Роза Ветров

Моё сердце пропустило удар, когда вы понурили голову, как самая ужасная из грешниц, зажмурились и… облегчили свою душу признанием:

– Не могу перестать думать о нём, Саадет. Он так непохож на наших братьев, отцов… он совсем другой!..

Саадет-ханым-эфенди захлопала в ладоши и обняла вас, а я припал к стенке, блаженно прикрыв глаза и улыбнувшись. С тех пор я искал любой повод, чтобы услышать вас, узнать вас поближе, и теперь я наконец решился на отчаянный шаг. Я пишу вам, потому что мне нет смысла больше скрываться.Запретная любовь к моей Шахерезад сжигает мою душу, но, несмотря на всю безнадёжность этого чувства, я всё ещё очарован вами как в первый день.

Я не прошу от вас ничего взамен, лишь… возможности любить вас и знать, что вы счастливы…

Счастливы знать о моих чувствах.

Ваш Шахрияр,

Дима Румянцев»

***

Берега Босфорского пролива всё яснее показывались вдали, и Ксения вновь почувствовала себя пятнадцатилетней девочкой, что впервые ступила на эту землю вместе с братом и матерью почти десять лет назад. Корабль из Афин вот-вот собирался бросить якорь, но ощущение, что она, наконец, вернулась домой, до сих пор не приходило. Зато сердце переполняла тревога… Или же плохое предчувствие?..

– Деспинис, – вдруг позвал стюард, придерживая в руках поднос с закусками. – Прикажете чего-нибудь?

«Прикажите»? Как много всего успело произойти, что из почти бездомной девочки она вдруг стала той, что раздавала приказы?..

– Нет, благодарю, – мягкой улыбкой отпустила юношу Ксения. Если бы не тётка и… Артемиос, она бы сама сейчас бегала по поручениям! – Всё и так чудесно.

Когда стюард удалился, деспинис блаженно прикрыла веки. Крепко вцепившись в борт корабля, она позволила морскому ветру пошуметь у себя в ушах и немного растрепать причёску. Болезненные мысли, что не отпускали юную гречанку с самого порта в Афинах, всё-таки отхлынули, а жаркое стамбульское солнце пощекотало глаза и нос, как будто приветствовало свою блудную дочь. Ксения невольно улыбнулась. Интересно, насколько сильно мать и брат ждали её прибытия? Брат и его… друзья?

Их последний разговор произошел на том же самом чердаке в доме дяди Анатолиоса, где и первый поцелуй. Как и в прошлый раз, Ксения ждала возлюбленного и знала, что он обязательно придёт. На сей раз ей даже не пришлось зазывать его колыбельной!.. Впрочем, если бы её душа действительно умела музицировать, то сейчас наверняка бы сыграла похоронный марш… для их с Димой любви.

– Я не могу понять тебя, – прошептал он, еле шевеля губами. – Почему ты не хочешь услышать меня?..

– Я слышу тебя, – устало отвечала она, чуть повышая голос. В целом доме они были не одни, но двух подростков, так бурно выяснявших отношения, это не интересовало. – Я всё время слышу одно и то же!.. Красивый, влюблённый в меня сын графа – не знающий, к тому же, недостатка в деньгах, –страстно обещает жениться. При этом он как будто бы не видит, что у Александра Михайловича на него совсем другие планы и что я –бедная, безродная гречанка родом с Крита – совсем ему не нравлюсь…

– Причём здесь мой отец?! – нервно рассмеялся Румянцев, и Ксения усмехнулась следом. Он подошёл ближе и постарался поймать направление её взгляда, но девушка всё время его отводила. – На тебе женюсь я, а не он!..

Тут-то деспинис и вспылила. Сдерживаемые долгое время злость и обида полились из неё как из рога изобилия, о чём она позже весьма и весьма жалела:

– По-твоему, зачем он настаивает на том, чтобы ты обязательно ехал в Петербург и получил образование там?

– Потому что мы решили, что я тоже буду дипломатом, пойду по его стопам и…

– Ради Бога, Димитриос! Не будь так наивен! – развела руками Ксения, переходя на греческий, и схватилась за голову. – Не успеешь оглянуться, и он женит тебя на княжне Дашковой!..

Дима слушал молча и даже не моргал. Её напор обескураживал его, лишал способности говорить, выбивал почву из-под ног. Он уже перепробовал всё, что возможно, чтобы успокоить возлюбленную и заверить её в своей любви, но огонь в ней только распалялся.

– Княгиня Дашкова ждёт тебя у себя в салоне на следующий день после того, как приедешь, – передразнила старого графа деспинис. – Князь Дашков желает лично встретить тебя в порту, потому что никому другому не доверяет эту важную миссию… это, по-твоему, не сватовство?!

Она дышала тяжело и отрывисто, он – почти не двигался. На несколько секунд на чердаке воцарилась гробовая тишина, после чего её нарушил тонкий, но уверенный голос юного графа:

– И поэтому ты не веришь моим словам, что мне не нужна никакая Дашкова, и поедешь строить новую жизнь в Афинах?

– Я поеду строить новую жизнь в Афинах, потому что Афины никогда не предпочтут мне княжну Дашкову. Под давлением отца или ещё чего-то… – с придыханием молвила Ксения. – А ты… ты…

– А я вот предпочту, – с заметной ехидцей заключил Дима и, не выказывая никакого желания продолжать с Ксенией этот разговор, – и даже видеть её! – решительным шагом направился к двери.

Видя ту боль, что читалась на его лице, она резко помрачнела. Сердце ёкнуло, и она кинулась за ним следом, схватив за локоть у самого порога. Он отдёрнулся в сторону, и в груди девушки всё сжалось.

