Зеркало

–А… Закон такой англичане ввели против объедания сладкими пирожками, до сих пор действует.

–Да… Ритка тяжело отвлеклась, но поймав наконец подругу в фокус, забыла и про пирожки и отдельно – про законы. И снова восхитилась – даже не знаю кто из вас с Артемом краше. А чего это ты вырядилась? Накрасилась даже.

–Ничего особенного. Слегка приоделась. Яхта. Там на фоне дорогих панелей дешевые шмотки покажутся еще дешевле.

–Да? Умеете вы городские соображать и… воображать. Ммм… Тоже, пожалуй, сбегаю. Есть у меня юбка дорогущая и совсем новая – третий год лежит. Летние сапожки, тоже в схроне. И парфюм настоящий французский. Я мигом!…

Вернулась благоухающая, топающая каблучками Ритка упакованной в новую тоже светлую, почему-то широченную юбку и заняла место в окружении также приодевшихся ребят с явно изменившимися манерами и даже более плавной речью. Реплику Артема, мол, удобная юбка, целый торт запихнуть можно, Ритка великосветски проигнорировала.

Сделала широкий жест из-за спины вперед: «Проходите, друзья… а, так юристы уже готовы, тогда выдвигаемся. Но народ все равно загрузился.

Артем уставился взглядом в низ тела Ритки, почти на место пола, где она стояла, но не совсем.

Та немедленно принялась кокетничать – мол, да, сомнения были, но если сапожки так украшают ножки, то…

Противный Артем Ритку прервал: «Везет тебе, подруга, захотела купить сапоги и купила.»

–Ха, а что меня могло остановить, кроме отсутствия денег… ну и вкуса.

Бедные ковбои обзавидовались бы. По закону им не светила покупка сапог прежде покупки двух коров. Признавайся – ты коров купила?

–Какой ковбой? Каких коров? – Ритка так серьезно вникала, что даже замерла лицом вместе с улыбкой.

Эмма вмешалась: «Не обращай внимания, Артем, как всегда шутит, не разбирая – кому какие шутки интересны. Забей!»

–Нет, я… о чем это он? Артем намекает – я на мужика похожа или мне мое личико лучше под шляпу прятать? Или по его мнению я только о коровах говорить и могу?!

Рит, не обижайся. Конечно, нет! Это просто один из курьезных законов одного из американских штатов. Ты знаешь, Тёма тему поддерживает.

Вмешался Тихон: «Ритуля, со мной можешь говорить и о коровах и о ковбоях о ком хошь, пойдем, я тебя куда-нибудь отведу и ты мне все расскажешь.»

–Брось, подруга, чего надулась, парням нравятся девушки с чувством юмора, это на будущее.

–О, подруга… тогда, ладно, конечно.

–Так, ну хватит. Мы собирались к Вадиму. Раньше придем, раньше уйдем.

Все наконец двинулись к выходу. У каждого члена группы в необходимости данного похода имелись серьезные сомнения. Но громче всех противодействовал движению, а главное – направлению собственных ног Тихон. Он тащился за всеми к двери, однако совсем не отставал и даже не пытался делиться любовью с Риткой, как поступал во время нервняков, зато гундося противодействий запас явно рассчитанный на всю дорогу.

–Зря мы сегодня не отсиделись дома… вы что не знаете – в какой шмон можно влететь… Влас у них грустит… ну позвали бы Власа к нам и всех делов. Так ведь нет, обязательно надо в самое пекло засовываться. Как раз туда, где рванет. И как раз тогда, когда русским языком сказали…

–Тиша, никто никуда не засовывается. Некоторым, например, охота на яхте прокатиться, несмотря на грядущий раздраздон.

–Яхта не живая, сама не уплывет, посетили бы позже…

–Тиш, не дрефь! Мы на пирсе надолго не останемся. Или в море уйдем – или домой. Я матери обещала не подставляться.

–Приспичило что ль? Завтра бы Власа навестили.

–Будь у нас своя яхта, так мы бы и выбирали время, а так, знаешь, когда зовут, тогда и идешь…

–Ну погодили бы. Пип может когда и построит. Не, я не верю, конечно, но чего на свете не бывает.

–Ты смотри при Пипе, не брякни. Самое время при полном заторе…

–Да знаю я, небось не дурак… так может все ж останемся?

–Тихо, тетя Валя идет.

–Сели!

–О, ребята привет! Правильно, сегодня в саду погуляйте, а лучше – прямо дома. Молодцы!

Тетя Валя зашла в бунгало. В руках она держала какие-то тряпки. Почти сразу кто-то закричал с улицы: «Валентина! Валентина!»

Тетя Валя тотчас выскочила обратно. Набрала много воздуха, словно собиралась что-то долго объяснять. Но лишь бросила Эмме – оставь пока, как сделала! И звонко унеслась по дорожке.

Наступила пауза.

Артем вздохнул: «Я воще не помню, чтобы тетю Валю когда дурил. Как-то обходилось.»

Эмме отозвалась сразу: «Может, правда не пойдем?»

–Мы ж договорились!

=Хочешь, чтобы мой французский макияж пропал? Власу собирались пару ласковых сказать. В смысле – посочувствовать.

Последний или предпоследний довод Эмму убедил: «Ладно, двинули… по задам, и очень ненадолго.

«А я все-таки… – немедленно включился Тихон – все-таки не рекомендовал бы…

–Да ну тебя, рекомендатель! За разговором-спором дотопали до пирса. Пип выступил навстречу из своей сторожки, словно за открытой дверью стоял.

Артем крикнул: «Где Влас? Привет!»

«Там!» – сразу отозвался Пип и сам пошел проводить.

Влас переминался с ноги на ногу, плечи опущены у теперь своей, надо полагать, красавицы яхты. Но у его ног стояли вещи не грустной атрибутики: ящик ясного назначения и плотно набитая спортивная сумка – пока неясного.

Русские явственные слова сочувствия – «прими мои соболезнования» произносятся как-то стесняясь, с трудом. Не бьется у нас красиво говорить о сочувствии. Мы больше привыкли поддержать беседой на отвлеченные темы, а разговор на горестную вести, только если человек сам этого желает.

–Влас, привет! Как ты?

–Да пока… так терпеть можно. Я ведь дядю мертвым не видел и пока не увижу…

–Что ж правильно.

«Значит и на яхту нельзя заходить» – откровенно расстроено протянула Алка.