будто мы опаздываем, как будто нас сейчас оторвут друг от друга.
Моё сердце будто бы увеличилось в тысячу раз! Я не чувствую ничего кроме его губ.
Я пропала.
Я не могу собой управлять.
Я не могу больше сопротивляться.
Отпускает губы и обнимает всю…Будто с ног до головы.
– Идём, милая. – говорит.
Выходим из дома. Возвращаемся на Патрики. Он рассказывает про Берлускони
. Смешной! Думает, я слышу хоть что-то. Я улавливаю только стук своего сердца – как будто в уши мне засунули стетоскоп. Мы идём за руку мимо озера.
– Марго, я хочу тебя целовать…– он останавливает меня.
И это начинается снова. Это сумасшествие. На этот раз его руки чуть ли не под платьем.
– Мужчина! Мужчина! – вдруг слышу я чей-то противный голос.
Мы отрываемся друг от друга. Рядом с нами какая-то злая женщина в леопардовой юбке.
– Мужчина, как вам не стыдно! Тут дети! – цокает она и с отвращением уходит от нас.
Я смотрю вокруг виновато.
– Не бери в голову. Идём! – он снова хватает меня за руку.
– Мне очень стыдно. Мы же, в конце концов, не одни на этой улице – качаю головой я.
– Да, я знаю, мы не одни. Но для меня мы одни. Неужели ты не видишь, что все вокруг уже сгорели под палящими из нас искрами? – тихо произносит он.
Вся неловкость ситуации куда-то испарилась. Как хорошо рядом с ним. Разве так бывает? Ни с кем в мире не было так хорошо.
И вот мы уже по лестнице поднимаемся.
В снятую им квартиру.
Красивая железная дверь.
Громкие замки.
Открывает. Запах белых цветов. И чистоты.
Светло очень. Потолки огромные. Вид на Большую Садовую.
Сколько же стоит здесь жить?
Заходим. Я кеды аккуратно ставлю в прихожей. Пятка к пятке. Носок к носку. Он тоже свои снимает. Дорогие какие-то. Достает из рюкзака бутылку вина. Заходим в комнату. Огромная кровать. Кресло с высокой спинкой. Ковер с мягким ворсом. Открывает окно – тут же врывается шум Москвы и тёплый июньский ветер.
Никогда не оставалась так быстро с мужчиной за закрытой дверью.
Хлопок бутылки.
Откуда-то удачно бокалы появились.
Наливает.
Садится в кресло.
Я – на подоконник.
Хочется, чтобы он был рядом. От мягкости, теплоты и вина начинаю разбухать в теле этой противной чужеродной девчонки, сочиться через рёбра наружу, обволакивать, наступать на дыхание, а потом вновь отпускать, щекотать корни волос, трепетать до кончиков, вздрагивать и опускать потом плечи, сутулиться, чувствовать тяжесть выше бровей и как холодеют пальцы рук, потом ног, потому что кровь сейчас где-то не в тебе…
Осмелела немного. Спрашиваю:
– Сколько у тебя детей?
– Пятеро.
– А зачем столько?
Он рассмеялся.
– Что? – надулась я, решив, что он посчитал мой вопрос глупым.
– Меня ни разу никто об этом не спрашивал. Ты первая.