Странствующий оруженосец

Мари быстро глянула на занавеску, замерла на секунду, прислушиваясь, и крепко поцеловала Мишеля прямо в губы.

– Вот так? – спросила она, выпрямившись и приглаживая растрепавшиеся волосы. Щеки ее раскраснелись, глаза блестели, – Мишель понемногу стал узнавать в ней ту, ночную Мари.

– Замечательно! – выдохнул он. – А скажи-ка мне, скольких же доблестных сиров ты принимала в своей избушке?

– Никого я не принимала, – Мари в притворной обиде надула губки. – Тут постоялый двор недалеко, да и замок барона де Бреаля. И потом не каждый же меня спасал от Жана…

Дверь скрипнула, – в дом вернулся Жак и позвал Мари. Та стремительно вскочила, быстро оправила платье, схватила кружку и вышла.

* * *

В кромешной темноте все звуки казались особенно четкими и громкими. Мишель сразу же услышал легкие шаги, шорох ткани, пахнущая травами прядь волос, скользнула по лицу, и прохладные губы коснулись щеки.

– Мари? – шепотом спросил Мишель, хотя в этом не было никакой надобности. – А Жак?

– Он спит, – прошептала Мари и скользнула под меховое покрывало. – Я подмешала ему в сердечный отвар добрую порцию макового молочка, так что он теперь не проснется до утра, хоть в ухо ему свисти.

Сквозь тонкое полотно рубашки Мишель ощущал горячее тело Мари, прильнувшей к нему, руки ее осторожно блуждали по его лицу, груди, шее.

– Опять завтра будешь изображать монашку? – прошептал он, касаясь губами ее виска.

– Это для Жака, он у вас строгий такой, – тихо засмеялась Мари и потерлась носом о щеку Мишеля. Повернувшись на бок, он обнял ее, провел ладонью по всему телу, восхищаясь удивительно нежной кожей.

– Какая ты красивая, – шепнул Мишель.

– Ты тоже, – отозвалась она, и рука ее снова, как в тот раз, скользнула вниз, пробуждая острое и сладкое желание…

…Мишель, истомленный и обессиленный, уже погружался в сон, когда почувствовал, что Мари приподняла с его плеча голову и настороженно прошептала:

– Ты слышишь?

Мишель привстал, опершись на локоть, и прислушался. Со двора доносился непонятный шорох, кто-то возился возле стен, можно было уловить негромкий людской гомон.

– Что это?! – уже в полный голос вскрикнула Мари. Темнота сменилась красноватым колеблющимся полусветом, будто вокруг дома горели костры или факелы. Мишель, забыв про осторожность, быстро вскочил, резко качнулся в сторону, чертыхаясь и ругая на чем свет стоит проклятого ди Маргаретти, нашарил в темноте штаны и вышел в комнату. Глянув мельком в окно, он увидел людские фигуры с факелами, окружившие дом. На лавке спал мертвецким сном Жак, плащ, которым он укрылся, сполз на пол, и на нем уютно устроилось кошачье семейство. Кошка широко раскрытыми глазами смотрела в окно, а, увидев Мишеля, испуганно встрепенулась, прижав уши.

Скорее всего, вокруг дома собралось мужичье, непонятно, правда, для чего, у них могут быть ножи, а кольчуга в одной из седельных сумок, рыться в темноте сейчас недосуг. Мишель отыскал пояс, проверил наличие на нем меча и кинжала, одел его прямо поверх рубашки и, ударом ноги отворив дверь, вышел в прохладную ночь.

Дюжины две пейзан толпились во дворе, некоторые занимались тем, что рассыпали под стенами пучки сена. Заметив появившегося на пороге Мишеля, они загомонили громче, подняли факелы, освещая его.

– Что вам здесь нужно? – рявкнул Мишель, щурясь от яркого света. – А ну пошли по домам!

– Ведьму! – крикнул кто-то, а остальные яростно подхватили: – Да, да, ведьму нам сюда!

– Нет здесь никаких ведьм! – Мишель для убедительности выдвинул меч ладони на две из ножен и со стуком загнал обратно. – Идите к бабам своим, проспитесь! Кому сказано!

Из толпы выбрался здоровенный косматый мужик в мятой грязной рубахе, телосложением напоминавший убитого Жана, приблизился к Мишелю и пробасил:

– Она извела моего брата! Жан добрый был, дружил с ней, а она извела его до смерти, извела… Теперь ей не жить! Мы и ее изведем!

– Красного петуха пустим! – поддакнул скрипучий старческий голосок.

– Не она его извела, а я убил, – раздельно произнес Мишель. – Понятно? Шли бы вы все отсюда, пока я не рассердился. А то тем же самым мечом, что Жана, и вас всех зарублю! – кинжал перекочевал из ножен в левую руку Мишеля. Увидев блеснувшее лезвие, большая часть мужиков отступила назад, однако, старший, судя по всему, брат Жана остался стоять на месте.

– Она все равно виновата, – упрямо твердил он. – Мы пришли извести ее, а вас, господин, не тронем.

