Натальная карта

– Любишь? – он выстреливает в меня вопросом, прежде чем начать движение.

Что вы знаете о неловкости? О коже, которая нагревается за секунду? О сухости во рту и потребности прижать руку к животу, чтобы угомонить сжимающийся до крошечных размеров желудок? Я вот знаю об этом всё.

– У тебя красивое имя. Это не секрет, – непринужденно пожимаю плечами я.

– У тебя тоже. – Он стреляет в меня своими голубыми глазами.

– И у меня! – доносится голос Хоуп.

Это правда. Ее имя кажется чем-то большим, чем просто благозвучным набором букв. Его выбрал Натаниэль или таинственная мать Хоуп?

– Хлоя? – сквозь шум дороги пробивается тонкий голос.

– Да? – спрашиваю я, повернувшись к Хоуп. Нейт бросает на нее взгляд через зеркало заднего вида.

– У тебя красивая заколка, – чуть тише произносит она. – У меня тоже есть. Она мигает. Папа не хочет отодвигать диван. Теперь ее нет.  – Ее губа начинает дрожать, а глаза приобретают более глубокий серый цвет.

Я не упускаю из внимания то, что «папочка» превратился в «папу». Кто-то умеет таить обиду. Истинная женщина.

– Мы спешили, Хоуп. Я ее достану, обещаю. – вмешивается Натаниэль.

Возможно, я слабачка, но моя заколка буквально прыгает ко мне в руки, чтобы затем оказаться в маленьких ладошках.

– Держи, я думаю, что эта конфета отлично тебе подойдет. Ты любишь сладкое? – Я мягко поглаживаю участок бархатной кожи между большим и указательным пальцем Хоуп.

Мозг посылает сигнал одернуть руку и перестать трогать чужого ребенка. Я подчиняюсь, возвращаю контроль и разрываю прикосновение.

Хоуп не дает моей руке отстраниться, чем удивляет не только меня, но и своего отца, наблюдающего за нами через зеркало.

Из Натаниэля вырывается странный хриплый вздох, когда маленькая ладошка крепко обхватывает мой указательный палец.

– Ты приятная. Лучше, чем кукла.

Моя грудь сжимается. Господи, этот ребенок…

Он очаровывает. Это странно испытывать такие эмоции к совершенно незнакомому маленькому существу.

Но мне не стыдно. 

Хоуп такая же необычная, как и ее отец. Давным-давно я влюбилась в него по щелчку пальцев. Теперь каждая моя клетка прониклась его ребенком.

Что за волшебство течет по их венам?

Натаниэль необычный и многогранный, как драгоценный камень. На первый взгляд, он кажется самым простым и поверхностным, но если заглянуть внутрь, то можно обнаружить, что карта его души написана настолько сложно, что ее не каждый может прочитать.

Наверное, это единственная Натальная карта, в которой я так до конца и не разобралась. Потому что ее название абсолютно не имеет отношения к звездам и судьбе.

А только к его имени.

Глава 11

Натаниэль

– Сосредоточься, сынок. – Папа выглянул из-за газеты, бросив взгляд на мою работу. – Ты часто отвлекаешься, поэтому у тебя ничего не выходит. 

Я старался изо всех сил сконцентрироваться на тонких линиях, выведенных черным грифелем. Они превращались в размытое пятно. Я терял границы листа бумаги и не мог понять, почему продолжаю концентрироваться на звуке тикающей стрелки в часах, а не на поставленной задаче. 

Я любил рисовать дома и небоскребы, так почему даже они не могли удержать мое внимание. 

Пальцы барабанили по столу. Язык ощущался слишком тяжелым во рту. Мне хотелось говорить без умолку, чтобы наконец-то почувствовать себя легче. Это было похоже на какой-то зуд. А еще очень хотелось проверить, насколько громким будет звук, если щелкнуть линейкой по столу. 

– Папа, я устал. Давай поиграем в футбол. Или хотя бы просто сделаем зарядку.  Может быть, сходим в магазин? Мама говорила, что у нас закончилось молоко. А может…

– Остановись. – Папа отложил газету и тяжело вздохнул. – Прошло всего пятнадцать минут. Ты не можешь усидеть на месте, не так ли? – В его синих глазах мелькнуло веселье, которым он пытался скрыть разочарование. – Сейчас ты мальчик, Натаниэль, но знай, что мужчина не может быть таким беспорядочным. Усталость – признак слабости, – тон папы приобрел нравоучительный характер. Я приготовился к очередной лекции. – На плечах мужчин испокон веков лежит большая ответственность. Мы не имеем права уставать и быть слабыми.

