В этом собрании не было ничего ни от пионерских посиделок, ни от дикарских ритуалов – казалось, речь идет о консультации перед вступительным экзаменом в какой-нибудь серьезный ВУЗ, только вместо огромной аудитории дело происходит в лесу. Подростки сидели на стволах, камнях и просто на траве; небо почернело, в рамке из темных крон плыли спутники, как медленные электроны.
– Завтра утром придет лодка, – сказал Айра. – Редко так бывает, чтобы кто-то из соискателей выбыл в первый же день. Ваша группа отличилась. Один из вас поедет домой уже завтра.
Крокодил сидел в стороне. Честно говоря, у него не было сил спорить, возмущаться и подавать апелляции.
– А может, и не один, – Айра разглядывал притихших мальчишек с безжалостным интересом. – Подумайте хорошо. Я бы отправил троих… Но один уедет точно. И зовут его…
Крокодил не поднял головы.
– И зовут его Камор-Бал, – жестко закончил Айра. – Без права пересдачи.
Крокодил вскинулся.
Ребята сидели лицами к догорающему костру. Почти никто не шевельнулся. Только Камор-Бал резко встал, его голая грудь поднималась и падала, как у загнанного:
– Почему? Почему я?!
Крокодил с удивлением понял: парень вовсе не чувствует себя невиновным.
– А ты не знаешь? – Айра кротко улыбнулся. – Тогда непонятно, зачем ты вообще приехал на остров, Камор-Бал.
Глухо зароптали сразу несколько голосов. Крокодил почувствовал на себе взгляды.
– Исключения ради, я объясню, – сказал Айра. – Все-таки в группе мигранты, – он поглядел на Крокодила. – Ты поднял оружие на человека – не защищая жизнь, не обороняя свой дом, а в рамках конкурентной борьбы за статус.
– Он меня оскорбил! – пролепетал Камор-Бал.
– Он дернул тебя за волосы, ты не стерпел, понимаю. Андрей, – Айра кивнул Крокодилу, – все было очень точно сделано, спасибо.
Ропот сделался громче. Камор-Бал стоял, покачиваясь, – ему предстояло возвращаться домой и оставаться зависимым – ребенком, калекой, больным – до конца своих дней. Без права пересдачи. На парня страшно было смотреть в эту минуту.
Крокодил поднялся.
– Я его не провоцировал, – он оглядел обращенные к нему лица, горящие злые глаза, и прямо посмотрел на Айру. – Не делай из меня…
Он хотел сказать «не делай из меня Иуду», но на его новом родном языке такой оборот оказался невозможным.
– Не представляй все так, будто я его специально довел! Я бы сам его с удовольствием прирезал – он достал меня…
– Не волнуйся, ты поедешь, скорее всего, следующим, – Айра кивнул. – Регенерировать ты не умеешь, и много чего не умеешь, и не успеешь научиться за двадцать дней. Если бы ты вытащил тесак – вы бы уехали вдвоем. Но ты не вытащил. Я прав? – он оглядел сидящих.
– Айра, – Крокодил заставил себя быть спокойным, – можно тебя на пару минут? Я хочу с тобой поговорить.
– О чем? – удивился Айра.
– Две минуты. Отойдем на две минуты, – Крокодил очень хотел быть убедительным.
– Ладно, – Айра ухмыльнулся. – Отбой, претенденты. Камор-Бал, лодка завтра в первый час рассвета на старом месте. Дорогу найдешь?
Камор-Бал не ответил.
Айра отошел от костра в темноту, расцвеченную огоньками светлячков. Крокодил догнал его. За спиной, у костра, заговорили все сразу – и громко.
– Послушай, – Крокодил остановился, преграждая Айре дорогу. – Оставь пацана. Зачем ты ему жизнь ломаешь?
В полумраке лицо Айры сливалось с ночным лесом.
– Ты слышишь? Зачем ты ломаешь мальчишке жизнь? Из-за меня – ну ладно, я мигрант, я взрослый… А с ним так поступать – зачем?
– Ты чувствуешь вину, – слышно было, что Айра ухмыляется. – Это хорошо.
– При чем тут я?!
– При чем тут он? Тебе нет до него дела, чужой мальчишка, прошел он Пробу или нет – тебе-то что? Но тебе кажется, что ты виноват. Правильно кажется.
Крокодил почувствовал, как устал сегодня, как болит все тело и ноет порезанная рука. В темноте наступил на корень, выпиравший из влажных слежавшихся листьев. Зашипел от боли в потревоженной пятке.
– Порез затянул? – спросил Айра.
– Нет.
– Поезжай с Камор-Балом. Скрась бедолаге этот путь.
– Это приказ?
– Это совет.
– Не поеду.
– Дело времени… Знаешь, зачем им дают ножи? Зачем нужны тесаки, помимо чистки рыбы, изготовления рогаток с острожками и нанесения стандартных порезов для регенерации?
– Зачем?
– Это часть испытания. Человек – полноправный гражданин – может бить товарищу морду, но не поднимет на него оружия. Поднял – все, свободен, внутренняя незрелость.
– Но можно воспитать… – начал Крокодил.
– Во-первых, я не воспитатель. Во-вторых – незрелость в таком возрасте не поддается коррекции. В-третьих… – Айра прищурился. – Я серьезно, поезжай с ним. Решайся.
– У вас не бывало войн? – спросил Крокодил. – Вы принципиально отказываетесь от оружия, вы…
Он хотел сказать «пацифисты», но не нашел подходящего слова: на языке вертелись архаичные «миролюбцы» с огромным веером побочных значений.
Айра чуть улыбнулся:
– Стало быть, на курс истории и культуры Раа у тебя не хватило духу?
Крокодил устыдился.