Обет молчания

– И не напоминай, – отмахнулась от нее Мадлен. – Ты знакома с Грантом, знаешь, на какую мерзость он способен.

– О да, муженек у тебя был тем еще моральным уродом. Никогда не понимала, что ты в нем нашла. К счастью для тебя, терпения у него оказалось еще меньше, чем ума. Вечером есть повод отпраздновать.

– Ладно, это все в прошлом, хвала небу, – отмахнулась от нее Мэд. – Правда, моим родителям новость о разводе не понравилась.

– Даже не сомневаюсь. Ты, конечно, прости меня, дорогая, но не часто ли они принимают за тебя решения?

– Ой, не хочу даже говорить на эту тему. Не особо она интересная… ты лучше скажи, когда уехал профессор Журдан? Почему он не позвонил мне и не предупредил о своем отъезде?

Софи как-то странно поглядела на молодого археолога и, помедлив, ответила:

– Да я и сама толком ничего не знаю. Через пару часов после твоего отъезда или где-то около того ему кто-то позвонил. Жан-Батист долго разговаривал с этим человеком… очень долго, часто переходя на повышенные тона. К несчастью, до меня долетали лишь отдельные слова, фразы типа «вы слишком много на себя берете», «вы не посмеете», «я не могу» и дальше в том же роде. Потом крики и возмущение профессора стихли. Когда он вышел из палатки минут через пятнадцать, то выглядел крайне возбужденным. Его обвислые щеки горели лихорадочным румянцем, в глазах светился недобрый огонек, а на губах играла дьявольская усмешка. «Меня срочно вызвали в Париж. В университете творятся странные дела, и ректор потребовал моего скорейшего возвращения, – бросил он, не смотря мне в глаза, из чего я заключила, что он врет. – Закажите мне билет на первый же рейс, Софи».

Я попросила его задержаться на пару дней и дождаться твоего возвращения, но Жан-Батист отказался наотрез. «Меня ждут срочные дела в Париже! Точка». ? «Но наши раскопки… до вашего возвращения или возвращения Мадлен я останусь практически одна, если не считать молодняка. Что мне с ними делать? – не унималась я. – Они все испортят!.. Раз уж бросаете меня тут на произвол судьбы, то хоть позвоните Мэд, попросите ее покончить с делами как можно быстрее». Ответ профессора несколько обескуражил: «Я не буду рассказывать мадам Дюваль о моем отъезде, да и вас прошу этого не делать… Я… я позвоню, кому следует. Ясно?» ? «Почему? – удивилась я. – И кому вы собираетесь звонить?» Его слова еще больше встревожили меня: «В свое время и она, и вы узнаете. А пока не задавайте слишком много вопросов. Меньше знаешь, крепче спишь».

– Такое поведение совершенно не свойственно ему, – задумчиво проговорила молодая женщина, знавшая профессора Журдана более десяти лет. – Что же могло такого произойти в университете? И почему позвонили только ему? Меня никто не поставил в известность, хотя я работаю вместе с ним на кафедре. Не понимаю…

– Кстати сказать, Мэдди, – спохватилась Софи, доставая конверт из стола. – Жан-Батист оставил для тебя письмо. Но просил отдать его тебе лично в руки… наедине, чтобы никто не знал об этом. Странно, не так ли?

– Более чем, – согласилась с ней археолог.

– Ах, да, у нас еще новость: итальянские власти прислали инспектора по делам древностей. Они настаивают на его присутствии во время раскопок.

– Нонсенс! – возмутилась Мадлен, убирая конверт в сумку. – Наши раскопки согласованы с ними еще два месяца назад. Они же сами выдали все соответствующие документы. Комар носа не подточит! Что за самоуправство? Да за кого они нас тут держат! За желторотиков, которые только что окончили школу? Или они боятся, что мы присвоим себе какое-то величайшее открытие? Это произвол!

– О, узнаю мою Мэд… – послышался сочный баритон.

Полог палатки откинулся и в проеме показался ее бывший возлюбленный.

– …не успела приехать, как сразу с места в карьер, – закончил он фразу и широко улыбнулся.