– Но разве мужчина не человек? – поинтересовался я. 

Вопрос казался глупым. Ответ на него был очевиден. Но я все равно решил спросить, потому что просто не мог выслушивать эту длинную речь. Мне вообще не нравились монотонные разговоры. Их всегда хотелось прервать громким возгласом. 

– Не перебивай. Это тоже дурная привычка, между прочим. – Папа поднялся со своего места за обеденным столом, подошел ко мне и ласково растрепал мои светлые беспорядочные волосы. Такие же беспорядочные, как и я.  – Мужчина – безусловно, человек. Но человек, который должен воспитать в себе силу, бесстрашие, выносливость. Не столько физически, сколько морально. Мы должны быть собранными и сконцентрированными. – Он склонился над моим плечом. Его уверенная рука взяла карандаш и без линейки начертила идеальный куб. – Ты мой сын. И я хочу вырастить из тебя мужчину, которым мы с мамой будем гордиться. Которым будет восхищаться твоя будущая жена, а затем и дети. Запомни, мужчине стыдно быть слабым, это не значит, что ты не можешь испытывать усталость, грусть, обиду и все остальные недуги, это значит, что их нельзя показывать. Твоя семья всегда должна быть уверена в тебе.

Я кивнул, ерзая на месте. Мне до безумия хотелось встать с этого стула. Все мои конечности хотели прийти в движение. Казалось, что даже моя попа уже затекла.

Мама часто шутила, что у меня шило в заднице. Вероятно, это правда. 

– Пойдем. Прогуляемся до магазина, а на обратном пути побежим наперегонки. Но потом ты закончишь свою работу, договорились? – подмигнул папа, когда я уже подскочил со своего места. 

Я перекатываюсь на другую сторону кровати. Она холодная и остужает мою разгоряченную кожу. Дыхание становится прерывистым, как и всегда, когда во сне меня посещает отец. Глаза не хотят открываться. Сон не желает уходить, снова и снова затягивая в свою кинопленку, состоящую из вспышек воспоминаний.

– Натаниэль, прекрати истерику. 

Я не мог, просто не мог замолчать. Папа смотрел на меня, как на дикое животное. Наверное, им я и являлся, когда катался по полу в слезах, бился головой об плитку, выгибаясь в пояснице так сильно, что сводило мышцы. Мне просто хотелось кричать, чтобы выплеснуть все эмоции, которые постоянно пульсировали у меня под кожей. 

– Детка, тебе уже семь лет, нельзя так себя вести. – Мама обошла папу и присела рядом со мной. Она осторожно протянула руку, словно боялась, что я на нее наброшусь. И мне действительно этого хотелось. Я хотел укусить ее, но не понимал почему. – Мы любим тебя. Вставай скорее, нам пора в школу, а ты даже не позавтракал.

Я вспомнил почему начал кататься по полу.  Меня раздражала овсянка. Она была склизкой, неприятной и вызывала рвоту. Так же, как и сырое мясо, на которое я боялся даже смотреть, не говоря о том, чтобы прикоснуться. 

– Натаниэль, сынок, пожалуйста, мы опаздываем. – Папа присел рядом с мамой, смотря на меня с мольбой. – Возьми себя в руки, ты мужчина. 

Я снова предпринимаю попытку прорваться сквозь красочные и реалистичные сновидения. Ничего не выходит. У меня никогда не получается прогнать отца с первого раза. Он возвращается и возвращается, будто хочет мне что-то сказать. Как жаль, что слова отца – последнее, что я хочу услышать или увидеть, ведь его поступок меня оглушил и ослепил.

Я зажал уши, потому что в них до сих пор стоял гул. Кровь. Кровь. Кровь. Ненавижу кровь. Но ее так много. На моих руках. На столе. Я в панике провел по лицу, поздно осознавая, что теперь и на нем тоже останется кровь. Металлический запах пробрался в дыхательные пути. Меня вырвало. Я снова начал кричать:

– Мама, скорее, пожалуйста! 

Я вопил снова и снова… пока не осип и не потерял сознание в океане крови. Мне больше никогда не хотелось открывать глаза.

Я подрываюсь с кровати как ужаленный, все еще крепко жмуря глаза. Это сон. Просто сон. Я могу открыть глаза.