Наследница дворянского гнезда

– Ну, моя смена была, – удосужили меня ответом.

– Значит, вам знаком этот текст.

Женщина за стойкой, чем-то похожая на постаревшую мопсиху, сердито глянула на меня поверх очков, но телеграмму взяла. Морщась от недовольства, вчиталась в текст, поиграла бровями, будто что-то припоминая, и швырнула мне в лицо мятый бланк:

– Вы чего мне даете? Вы думаете, я буду это читать? Из какой ж… вы ее достали? Может, она в помойке валялась, а вы ее культурным людям в руки суваете? Идите отсюда, не мешайте работать, только очередь создаете.

Столь бурной реакции, признаюсь, я не ожидала. И мне она не понравилась. К тому же в зале толкалась всего пара посетителей, и те рассматривали газеты на стойке, поэтому ее заявление об искусственно создаваемой мною очереди было, по меньшей мере, беспочвенно. Не торопясь, я нагнулась, подобрала упавший на пол бланк, вернула его на стойку пред заплывшие очи «мопсихи».

– Значит, телеграмму принимали вы, – утвердительно сказала я.

– А я помню? Много вас тут таких шатается.

Помнит, помнит, решила я, уж больно глазки бегают. Да и взрыв негодования чересчур бурный, обычно даже самые вредные почтовые работники ограничиваются парочкой нейтрально-ехидных фраз. Из опыта я знала, что размахивать какими бы то ни было корочками и кичиться связями, которые могли бы лишить даму карьеры, бесполезно. За свое место она не так уж и держится, да и не поднимется ни у кого рука прогнать ее с этого места – заработок низкий, работенка невеселая. Поэтому, не отрывая взгляда от колючих глаз «мопсихи», я убрала телеграмму в карман:

– Хорошо. Теперь мне все понятно.

Ничего мне не было понятно, кроме того, что колючая дама узнала телеграмму и чувствует за собой какую-то вину. Какую – выясним позже. Только обдумаем положение и найдем к ней подход. Жаль, что я успела ее насторожить. А может, это и к лучшему. Вложив в свой взгляд как можно больше официальной строгости, я пару секунд смотрела ей в глаза, потом резко развернулась на каблуках и направилась к выходу.

– Эй, ты, – не выдержала «мопсиха», – погоди. Чего хотела-то?

Зацепило, поняла я, теперь главное – не сойти до роли просительницы. Эту роль мы оставим ей. Никак не реагируя на оклик, я вышла за дверь и медленно направилась к своему авто. Жаль, что не курю, можно было бы без риска показаться заинтересованной несколько минут помаячить возле большого витринного окна отделения связи. Впрочем, в запасе у меня была бомбочка гораздо более действенная, чем сигарета. Я заняла позицию перед окном, достала сотовый, сосредоточенно потыкала пальцем в кнопки, насупила брови и поднесла трубку к уху. Хотя я и стояла вполоборота к стеклу, мне было прекрасно видно все, что делается в операционном зале отделения связи. «Мопсиха» что-то крикнула в сторону служебного помещения, выскочила из-за стойки и метнулась к выходу.

– Да, товарищ полковник, – негромко, но чеканно произнесла я в трубку, когда поняла, что меня уже подслушивают, – никак нет, вину свою не признает… да, думаю, стоит применить план «Б», вызывайте отряд быстрого реагирования… где будем брать? Думаю, возле подъезда ее дома… соседи? Не помешают. Граждане России должны знать предателей Родины в лицо. Спрашиваете, когда она заканчивает работу?

Почти строевым шагом я промаршировала к вывеске, информирующей о часах работы почтового отделения, и продиктовала в глухо молчащую трубку часы работы. Не оборачиваясь на замершую за моей спиной «мопсиху», продефилировала мимо своего мини-купера и завернула за угол. Потом бегом обогнула небольшое здание отделения связи и подошла к раскрытой двери с другой стороны. Как я и надеялась, преступная почтальонша для своего звонка выбрала то же место, что и я. Наверное, думала, что в помещении подслушать ее разговор было бы значительно легче. Конспираторша! Мы стояли по разные стороны открытой двери, она говорила, а я слушала.

