Мигрант, или Brevi finietur

Ловить рыбу руками, да еще на глазах малолеток, он не был пока готов, собирать раковины, сверкая голым задом, – тоже. От лагеря тем временем потянуло дымком; Крокодил встал, потянулся и неторопливо зашагал через лес к поляне.

Группа подростков поскромнее обирала грибы с кирпично-красного ствола – каждый гриб похож был на горбушку хлеба. Крокодил на всякий случай отломил кусок и себе. Мальчишки не стали есть добычу сырьем, а отнесли к костру и, насадив на острые палочки, взялись жарить над огнем. Еще один ресурс, подумал Крокодил.

Он подержал свой гриб над костром, стараясь не спалить. Принюхавшись, откусил краешек, подержал во рту. Вкус был овощной, отдаленно напоминающий вареную морковь – не деликатес, но с голодухи сгодится. Крокодил, решившись, проглотил; первый кусок «дикой» пищи упал в желудок, и ничего страшного не произошло. Во всяком случае, драка за еду в этом летнем лагере не предусмотрена, решил Крокодил.

С реки притащили тем временем пойманную рыбину. Тащили два голых парня, один за голову, другой за хвост, хотя рыба явно не стоила таких усилий: она была оглушена, по-видимому, камнем и полностью равнодушна к своей дальнейшей судьбе. Безжизненную тушку бросили на траву у костра и тут только, облепленные чешуей, спохватились: никаких ножей, ничего, чем можно было бы разделать, выпотрошить, почистить. Решили запечь целиком в глине; Крокодил наблюдал.

С ним никто не заговаривал. Он не заговаривал ни с кем. Зеленый метис Тимор-Алк, тоже совершенно одинокий, встал, отряхнул колени и зашагал по направлению к шалашам на краю поляны – он был полностью одет, сандалии не снял, руки держал глубоко в карманах коротких штанов.

Крокодил подумал и тоже пошел поглядеть, где тут можно «найти себе жилье».

Всего шалашей было три: два ветхих и один новый, со свежими еще листьями на крыше. Первый же дождь, подумал Крокодил, зальет такой «поросячий домик» за полчаса. Он заглянул внутрь; пахнуло сыростью, землей и потом. Веревочные гамаки, прикрепленные к врытым в землю столбам, висели в три яруса вдоль стен. Кроме гамаков, никакой мебели не предлагалось.

У Крокодила испортилось настроение. В миграционной «гостинице» он жил в отдельном доме с зеленой травкой на полу, с большими окнами, удобной мебелью и великолепно оборудованным санузлом. Здесь, по всей видимости, роль туалета исполняла выгребная яма.

Снаружи носились, жужжа и звеня, насекомые. Тимор-Алк, не вынимая рук из карманов, стоял перед плетеной стенкой – единственной стеной местного сортира. Снаружи все выглядело именно так, как боялся Крокодил – настил со множеством дыр. Но запаха не было. Крокодил отлично знал, какой в подобных местах бывает запах.

– Не воняет, – сказал он Тимор-Алку.

– Там очиститель, – зеленоволосый показал куда-то вниз. И, помедлив, спросил: – Ты мигрант?

– Да.

– Откуда?

– С Земли.

– А…

Он был скуластый, очень бледный, похожий на раскрашенную гипсовую статую. Глаза не красные, как у альбиносов, а карие, с таким же сиреневым оттенком, как у инструктора Айры. По глазам Крокодил понял, что парню очень одиноко, очень неуютно здесь, что он готовится к худшему и страшно рад, что Крокодил с ним заговорил.

– Ты слышал о Земле? – заинтересовался Крокодил.

– Только то, что с нее бывают мигранты. Не часто.

– А откуда больше всего приезжает мигрантов?

– Раньше много было с Лоа, – подумав, сказал Тимор-Алк, – но они не ездили на Пробу.

– Почему? – спросил Крокодил с интересом.

Метис пожал плечами:

– А зачем? У них нет разницы… нет представления, полноправный или зависимый. У них в родном языке слов таких нет, поэтому они поначалу путали… путались.

– Так, – сказал Крокодил. – А теперь мигрантов с Лоа меньше?

– Теперь совсем нет, – зеленоволосый провел по земле ногой в пыльной сандалии. – Их планета взорвалась, только пыль осталась.

– А, – сдавленно сказал Крокодил. – Тогда понятно, отчего они мигрировали.

– Это они сперва мигрировали, кто поумнее. А потом Лоа перевели в зону бедствия, а жителей всех в категорию беженцев, и стали пачками засылать на новые миры, где вообще ничего нет, только атмосфера искусственная. Даже почвы нет. А на Раа им закрыли договор.

– Закрыли договор?

