Натальная карта

– Папочка.

Мои веки распахиваются как по команде. Этот голос всегда может за долю секунды привести меня в состояние повышенной готовности. Я привык к своим ночным кошмарам, они являются не более, чем красочным кинофильмом.

– Папочка, пить.

Зрение фокусируется, стараясь разглядеть в темноте комнаты маленькую фигуру. Хоуп стоит в дверном проеме, зевая во весь рот и почесывая затылок.

– Сейчас, Одуванчик.

Я встаю с кровати и приближаюсь к ней. Она еле стоит на ногах, потому что засыпает на ходу. Подхватив ее на руки, плетусь на кухню.

Вся квартира, за исключением моей спальни, освещается лунным светом. Он исходит не от настоящей Луны, обитающей на небе, а от локального освещения. Светодиоды расположены в виде полумесяцев на стыках потолка и стен коридора, превращая его в какой-то путь рок-звезды на сцену. На кухне и совмещенной с ней гостиной установлено несколько бра с рассеивателями в виде цветов. Все это своего рода ночники, чтобы Хоуп или я не врезались спросонья в какую-нибудь стену. Ну и яркий свет не самым лучшим образом влияет на ребенка, который просыпается каждую долбаную ночь, чтобы… не знаю что.

Чтобы проверить, все ли стоит на своих местах? Воду все еще наливают в стакан? Клянусь, Хоуп дольше смотрит на свою кружку, чем действительно пьет.

Когда мы работали над дизайном и перепланировкой этой квартиры, я настоял на том, чтобы помещение имело множество вариантов освещения. Видимо, смотрел в будущее и предчувствовал, что нам придется шататься по дому в ночи буквально каждый день. Когда Хоуп была совсем маленькой, ее успокаивал этот лунный свет, пока я ходил с ней по коридору туда-сюда, как какой-то маятник в кабинете психотерапевта.

Не могу сказать, что моя квартира является воплощением мужественности. Сложно быть таковой, когда большую часть времени она похожа на детский луна-парк. До появления Хоуп, я снимал дом недалеко от Паддингтона. Не медведя, а района Лондона.

Не знаю, откуда во мне такая предусмотрительность, но я сразу понял, что мое жилье абсолютно не подходило для жизни с ребенком. Там были крутые лестницы, узкие коридоры и низкие подоконники. Я ничего не знал о маленьких детях, но что-то мне подсказывало: как только Хоуп встанет на ноги, первое, чем она займется – залезет на это чертово окно или спустится вниз головой со второго этажа на первый. Мне не хотелось получить инфаркт в столь юном возрасте, поэтому мы переехали в безопасную квартиру, где намного меньше угроз для жизни.

Я держу Хоуп одной рукой, а другой наливаю воду в ее поильник с трубочкой. Если ей дать ночью обычный стакан, то половину содержимого она прольет на себя. Затем мне придется переодевать ее, а она будет целую вечность выбирать пижаму, достойную этой ночи. Так что советую всем умникам приберечь свои нотации, потому что мы заботимся о своих нервных клетках, и, если придется, будем пить из поильника до старости.

Хоуп обхватывает ладошками свой священный грааль и начинает гипнотизировать воду.

– Пей. – Я целую ее в лоб, отбрасывая беспорядочные кудри.

– Лиза, – бормочет она.

Несмотря на то, что для своего возраста Хоуп очень хорошо разговаривает, в сонном состоянии для распознавания ее речи требуется докторская степень переводчика.

– Да, Эльза, – подтверждаю факт, который мы озвучиваем каждую ночь. Словно изображение королевы Эренделла куда-то сбежит с ее стакана.

Наконец-то Хоуп начинает пить. Ну пить – это слишком громко сказано. Один глоток, и она трехочковым броском отправляет поильник в раковину. Может, нам нужен баскетбол, а не балет?

Мы плетемся обратно, и я спотыкаюсь о мягкое, пушистое существо, живущее своей жизнью и не знающее личных границ.