– И чего мне делать? – продолжала «мопсиха» начатый разговор. – Сказать, что под стол завалилась, а нашлась только через неделю? А вы знаете, что меня за это могут премии лишить? Я однажды на полдня позже телеграмму отправила, так столько дерьма огребла, чуть с сердцем плохо не стало… да, нервничаю, и не просто нервничаю, и если что, сразу на вас валить буду, что это вы мне велели телеграмму на недельку придержать и запугивали. Уж не беспокойтесь, найду, что сказать… сколько, говорите? Мало. Мне в застенках из-за вас томиться, а вы мне копейку жалеете?

Торговалась она еще долго, из разговора я поняла, что «мопсихе» предлагают на время затаиться, может быть, даже отпроситься у начальства на пару дней и посидеть дома, и если продолжения не последует, выйти из подполья. Кажется, напугала я ее лихо. Это с одной стороны. А с другой, даже перед структурами власти в наше время трепещет тот, кто действительно чувствует за собой серьезную вину. Скорее всего, ей неплохо заплатили за то, чтобы она придержала телеграмму на возможно долгое время. Почему придержала? Можно было вообще «затерять» ее на просторах эфира. Значит, она все-таки должна была найти своего адресата, но найти несколько позже положенного срока.

Где-то в животе почему-то зашевелился червячок азарта. Кажется, не все так просто в безвременной кончине предка моей нечаянной клиентки. И хотя никто не поручал мне вести расследование этого мутного дела, да и расследование преступлений – не моя стезя, остановиться я уже не могла. А может, все было куда проще. Может быть, мне просто захотелось вывести на чистую воду и дать чувствительный щелбан наглой «мопсихе», которая корысти ради запутала бестолковую, наивную Снегурочку-Марту?

Глава 2

Вторая моя попытка наведаться в квартиру почившего Лепнина оказалась более удачной. Ответом на мой звонок послужили быстрые шаги за дверью. Я уже приготовилась через закрытую дверь объяснять, кто я такая и что мне нужно, но этого не потребовалось: щелкнул замок, и передо мной предстал симпатичный мужчина почтенного возраста, подтянутый, высокий, с ухоженной седоватой бородкой, цепким взглядом и открытой улыбкой. Он долго смотрел мне прямо в глаза, потом протянул руки, и не успела я опомниться, как старик притянул меня к себе и прижал к пахнувшей приятной туалетной водой груди:

– Машенька, девочка наша… не успела…

– Я не Машенька, – затрепыхалась я у него в руках, но старик так крепко прижал мое лицо к своему джемперу, что вместо слов получилась какая-то невразумительная каша.

Не давая мне опомниться, он потянул меня в квартиру, усадил в кресло, наклонил в сторону голову, будто внимательная собака, и стал пристально рассматривать. Обычно я не испытываю робости в подобных ситуациях, но сейчас разговор почему-то не начинался.

– Я не Машенька, – решилась наконец продублировать я.

– Конечно, – звонко хлопнул он себя рукой по лбу, – в Дании тебя зовут Марта. Но мой друг никогда не называл тебя этим именем. Для него ты – Машенька. Устала с дороги? – не дал он мне возможности в который раз исправить ошибку. – Ничего, сейчас отдохнешь. Квартира деда в твоем полном распоряжении, никто тебе не помешает. А ты мало изменилась. Правда, я видел только твои детские фотографии, но даже по ним узнать тебя очень легко. Те же светлые волосы, тонкая кость, аристократический профиль. Кстати, забыл представиться.

Он легко вскочил со стула, наклонил голову в изящном полупоклоне:

– Петр Алексеевич Норбеков. Друг вашего деда.

– Как вы догадались, что я приеду c опозданием? – спросила я первое, что пришло в голову.

– Ничего я и не догадался, – пожал плечами Петр Алексеевич, – мы ждали вас, Машенька, двенадцатого. Но я понимаю, билеты, виза… кстати, как вам вообще удалось так быстро раздобыть визу? Насколько мне известно, оформление шенгенской занимает от трех недель.

– Связи, – туманно ответила я.

– А почему ты решила, что я тебя ждал? – вернулся друг почившего к незаконченному разговору, незаметно перейдя на «ты».

