Онтологически человек: Битва деревьев

– А мы уже закончили.

Вран поднял бровь:

– Нда? Быстро.

– У меня встреча с Рианнон, – сказала Нимуэ.

– Вот как.

– Я хотела договориться об использовании дальней обсерватории.

– А наша тебя чем не устраивает?

Нимуэ моргнула. Ей даже в голову не приходила мысль использовать обсерваторию Грозовой Башни. Если в лаборатории матери – затаив дыхание и соблюдая множественные правила безопасности – ей доводилось бывать, то владения, принадлежавшие отцу, были неприкосновенны.

Конечно, она знала, что Грозовая Башня дает обзор по всем слоям, включая Великие Пустоши, она и создавалась как сторожевой пункт. Но получить туда доступ она даже не надеялась. Обсерватории Круга были общественными. И, вдобавок, Нимуэ подозревала, что иметь дело с Рианнон ей будет гораздо проще.

– Я настроил для тебя допуск, Башня тебя узнает. Можешь пользоваться в любое время, – сказал Вран.

Это было очень щедрое предложение. И, скорее всего, еще одна завуалированная попытка ее контролировать.

Нимуэ сплела пальцы и положила на них подбородок. Вран всегда желал ей только добра, в этом она не сомневалась. Но их представления о благе имели свойство не совпадать в критичных пунктах. Ей категорически не хотелось давать Врану индульгенцию на вмешательство в происходящее.

– Спасибо, отец, – ответила Нимуэ. – Я буду иметь в виду.

– А что именно тебя интересует? – спросил Вран. – Возможно, мы могли бы тебя… проконсультировать, – он усмехнулся краем рта и бросил взгляд на Эйрмид. – В конце концов, в образовании Великих Пустошей мы принимали, так сказать, непосредственное участие, – у Врана в голосе проскользнула вкрадчивая нотка – как тогда, когда он спрашивал Помону: «Вот мы и увидим твое истинное лицо. Разве не интересно?»

То, что было с Помоной потом, снилось Нимуэ несколько раз в кошмарах. Нет, она не жалела, что позвала Врана на помощь, это обернулось плюсом для всех (включая Помону), но ей раз за разом снилось, что Врана нет, поэтому ей самой нужно сделаться такой, как он, ведь дело должно быть сделано. Как она превращается в клинок, ледяной и безжалостный, способный отразить любой удар… и навсегда теряющий то, что спасает, потому что ничего, кроме сражения, для клинка не существует.

Мирддин обнимал ее и держал, пока не попускало. Это было единственное, что помогало. Наверное, были и другие способы, но Нимуэ их не знала.

– Да, – задумчиво произнесла Нимуэ. – Я хочу спросить, – она повернулась к матери. – Как ты сражалась в Пустошах? Как действует отец, я видела.

Эйрмид отвлеклась от набирания кодов на подлокотнике, от которых стол стремительно заполнялся чашками и тарелками.

– Я? Я вообще не сражалась. Чтобы сражаться, нужен враг. Принимать все так… личностно, – она бросила на Врана ироничный взгляд, – совершенно необязательно. Ты просто берешь и делаешь то, что нужно сделать. Как вода, как ветер, как закон тяготения… не больше, но и не меньше.

Вран, намазывавший масло на тост, поморщился:

– Вот и Нуадду так рассуждал. И чем это для него кончилось.

– Нуадду? – встрепенулась Нимуэ. – Копейщик Нуадду? Тот, кому ты делала серебряную руку?

Выражение у Эйрмид сделалось мечтательным:

– Хорошая была работа… Да.

– И что с ним приключилось?

– Стал ангелом.

– Потеря воли и распад личности, – прокомментировал Вран. – Идеальное орудие, – он скривился. – Фир болг одержимы страстями – но хотя бы своими собственными. У них есть ничтожный, но шанс. А у ангелов его нет вообще.

– Нуадду сам так захотел, – задумчиво сказала Эйрмид.

– Разумеется, – буркнул Вран. – Сначала он пожелал стать инструментом Единого. А потом у него не осталось того, чем можно пожелать им не быть. Свобода воли во всей красе.

Он раздраженно бросил на стол забытый в кулаке нож – прибор жалобно звякнул. Вран бросил на него недовольный взгляд, обнаружил погнутое лезвие и досадливо принялся разравнивать металл обратно.

– Мы все тогда согласились, что так будет лучше, – негромко сказала Эйрмид.

– «Лучше» не значит «хорошо», – жестко сказал Вран.

Эйрмид развернулась к дочери и сделала большие глаза:

– Вот так и произошел Великий Потоп. Более или менее, – она встряхнулась и пододвинула к себе тарелку с тостами.

– А по-другому никак нельзя было? – спросила Нимуэ.

Вран хмыкнул:

– Какая-никакая договороспособность у Единого появилась только после Пришествия. И то… Устроить мир, в котором нормально развешивать людей на столбах – а потом удивляться, что при попытке поучаствовать не в виде закадрового голоса, случилось получить на общих началах. Очень логично, – Вран отпил кофе и добавил чуть мягче. – Ну, по крайней мере, у него хватило хребта попробовать. И то хлеб. Может, у этого мира еще есть шансы эволюционировать во что-то приличное.

– Тебе что, наш мир совсем не нравится? – растерянно спросила Нимуэ.

– Почему? – удивился Вран. – У меня масса претензий к мироустройству, да. Но Армагеддон лично я намерен оттягивать до последнего и всеми возможными способами, – он сделал большой глоток кофе. – Понятия не имею, как выглядит идеальный мир Единого, но что-то подозреваю, что мои возможности скомпилироваться с ним близки к нулю, – он сделал еще один глоток. – Что, собственно, и к лучшему.

Повисла пауза.

Эйрмид, слушавшая это все молча – только глаза блестели поверх чашечки – опустила ее, наконец, на стол, и обернулась к дочери:

– Как тебе в Срединных землях?

– Очень… шумно, – помедлив, сказала Нимуэ.

Эйрмид рассмеялась и оглянулась на Врана:

– Отлично сказано! – она потянулась к вазочке, зачерпнула апельсинового джема и опять глянула на Нимуэ. – Когда мне бывало слишком шумно среди людей, я всегда уходила на молекулярный слой. Любой человек способен вызвать восхищение, если рассматривать его как биологическую систему. Такой потрясающе сложный механизм. Такой хрупкий. Так чутко отзывающийся на внешние реакции, так подробно несущий на себе слепок окружающей среды. Совершенно восхитительно!

Вран скептически хмыкнул.

– Да-да. Стоишь, бывало, посреди Ночи Длинных Ножей – и восхищаешься, восхищаешься…

Эйрмид пожала плечами:

– Обычный передел территории. По всем лесам весной то же самое. И вообще, – она отправила в рот очередную ложку, – я считаю, что мы не можем осуждать людей. Такая степень биологического детерминизма нам и не снилась.

– Существо, обладающее бессмертным духом, не имеет никакого права ссылаться на биологический детерминизм, – отрезал Вран.