– Ну, перестали принимать на Раа…

Наверное, я тоже немного путаюсь после переустановки языка, подумал Крокодил. Мне до сих пор кажется, что я думаю по-русски, но «любовь» и «кровь» в этом языке не рифмуются.

– Ты, выходит, много встречал мигрантов? Как у вас на Раа к чужакам относятся?

Тонкие губы парнишки чуть напряглись. Как будто разговор свернул на неприятную для него тему.

– Раньше было больше, – сказал он будто через силу. – А относятся по-разному. Как обычно к людям.

От костров шли, весело переговариваясь, трое – с явным намерением осчастливить сортир. Белая кожа Тимор-Алка вдруг резко порозовела, он неловко кивнул Крокодилу и пошел в лес, будто по срочному делу.

* * *

После полудня, когда новоприбывшая группа успела поесть, разобрать гамаки, снова проголодаться, кое-как добыть пропитание и еще раз поесть, в лагерь вернулись подростки, уже прошедшие свою Пробу – прежние хозяева лагеря, ныне полноправные граждане Раа. Все они были полуголые, в коротких рваных штанах, похожих на набедренные повязки. Все держались с исключительным высокомерием «дедов», впервые приветствующих салаг.

Из разговоров, почтительных с одной стороны и покровительственных с другой, выяснилось, что:

– из тридцати пяти претендентов в их группе четверо уплыли домой раньше времени, так и не получив статуса;

– в их группе был другой инструктор, не Айра;

– сегодня с наступлением темноты на поляне у костров пройдет посвящение, потом праздник, и на рассвете новые граждане уплывут на материк.

«Старики» притащили с собой огромную, уже освежеванную тушу огромного зверя – не меньше быка, подумал Крокодил с некоторым беспокойством. Откуда-то появились кухонные тесаки и железные опоры для вертела, среди хозяйственных построек обнаружилась каменная печь. Крокодил наблюдал, как «быка» собираются жарить на вертеле целиком, и грустно думал, что при таком подходе есть придется наполовину горелое, наполовину сырое мясо.

Он по-прежнему держался в стороне. Коллектив в основном сформировался – стало ясно, кто чей друг, кто лидер, кто весельчак, кто ленивец. Двое чужаков – мигрант и метис – только подчеркивали своим присутствием логичность и цельность этого сообщества.

Распечатали тюк с одеждой – кто-то из «стариков» выполнял обязанности интенданта. Внутри не было ничего, кроме штанов из плотной материи – коротких широких штанов приблизительно одного размера. Точно такие же, только видавшие виды, прикрывали наготу «стариков»; претендентам объяснили, что штаны, в которых проходили Пробу, каждый увозит домой и хранит потом, как реликвию. Крокодил хмыкнул.

Драки за одежду не случилось – не за что было драться. Никакого белья надевать не полагалось, мешковатая одежка удерживалась на талии широким мягким ремнем. С точки зрения Крокодила, претенденты на звание полного гражданина были уморительно смешны; в пальмовых юбочках они смотрелись бы еще органичнее. Интересно, каким же видят на Раа полноправного гражданина, если на пути к этому званию приходится спать в гамаке и ходить по лесу полуголым?

Он почти успокоился. Эта их пресловутая Проба выглядела, как юношеский ритуал, вроде присяги в армии или посвящения в студенты. Мальчики, привыкшие к комфорту, должны продемонстрировать сильное желание стать гражданином – на острове, в джунглях, босиком по камням. Интересно, как подобное испытание проходят девочки?

В сумерках вернулся Айра с четверкой кандидатов. С Полос-Нада чудесным образом слетела спесь: юный красавец осунулся, пропах кислым потом, на руках бугрились свежие шрамы. Крокодил глазам своим не поверил: с утра никаких шрамов на парне не было. Трое его товарищей едва волочили ноги, шумно дышали и, едва дотащившись до лагеря, мешками повалились на землю.

– Не вышло, – с сожалением сказал Айра.

Этот был так же свеж, как утром на берегу. Разве что пыли, облепившей его голый торс, плечи, лицо и шею, стало заметно больше – из бронзово-загорелого Айра сделался коричневым.

И это тоже воспитательный момент, подумал Крокодил. Выделить самых нахальных и на деле объяснить, что они ничем не лучше прочих. Конечно, он не засчитал бы досрочно пройденного испытания ни при каких условиях – это такая игра.

Он прислушался к себе и обнаружил, что почти не тревожится. Подумав однажды о девочках – как они проходят испытание – он уже не мог остановиться, и фантазия его заходила дальше, чем хотелось бы. Вообразить «туземный» лагерь, полный девушек от пятнадцати до семнадцати… Это педофилия, граждане, немедленно стоп!