– Р-е-е-е-е-кс, – зевает Хоуп.

Я смотрю на эту рыжую занозу в заднице, умоляя ее уйти с глаз долой, потому что знаю: если этого не произойдет, то…

– Рекс, спать. – Хоуп чуть ли не выскальзывает у меня из рук, резко наклоняясь, чтобы потянуться к своему другу.

Вот именно это и произойдет.

– Хоуп, Рекс поспит в своем домике.

– Страшно. Там шимы.

– Мыши.

Не имеет значения, что Хоуп сама выбрала этих игрушечных мышей, когда мы покупали Рексу его вонючий корм.

– Детка, он будет счастлив откусить голову одной из них. – Получилось какое-то кровожадное высказывание, но я хочу уже пойти в кровать. Не так часто мне действительно хочется спать, поэтому такой момент нельзя упускать. Даже злополучные тревожные сны не отбили это желание, так что нужно поспешить.

Я устремляюсь в комнату Хоуп и почти достигаю двери, когда она хнычет:

– Р-е-е-е-кс.

Глубокий вдох.

Медленный выдох.

Разворачиваюсь, подхожу к комку шерсти и беру его под мышку. Быстрыми шагами возвращаюсь в комнату, наступаю на конструктор и проглатываю красочное ругательство. Обратившись к Богу и попросив у него терпения, укладываю Хоуп в кровать, а рядом с ней Рекса. Они начинают ворочаться, пытаясь найти удобное положение.

– Спи, – шепчу я, чмокая Хоуп в щеку.

Не успеваю развернуться и направиться к двери, как меня окликает сонный тонкий голос:

– Полежи с нами.

Я подавляю стон и провожу рукой по лицу. Произнося беззвучную молитву во имя своего позвоночника, которому придется принять форму запятой, чтобы поместиться на этой маленькой кровати, ложусь рядом с Хоуп и Рексом. Кот протестующее мяукает, когда я толкаю его, чтобы он подвинулся.

– Я бы на твоем месте хранил молчание, иначе отправишься за дверь.

Он что-то мурлычет в ответ и, повернувшись мордой к своей хозяйке, а ко мне пушистой задницей, сворачивается в маленький калач между нами.

Чтобы наверняка уместиться в этом спичечном коробке, называемом кроватью, закидываю одну руку за голову, а другую на подушку Хоуп, поглаживая ее по голове.

Давным-давно нужно было купить что-то побольше, но мой ребенок неумолим и отказывается прощаться со своим спальным местом в виде маленького нежно-розового домика, состоящего из двух этажей. Наверху у Хоуп что-то типа дома на дереве, только намного гламурнее. Там она играет со своей оравой кукол и другим населением этой комнаты.

Я лишь надеюсь, что вся эта пластиковая хрень, не оживает по ночам, как в «Истории игрушек». Иначе какая-нибудь Барби каратистка обязательно свернет мне шею со дня на день.

Второй и первый ярус кровати соединены небольшой пологой лестницей, отделанной мягким материалом. Так что с нее не так уж страшно съехать лицом вниз. Я не очень хотел, чтобы Хоуп использовала лестницу в качестве горнолыжной трассы, поэтому рядом с ней сделал спиралевидную пластмассовую горку, ведущую в бассейн с шариками.

Ладно, будем объективными, если бы у меня в детстве была такая кровать, мне бы тоже не хотелось ее менять.

Хоуп поднимает руки на уровень лица и что-то вертит в ладонях. Боже, я думал, она уже уснула. Звук, похожий на едва слышный щелчок, раздается каждый раз, когда маленькие пальцы сжимают непонятный предмет.

– Что это? – Я протягиваю руку, чтобы забрать у нее, чтобы там ни было.

– Нет! – кричит она шепотом. – Мое!

– Хорошо, хорошо, я не претендую. – Убираю руку. – Просто хочу узнать, что это такое?

– Заколка, – с придыханием говорит она, словно в ее руках слиток золота. – Конфета Хлои.

Точно.