– Я обойдусь без твоих идиотских замечаний, – парировала молодая женщина, насупившись. – Познакомься, Софи, это мистер Ричард Пейдж. Когда профессор говорил, что «позвонит кое-кому», то подразумевал именно его. Прости, я не знаю твои регалии и звания… лично мне на них, скажем так, наплевать. Впервые в жизни я хочу, чтобы наша работа подошла к концу как можно быстрее… Пойду, брошу вещи и тотчас же вернусь. И… ты наконец-то покажешь мне свое «сокровище» и познакомишь с нашим надсмотрщиком.

Войдя в свою палатку, молодая женщина поставила чемодан в угол, а сама вытащила конверт и, надорвав его, достала письмо.

«Моя дорогая Мадлен, простите, что покидаю вас вот так, внезапно, не предупредив. Но сложившиеся обстоятельства требуют моего незамедлительного возвращения в Париж. Я не могу поведать вам обо всем, увы, у меня совсем нет на это времени. Да даже если бы оно и было, то я все равно не смог бы. Слишком велик риск.

Я понимаю, что не вправе давать советы, но все же прислушайтесь к старому человеку: будьте начеку. Даже самые близкие могут оказаться последними негодяями…»

Глава 6

Только богам открыты предначертания судьбы.

Фивы, Новое царство,

XVIII династия

В Египте любили и почитали многочисленных богов, ибо они оберегали, защищали от напастей и врагов жителей великого царства, вселяя в них, с одной стороны, священный ужас, но, с другой стороны, и даря надежду, что они денно и нощно стоят на страже благополучия и порядка. Народ же, в свою очередь, славил могущественных покровителей, неустанно молился им, устраивая многодневные праздники. Только торжества в честь бога солнца Амона длились одиннадцать дней, и все эти дни простой люд, знать и царь с возлюбленной женой лишь пировали, веселились и предавались удовольствиям. Так жили предки Аменхотепа IV, так первые четыре года жил и он. Откровение снизошло на него после празднования в честь священной богини Опет, самой популярной, но одновременно и самой уродливой богини Фив.

– Я слышал, что наш царь начал задавать слишком много вопросов? – поинтересовался жрец храма Нечер-Уаб у Ур-Сены, внимательно наблюдавшего, как одиннадцать жрецов с величайшей осторожностью выносят золотую фигуру бога Амона из храма.

В соответствии с древним ритуалом во время этого праздника бог Ра должен был совершить визит в Луксор на священной барке, украшенной знаменами.

– К несчастью для всех нас, – не поворачивая головы, подтвердил великий жрец. – В разговоре с великим визирем Хоремхебом я затронул данную тему, и тот подтвердил мои опасения. Пытливый ум молодого царя, находящегося в поисках истины, не дает ему покоя. А отсутствие у него наследника, несмотря на то, что и царь, и его супруга молятся изо дня в день в храме, и вовсе посеяло сомнения в душе владыки Египта. Одно то, что царь принялся повсеместно возводить храмы в честь бога Атона, а самый крупный и вовсе построил вблизи храма нашего величайшего покровителя, говорит о том, что дело его отца не умерло, как мы считали, а возвращается к жизни. Все принимает серьезный оборот. Поступки нового фараона расшатывают устои нашего государства.

– А вы говорили с советником Эйе? – спросил Нечер-Уаб. – Вероятно, он мог бы каким-то образом повлиять на своего воспитанника.

– Фараон давно не дитя. Раньше с ним не было проблем. Он был покладистым и далеким от своеволия, хотя уже и тогда, по словам наставника и главного писца, в нем ощущался бунтарский дух. Признаться, я не относился к подобным донесениям серьезно, считая их беспочвенными. Но, боюсь, тут я просчитался.

– То есть вы считаете, что царь способен на самоуправство… способен на… реформы???

Лицо Открывающего небесные врата потемнело от досады. Нечер-Уаб произнес вслух точь-в-точь те слова, которые крутились в голове великого жреца. Ур-Сена уже давно задавал себе вопрос: а не ошибся ли он, возведя на трон слабохарактерного (по его мнению) юнца? Не слишком ли верховный жрец понадеялся на мнение Эйе о будущем фараоне, который уверял, что молодой царь находится полностью под контролем наставника?

А тем временем царь Аменхотеп IV и его блистательная красавица-жена Нефертити заняли свои места на барке под платформой, на которой стояла величавая фигура бога солнца Ра. Едва они сели, как статуя Амона начала светиться, наводя на жителей города, столпившихся вдоль реки, священный ужас и трепет и одновременно вызывая восторг, ибо лодка сейчас походила на сверхъестественный корабль-солнце.