– Вы, не раздумывая, заключили меня в объятия как внучку Матвея Васильевича. А я могла быть почтальоном, коммивояжером, социальным работником – кем угодно!

– Я узнал тебя, – упрямо повторил он, – я видел твои детские фотографии.

– Ничего подобного, – безжалостно опровергла я, – если и видели чьи-то фотографии, то явно не мои. И зовут меня не Маша и не Марта.

По лицу Петра Алексеевича проскользнула тень досады, которая тут же сменилась конфузливой улыбкой.

– Действительно, старый дурак. Сколько лет уже в современном мире живу, а все полагаюсь на интуицию и первое впечатление. Хорошо, что вы оказались порядочной девушкой, а будь на вашем месте какая-нибудь проходимка? Взяли бы ключи, свистнули напарника и вынесли ночью все барахлишко покойного. Вы уж извините меня за прямолинейность, сами понимаете, какое время.

– Понимаю, понимаю, – успокоила его я и, предупреждая закономерный вопрос, отрекомендовалась: – Я случайная знакомая Марты. Она с непривычки несколько растерялась, вот и попросила меня помочь ей найти старых друзей и могилу деда. Думаю, первую часть задания я выполнила. Дело за второй.

– Да-а, – протянул Петр Алексеевич, – вот ведь как судьба играет. Приехала единственная внучка и вынуждена нанимать агента для того, чтобы найти место, где нашел последний приют ее дед. Вы частный детектив? Я правильно понял?

– Вовсе нет, – легкомысленно махнула рукой я, – у меня, правда, есть юридическое образование, но ни сыском, ни судебным делом я никогда не занималась. Тружусь в турфирме юрисконсультом. Кстати, именно благодаря моей работе мы с Мартой и познакомились. Я возвращалась из командировки, наши места в самолете оказались рядом, разговорились. Марта пожаловалась мне на некоторую робость перед посещением исторической родины, я и согласилась оказать ей эту маленькую услугу.

Лукавила я больше по привычке, чем по необходимости. Так, на всякий случай.

– За небольшое вознаграждение, конечно, – хитро прищурился старик.

– Угадали, – зарделась я, – но ведь в этом нет ничего плохого? Я трачу свое время, почему бы Марте не компенсировать мне эти затраты?

Петр Алексеевич вдруг ударил себя ладонями по коленям и звонко рассмеялся:

– Не надо оправдываться передо мной, милая девушка, – вытирая выступившие от смеха слезы, ответил он, – я все прекрасно понимаю.

– А почему смеетесь? – насупилась я.

– Не обижайтесь, ради бога, это я над собой. В какой-то момент, признаюсь, принял вас за авантюристку и немного напрягся. Но теперь все недоразумения разрешены, и я очень рад, что между мной и Машенькой будет посредник. Я как раз соображал, как преподнести ей некоторые факты из жизни ее деда, о которых она, кажется, ничего не знает. А раз вы уже нашли общий язык, вы мне и поможете. Не обижайтесь, повторяю, но будьте любезны, покажите ваш паспорт. Для ликвидации последних сомнений, так сказать.

Паспорт – пожалуйста. Когда-то по случаю я купила себе поддельный паспорт у каких-то жуликов. Документ неплохого качества, с моей фотографией. Естественно, демонстрировать его в официальных учреждениях я побоялась бы, но для других случаев использовала беспощадно: например, для покупки билета на самолет или поезд, оформления авто напрокат, проникновения в общежития, читальные залы и прочие учреждения, на вахте которых требовали оставить документ. Поэтому вид он имел такой, какой надо: потертые уголки, видавшая виды обложка. Фамилия и прочие данные под фотографией были, естественно, не мои. Да и сама фотография была довольно невнятной. Нехорошо, конечно, но очень удобно.

Петр Алексеевич, шевеля губами, попробовал на вкус мои имя и фамилию, проверил страницу с пропиской.

– Ну-с, дорогая Элеонора Сергеевна, пройдемте на кухню. Я должен вам многое рассказать.

Итак, отныне для Марты и друга ее деда я буду Элкой, а не Полиной. Зачем я представилась ему не своим именем? Скорее, по привычке. Я вообще никогда не называю свое имя случайным знакомым и особенно неслучайным.

* * *