Орелинская сага. Книга третья

– Ну, как ты, Твовальд? – тихо спросил Донахтир у Иглона Верхнего Города.

Тот удрученно опустил голову.

– Держусь. Больше ничего не остается.

– Как твои орели?

– Вот дождусь леппов, послушаю, что они скажут о восстановлении Города, и завтра же отправлюсь по другим Городам – посмотрю, как мои там устроились.

– Хорошо, – кивнул Донахтир. – Я, возможно, присоединюсь к тебе, если успею закончить все свои дела…

– И, если позволят ольты, – вставил Форфан.

– Позволят! – раздраженно воскликнул Донахтир. – Вы не хуже меня знаете, что времени нашего правления осталось совсем мало! Нужно успеть сделать все возможное, чтобы максимально снизить потери и наладить жизнь, хотя бы просто похожую на ту, которой мы жили раньше.

Форфан и Твовальд переглянулись.

– Что? – спросил Правитель. – Почему вы так странно смотрите?

Иглоны неуверенно пожали плечами и опустили глаза.

– С тех пор, как ты сказал нам о детях Дормата, – начал Форфан, – все мы задаемся вопросом, что будет дальше?

– Те, кто придут, – подхватил Твовальд, – могут оказаться достойными всяческого уважения, но при всех наших бедах… Ты же понимаешь, Донахтир, им придется разбирать целый ворох проблем. Смогут ли это новые Иглоны? Как ни крути, а они все же…

– Ни слова больше! – перебил Донахтир. – Да, я все это понимаю, и сам все утро мучился похожими мыслями, вспоминая отца и его опасения. Но мы не можем отказать в праве на престол законным наследникам. Пусть придут и своим приходом подарят нашему народу надежду на то, что даже самые плохие события, в конце концов, приводят к радости. А остальное уже наша забота. Новые Иглоны не начнут править Шестью Городами в первый же день. Наверняка захотят осмотреться и все понять про нашу жизнь, и от того, как мы это преподнесем и насколько хорошо объясним, будет зависеть дальнейшая жизнь на Сверкающей Вершине… И все об этом! Больше подобных разговоров мы вести не будем. Подойдет время – разберемся, а сейчас у нас есть не менее важные дела.

Иглоны низко поклонились Правителю, выражая свою покорность, а он мысленно обругал себя за лицемерие. Мечтает вернуть прежнюю жизнь, и сам, уже в который раз, нарушает главное правило Великих Иглонов – быть предельно честным и искренним в своих делах, поступках и мыслях…

Тут, наконец, в покои с шумом вернулся Ольфан.

– Я словно вулкан усмирял! – отдуваясь, сказал он. – Этот ольт ни в какую не хотел уходить. И я его понимаю. Здесь гневаешься ты, Правитель, а там, за пределами дворца, будет гневаться старейшина. Ну, что бы тебе, племянник, не оставить беднягу при себе еще на день?

– Раненных слишком много, – отрезал Донахтир, закрывая тему.

Он сел на скамью возле окна и жестом предложил остальным присаживаться тоже.

– Прежде всего, несмотря на постигшее нас несчастье, я хочу решить вопрос о поселении Нижних орелей.

– Что решать, – проворчал себе под нос Ольфан. – Отправить туда всех Тористиновых дружков – пусть восстанавливают…

– Именно это я и хотел предложить, – заметил Донахтир, укоризненно глядя на дядю, так бесцеремонно его прервавшего. – Пусть восстановят все, как было. Я хочу, чтобы поселение стояло, и ничего в нем не менялось.

Последние слова Великий Иглон произносил, не глядя на слушателей, но даже так почувствовал, как вскинули на него глаза братья. Уверенный, что они поняли скрытый смысл его действий, Донахтир быстро заговорил дальше, не давая возможности ни Форфану, ни Твовальду задать какой-нибудь вопрос.

– Пока не вернулись леппы, мы должны решить, сколько рофинов от каждого Города, без ущерба для его обычной жизни, сможем послать к Верхнему вулкану, чтобы ускорить его остывание. Город необходимо начать восстанавливать, как можно скорее. И, даже если леппы скажут, что на прежнем месте это сделать невозможно, мы начнем строительство на соседних склонах – в нашей жизни тоже ничего не должно измениться! Поэтому рофинам придется не только остужать вулкан, но и обследовать соседние.

– Это правильно, – заметил Твовальд. – Там вокруг есть немало мест, пригодных для строительства гнездовин. Правда, в этом случае, новый город получится на несколько уровней ниже прежнего, но, уверен, никто из орелей против этого возражать не станет.