– А я вас трону! – грубо бросил Мишель и, выхватывая меч, сильно ударил крестовиной волосатого громилу в лоб, отчего тот осел и плюхнулся задом на землю. Крестьяне, сгрудившись плотной кучкой, молча смотрели на охающего брата Жана, и вдруг к нему подскочил худосочный рыжий мужичок с реденькой клочковатой бородой и, тыча в Мишеля пальцем, завопил, захлебываясь и скаля желтые зубы:

– А-а-а! Эта шлюха его околдовала! Это они, ведьмы, хорошо умеют – затуманят разум красотой дьявольской и пропал человек! Он убил Жана, покалечил Пьера, и хочет нас всех на куски изрубить по ее наущениям! Надо его связать и в церковь отвести! Пусть молитву над ним очищающую читают!

Мужичок вскинул тощие руки, закатил глаза и козлиным голосом затянул на непонятный мотив:

– С нами Бо-о-о-г!..

Мишель, подумав, что может ненароком выбить дух из тщедушного тела, только широко замахнулся, и этого оказалось достаточно, чтобы певец рухнул на спину, вереща и защищаясь руками и ногами – точь-в-точь трусливый пес перед человеком, поднявшим палку или камень.

– Кто следующий? – процедил Мишель, поигрывая мечом.

– Что они хотят? – Мишель обернулся и увидел совсем близко бледное, в шафранных отблесках огня лицо Мари, она испуганным взглядом окидывала толпу во дворе, крепко вцепившись в плечо Мишеля.

– Сиди дома и не высовывайся, – сухо сказал Мишель, убирая ее руку со своего плеча. – Я сам разберусь.

– Я разбужу Жака? – Мари медленно отступала назад, не сводя глаз с возбужденно гомонящих мужиков.

– Не надо, иди!

Едва Мишель произнес эти слова, как кто-то завопил:

– Вон она! Лови ведьму! – и толпа, точно единый огромный зверь, кинулась к Мишелю. Описав в темном небе огненную дугу, упал под окном факел, и разбросанная солома тотчас же занялась, ярко осветив расчищенную площадку вокруг дома. Крестовиной меча в зубы, в висок, в скулу, ногой в чей-то живот, – стараясь не проливать крови, Мишель спокойно отбивался от лезущих через головы друг друга мужиков, стремящихся во что бы то ни стало пробраться в дом. Кто-то уже корчился на земле, прижимая руку к ушибленному месту, кто-то убегал прочь, в глубину леса. Вдруг краем глаза Мишель на долю секунды увидел костлявое запястье, крепко сжатый кованый, остро заточенный тесак, какими рубят мясо, и ухмыляющуюся физиономию спугнутого им рыжего. Повернув руку, Мишель полоснул наугад лезвием клинка, и вслед за глухим звуком рассекаемой плоти раздался жуткий вопль боли. Поливая хлещущей из отрубленной кисти кровью все вокруг, рыжий заметался среди мужиков, потом рухнул на землю, покатился в одну сторону, в другую, не переставая истошно визжать. Расступаясь, притихшие крестьяне глядели то на несчастного товарища, то на Мишеля, исподлобья озиравшего кучку застывших от ужаса людей. И, словно сговорившись, они повернулись и быстро пошли прочь, оставив хрипло стонущего рыжего на произвол судьбы. Никто из них ни разу не оглянулся.

Прогоревшая солома светилась в темноте красноватыми искрами, огонь не успел подобраться к стенам, да и не взять было жарким языкам влажной древесины, и пожара, по счастью, не случилось.

Разбуженный криками Жак, с трудом справляясь с сонной слабостью, появился в дверном проеме.

– Что здесь происходит? Кто это? Почему он кричит? – Жак разглядел рыжего мужика, который уже не имел сил кричать, а только тоненько скулил сквозь стиснутые зубы, крепко сжимая второй рукой окровавленный обрубок. Чуть поодаль, втоптанная в сырую землю, лежала отрубленная кисть руки, скрюченные пальцы продолжали сжимать тесак.

– Уже ничего не происходит, – устало сказал Мишель, оттирая пот со лба. Он чувствовал легкую дурноту, заново начал ныть висок. – Позови Мари, пусть лоскутов захватит.

Рыжий впал в беспокойное беспамятство, мотая головой и подергиваясь всем телом, пока Мари туго перевязывала культю.

– Что нам с ним делать? – спросила она, подняв глаза на Мишеля.

– Домой отправить, – буркнул он, присел над мужиком и звонко хлопнул его по щеке. – Эй, ты, рыжий, ну-ка вставай да иди восвояси.

Рыжий приоткрыл глаза, повращал ими, едва соображая, что происходит, и где он находится. Мишель еще раз крепко хлестнул его по обеим щекам и велел Жаку принести воды. Только после того, как холодные потоки обильно смочили плешивую голову рыжего, он более осмысленно посмотрел вокруг, узнал Мишеля, испуганно шарахнулся назад, но задел перевязанный обрубок и вскрикнул от боли. Поднеся к глазам культю, он дрожащим голосом проговорил:

– А где моя рука?

– Вон валяется, – Мишель указал на отсеченную кисть. – Забирай ее и уходи, мы со всяким сбродом возиться не будем.