– Дима!.. Пойми, я.. не могу упустить такую возможность. Она бывает раз в жизни… Остаться здесь с тобой и верить в сказку? Это не по мне.

– Надеюсь, что ты найдёшь ту сказку, которую ищешь… только обо мне даже больше не мечтай, – сказал он без каких-либо сожалений и, не оборачиваясь, бросился вниз по лестнице.

После такого он, должно быть, давно позабыл её. Она бы удивилась, если бы Румянцев – такая влюбчивая натура! – ещё не нашёл себе новую музу. В письмах Геннадиос уклончиво писал об этом, но Ксения оставляла эти строчки без ответа. В конце концов, уже много лет сердечные дела Димитриоса никак её не касались, и не сказать, чтобы её очень это огорчало…

– На палубе так много народу, – нарушил её уединение жених и подхватил какого-то ребёнка на руки, чтобы тот смог рассмотреть берег. – Ты видишь? Даже детям неймётся!

Мать мальчика на все лады извинилась перед кириосом, когда её малыш с криками: «Митера, смотри, чайки!» захлопал в ладоши и чуть не сшиб с глаз доброго дяди очки. Артемиос располагающе улыбнулся и, поправив очки на переносице, растроганно обернулся на Ксению.

«Я буду прекрасным отцом, ты так не считаешь? – кричал его ласковый, всегда добрый и услужливый взгляд. – Припозднился я с ними!.. Это правда… Зато теперь я ни о чём не мечтаю больше!».

Артемиос Персакис слыл в Афинах завидным женихом, хотя в свои тридцать шесть ещё ни разу не был женат. Поговаривали, что новый греческий король Оттон Баварский благоговел к Персакису и после женитьбы обещал пристроить его на хорошую должность при дворе. Его величество отличался сентиментальностью и всегда держал поблизости старых друзей, а Артемиосу посчастливилось как-то раз оказать ему помощь во время своих морских путешествий по Германии и Италии. Там Персакис – бывалый моряк – зачастую останавливался в разных портах, а некоторые из них знал как свои пять пальцев. Молоденьким юношей король весьма симпатизировал грекам, и, когда один из них оказался так любезен, что, не зная его личности, предложил ему переждать сильный венецианский ливень под своим скромным, но гостеприимным кровом, накормил неизвестного путника ужином и даже отдал ему в дорогу своих лошадей, венценосный принц запомнил это на всю жизнь. Тогда никто не мог и предположить, что греческое народное собрание одобрит кандидатуру баварского принца на греческий престол, а отставной моряк со средней руки состоянием, коим Артемиос был когда-то, станет одним из приближённых к королю людей и с его лёгкой подачи получит во владения несколько хлебосольных участков земли по всей стране.

Артемиоса отнюдь не отличало высокомерие, и внезапно проявленная благосклонность царственной особы не испортила его нрава. Большую часть своей жизни он провел в море и так же, как и достойная водная стихия, предпочитал дело слову. К женскому вниманию, обескураживавшему его теперь своим напором, Персакис совсем не привык, но прекрасно чувствовал фальшь и притворство. Ни одной из новоявленных придворных дам не удалось поймать его в свои сети, пока почтенная вдова старого полкового командира не познакомила Артемиоса со своей племянницей.

– Старайся не смотреть на воду, хорошо? – все ещё возился с мальчиком Артемиос. – А то затошнит. Смотри лучше вперёд – на горизонт.

Ксения невольно улыбалась, наблюдая за ними, и волна нежности всё сильнее поднималась в её сердце. Проведя всю юность в разъездах, скромный кириос Артемиос не жаловался на плохое здоровье. Зрение, разве что, подводило. Он был темноволос, кареглаз, широкоплеч, со смуглой загорелой кожей – истинный гордый эллин!..

Но, несмотря на все достоинства Персакиса, на его доброту и обходительность, Ксения всё же слишком часто думала о том, что у её жениха чересчур широкий нос. И глаза как будто очень карие… Как было бы чудесно, если бы они были голубыми!..

– Ты очень задумчива сегодня, агапи му. – Артемиос как раз отпустил восвояси ребёнка, а его мать помахала услужливому кириосу рукой. – Скажи: я могу чем-то помочь?

– Ты и так делаешь слишком много, – благодарно протянула Ксения, и Персакис поцеловал ей руку в белой кружевной перчатке. Когда он так делал, ей всегда хотелось вырвать ладонь… но, как и в прошлые разы, она себя сдержала. – Порой я спрашиваю себя, что же ты во мне нашёл…

– Я часто спрашиваю себя о том же самом, когда думаю, почему ты со мной, – спокойно проговорил мужчина, но печаль как будто бы закралась в уголки его губ. Ксения отвернулась, чтобы он не видел её лица. – Я только и делаю, что говорю о море… я скушен донельзя!

– Кириос Персакис, не говорите же так!..

– Ты что-то здесь оставила, деспинис Ксения. Ты сегодня вся в воспоминаниях…

Деспинис улыбнулась уголками губ, просунула руку под его согнутый локоть и положила голову на его плечо.

– Здесь прошла моя юность, дорогой. Здесь мои мать, брат и дядя… я не видела их с тех пор, как уехала. Конечно, я вся в раздумьях!

– Ты боишься, что пока тебя не было, что-то успело поменяться?

– Может статься.

– Не думай об этом. Это же твои родные. Они примут тебя любой…

– А я вот нет! – то ли ворчливо, то ли насмешливо пробормотала тётка, появляясь на палубе. Держась за свою трость, она только что вышла из каюты. – Ксения, посмотрите на неё, какая бесстыдница!.. Точно дожидалась, пока я забудусь крепким сном, чтобы остаться со своим женихом наедине…