Помимо царя на борт взошли и жрецы высшего ранга, возглавляемые задумчивым Ур-Сеной, после чего судно развернулось и пошло к южному району Фив, чтобы далее проследовать к Луксору. Шествие было воистину зрелищным: рядом с баркой шли празднично украшенные лодки, а вдоль берега двигались музыканты и певцы, распевавшие восхваляющие фараона песни и священные гимны, посвященные золотому божеству, жрецы и жрицы, исполняющие ритуальные танцы. Вслед за женщинами следовали храбрейшие воины на блестящих колесницах. Замыкали шествие мирные жители Фив, одетые в яркие наряды.

Само путешествие длиною всего в милю не было продолжительным, но заняло б?льшую половину дня. На протяжении всего времени Ур-Сена и его помощник не проронили ни слова. И тот и другой настолько погрузились в свои мысли, что не замечали ничего вокруг. А может, не хотели замечать. Но если бы жрецы переключили свое внимание на происходящее на барке, то тогда они, вероятно, смогли бы избежать тех бед, которые в скором времени свалились на их головы.

– Почему люди больше славят Амона, а не своего царя? По какому праву он является богом богов? – недовольным голосом задал вопрос Аменхотеп IV, обращаясь к бывшему наставнику. – Разве не Я земное воплощение бога солнца? Разве не МНЕ они обязаны богатством и благополучием?

– Вы, государь, живущий правдою, – слегка склонившись, ответил советник Эйе, – всем, что они имеют и чем владеют, они обязаны своему владыке обеих земель, которого чтут и перед кем благоговеют.

– Тогда к чему столько почитания неживому идолу, который только и может, что безмолвно стоять, – капризным тоном заявил молодой царь. – Не слишком уж высоко они ставят своего царя, поклоняясь мертвому божеству.

– Разве можно так говорить? – вмешалась в разговор Нефертити, которую бросило в жар от глумливых слов мужа. – Берегись, он накажет тебя за кощунство и пошлет вечное проклятие!

– И ты в это веришь, прекрасная из прекрасных? – с насмешкой спросил ее супруг. – Сколько мы молились с тобой могучему Амону, сколько приносили даров ему, сколько обрядов и таинств совершали, прося подарить нам живое воплощение бога на земле? Он глух к нашим молитвам. Справедливо ли это? Я – его живое воплощение, но бог Ра не слышит меня.

– Вероятно, мой владыка, он проверяет нас. Испытывает нравственную и духовную силу.

– А может, просто он не в силах дать того, что мы хотим? А раз так… тогда есть кто-то другой, кто поможет нам обрести высшую добродетель?

Великий визирь и советник переглянулись. Слова юного царя, идущие вразрез с верованиями того времени, не только насторожили их, но и озадачили. Между тем они не посмели возражать своему владыке, понимая, что своим несогласием могут навлечь на себя великий гнев Аменхотепа IV, с виду хилого, больше походившего на женщину, нежели на мужчину (в силу отклонений, вызванных близкородственными связями), но имевшего при этом твердый характер.

– Вероятно, государь, живущий правдою, после окончания праздника вам удастся получить ответы на все ваши вопросы, – низко поклонившись царю, проговорил советник.

– Каким же образом?

– Насколько мне известно, ваш отец часто беседовал с ним после праздника, посвященного нашей любимой богине Опет.

– Беседовал с мертвой статуей? – на вытянутом лице царя, с прикрепленной к подбородку искусственной бородой, заиграла язвительная улыбка. – Эйе, наставляющий меня на путь истинный и научивший всему, что я знаю, как ты можешь говорить мне подобные вещи?

– Мой владыка, я пересказываю вам лишь то, что когда-то сообщил мне ваш отец, великий Аменхотеп III, который жив вековечно вечно. Я не смел и не смею подвергать сомнению его слова. Вы же согласны, мой государь, живущий правдою?

– Хорошо, – коротко заявил фараон, смерив советника, склонившегося перед ним, строгим взглядом. – Я дам вам ответ после… Когда поговорю с Амоном.

– Как будет угодно моему государю, – низко поклонившись фараону, отозвался советник.