Пример этого – история мальчика Серёжи и просто взрослого человека с доброй душой.
Побег
Приходько Сергей
– Уроки сделал?
Это мама со мной так здоровается, когда приходит с работы. Вот сейчас подойдет и спросит…
– Что сегодня получил?
Будто у меня бывают двойки. Дневник сияет красными пятерочками, не то, что её лицо.
– Что сегодня задано? – голос мамы просто давит на голову.
– Чехов по литературе, рассказ «Ванька» прочитать и уметь пересказать, – отвечаю недовольным голосом.
Училка у нас строгая. Только я пятерки и получаю. Похоже, она думает, что я хочу стать писателем. Нет, я буду путешественником, чтобы пореже бывать дома.
Рассказ неожиданно увлёк. Я даже перестал смотреть в аквариум на столе, где молчаливые рыбы раскрывали рты и пытались со мной поговорить:
– Ну что, Слава, трудно учиться? – слышал я их голос, – Вот и нам нелегко живется в этой стеклянной коробке. Покорми хоть мотылем, все какая-то радость в жизни.
«Живи Ванька рядом, мы были бы друзьями» – думал я, переворачивая замусоленную страницу библиотечной книжки. Недавно читали «Каштанку», и так после этого захотелось собаку! Я бы с ней спал и гулял по нашим дворикам-колодцам! Впервые попросил маму:
– Купи собаку, а то я и разговаривать разучусь.
– Мы сами, как собаки! – только и ответила она.
Рассказ подходил к концу. Даже не услышал, как мама позвала на кухню ужинать. «Приезжай, милый дедушка, – продолжал Ванька, – Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную…»
На страничку капнула слеза. Потом вторая. «Мама увидит, ругаться будет», – подумал я и размазал мокрое пятно. Но слезы душили, и никаких сил уже не было их сдерживать. Мне так жалко стало себя!
«Может, написать бабушке? – пришла бредовая мысль, – но я же не Ванька. Она не заберёт, маму испугается».
Декабрь заваливал мокрым снегом. Ветер помогал липким снежинкам забраться за воротник, где они бессовестно таяли. Куртка становилась всё тяжелее, а я шел сквозь полумрак простуженного города к спасительному вокзалу. Кулак в кармане сжимал накопленные денежки. Обычно я не обедал в столовой, но родители этого не знали.
На поезд билет не дадут, это я понимал. Помнил, что можно до деревни добраться на трёх электричках. Подольше ехать, но зато никто не пристанет.
У окна было лишь одно свободное место. Я расплющил нос, уткнувшись в холодное стекло, и собрался рассматривать пролетающие голые леса, но подсела женщина.
– Мальчик, ты куда едешь? И почему один?
– Бабушке стало плохо, – соврал я, – а маму с работы не отпустили.
– Ты так любишь бабушку? – изумилась тётя с добрыми глазами.
– Конечно, я ведь с ней прожил в деревне до школы, – тут я уже не врал. – А потом меня привезли в город учиться.
Я сам ничего не помнил. Но как-то раз мама рассказывала, как она приехала в деревню забирать меня, протянула коробку зефира в шоколаде, а я бросил ее в грязь и побежал к лесу. Конечно, догнали. И увезли. А я перестал со всеми разговаривать. Город так напугал, что память отшибло напрочь.
Бабушка… Как же тепло было с ней. Её ласкающий вкрадчивый голос был дороже всяких конфет. Сядешь, бывало, под её крылышко и слушаешь сказки-прибаутки. Встречала меня на станции тетя. В телеге всегда было душистое сено, а сверху она накрывала теплой овчиной. Бабушка встречала недалеко от деревни на опушке леса, непременно с цветами. Запомнились ландыши. Их аромат так волновал, что теперь кажется, что это бабушка пахла ландышами.
Вдруг в вагон вошли какие—то люди в форме. «Уж не меня ли ищут?» – со страхом подумал я. Облокотился на тетю, делая вид, что заснул.
– Этот мальчик с вами? – услышал я металлический голос.
– Со мной, мы на деревню к бабушке едем, – неожиданно для меня ответила тётя.
Милиционеры пошли дальше. Я подумал: «Бывают же на свете добрые люди». Достал из рюкзака конфету – я их специально накопил для бабушки – и протянул тёте. Она её взяла и в свою очередь угостила сладким пирожком.
Потом были ещё две совершенно промозглые обшарпанные электрички. С головой залез в куртку и был похож на мешок с вещами.
И вот долгожданная станция. Я спрыгнул вниз, едва не скатившись по насыпи, и направился к маленькому зданию вокзала. Но и тут были люди в форме. Пришлось все же ломиться через колючие кусты по заснеженному склону. Дорогу я знал. Иногда сюда приезжал на велике за хлебом. Но сейчас она пугала темнотой и звенящей тишиной.
На краю села встретил женщину в телогрейке.
– Мальчик, ты чей?
«Чей-чей?! Вот привязались все! Да ничей, – подумал я, – и правда, кому я нужен?»
– Я бабушкин, – выпалил, что пришло в голову. – Мы в Братанове живём.
Она рассмеялась и больше не мучила меня расспросами. Дальше дорога была безлюдна. Заснеженный лес лишь изредка поскрипывал. Поле сливалось с горизонтом, и казалось, что я вовсе не иду, а лечу сквозь молочные облака.
И мой дом тоже шёл навстречу. Он так внезапно выплыл из тумана, будто боялся, что пройду мимо. Родной… Всё та же крыша из дранки, и скамеечка не развалилась. Промычала в хлеву Ночка. Дружок высунул чёрный нос из будки, хотел было тявкнуть, но пулей выскочил и положил свои лапы на грудь. Как же мне вас не хватало!
Дверь на крыльцо была открыта. Её вообще никогда не закрывали, а когда уходили, притулят палочку – видно, никого дома нет. Вот только цыган боялись. Прошел сени, где всегда стояли банки с молоком. По ложечке снимешь сливки из каждой, и вроде ничего не изменилось. Интересно, молоко еще есть?
Дверь в комнату массивная, квадратная. Даже мне приходится немного нагнуться. Темно. Пахнет керосином. Недавно свет все же провели, но он часто гаснет. Половики постелены, суббота все-таки.
– Кто там? – это бабушкин голос.
Я бросился её обнимать. Зачем нам свет, ведь мы и так друг друга чувствуем.
– Эва, кто приехал! Славка! Да откуда ты взялся! Ведь ещё не каникулы. А мама где? Ничего не сообщили. Дай я тебя хорошенько разгляжу.
Мы прошли в чулан, где она зажгла керосиновую лампу и долго изучала мое лицо, будто мы не виделись целую вечность.
– Пойду маме посвечу, пороги высокие, – сказала бабушка.
– Не надо, я один приехал.
Бабушка не на шутку испугалась.
– Просто я сбежал от всех. Никому я там не нужен. Меня даже спать совсем рано укладывают, чтоб не мешал. Будем вместе жить, как раньше. Я уже вырос. Могу за водой ходить, дрова колоть. Я даже научился кашу варить и твой любимый сладкий суп из сухофруктов.
Я не мог остановиться, вспоминая всё, что я могу.