– Хорошо. Теперь о Чашах, – продолжал Донахтир. – Насколько я помню, мою нужно только отчистить от пепла и открыть. Однако, если на склонах начнутся работы, нам потребуется и Чаша Хеоморна. Пепел наверняка основательно забил трещину в ней, так что, если коглы приведут все в порядок и слегка подработают Чашу, то Серебряной Водой необходимо будет заполнить и её.

– Я пошлю людей завтра же, – сказал Форфан.

– Сегодня, – немного подумав, обронил Донахтир.

Иглон Восточного Города понимающе кивнул.

– Могу я кое-что добавить? – спросил он.

– Конечно.

– Ко мне с самого утра без конца идут добровольцы. Часть я отправил за Серебряной Водой, поскольку население нашего Города значительно увеличилось, а остальных достаточно много, чтобы оказать и коглам, и рофинам существенную помощь.

– Очень хорошо. Пусть Ольфан займется ими. Нужно будет разделить орелей на отряды, чтобы сменяли друг друга дважды в день, и отправить на расчистку нижних ярусов. А ты, Форфан отправь от моего имени саммов по остальным городам – наверняка там тоже хватает добровольцев. Пока Твовальд облетает Города, где разместились его орели, руководить работами будет…, – Донахтир на мгновение запнулся. – А, где сейчас наш дядя Ригнольд? Я слышал, он сильно пострадал?

– Он с семьей гостит в моем доме, Правитель, – ответил Ольфан. – Телесные раны моего брата уже заживают, но душевные еще кровоточат. Вся его жизнь прошла в Верхнем Городе, как моя в Восточном, и я прекрасно понимаю, какую потерю он сейчас переживает. Хоть мы больше не Иглоны, но ответственность за Города продолжаем чувствовать.

– И с вас её никто не снимает, – слегка улыбнулся Донахтир, желая сделать приятное дяде. – Вы по-прежнему остаетесь заботливыми отцами Городов и достойным примером для подражания. Поэтому, если телесные раны Ригнольда уже зажили, я предложу ему лечение от ран душевных. Пусть отправляется в Верхний Город и руководит работами по восстановлению.

Глаза Ольфана радостно блеснули.

– Спасибо, Донахтир, – проникновенно сказал он. – Из-за своих ран Ригнольд совсем уж было решил, что, заботы ради, его отстранят ото всех дел. Но сегодня я передам ему твою волю, и лучшего лекарства для брата не сыскать!

Великий Иглон наклонил голову, глубоко задумавшись на некоторое время.

– Теперь, вот еще что…, – медленно заговорил он снова. – Мне нужен летописец Дихтильф. Я понимаю, у него сейчас очень много забот, но совершенно необходимо кое-что проверить по Летописи…

– А Дихтильф здесь! – воскликнул Форфан. – Он прилетел на рассвете, очень волнуется и просит принять его сразу же, как только Правитель будет в состоянии это сделать.

Донахтир очень удивился.

– Прилетел? Сам? Неужели он предугадал то, что я собирался у него спросить?

– Не знаю, – пожал плечами Форфан. – Нам он ничего не сказал. Говорит, что прежде всего его должен выслушать Великий Иглон…

– Хорошо, пусть придет. И, раз уж все так секретно и срочно, я вас больше не задерживаю. Думаю, численность отрядов коглов и рофинов вы определите сами. Но, когда прилетят леппы, немедленно оповестите меня – я хочу услышать, что они скажут.

Иглоны и Форфан с поклонами удалились, и, почти тут же, в покои Правителя вбежал взволнованный старейшина летописцев. Он так спешил сообщить свою новость, что кланяться начал прямо на ходу, споткнулся, не удержался на ногах, и упал бы, не подхвати его Великий Иглон.

Острая боль немедленно взорвалась в раненной руке.

Донахтир застонал, закусив губу и повергая Дихтильфа в ужас.

– О! Простите меня, Правитель! – в свою очередь, подхватывая Великого Иглона, запричитал Летописец. – Я так спешил…, хотел скорее сообщить… Как ужасно! Сейчас я позову ольтов!.

– Нет! – прорычал Донахтир, справляясь с болью и пряча глаза с проступившими слезами. – Сейчас все пройдет, я только присяду.

Кое-как он добрался до скамьи, сел и с облегчением откинулся к стене. Боль постепенно уходила, но на повязке проступили красные пятна, расплывающиеся прямо на глазах. Летописец уставился на них с ужасом.