Хозяйка. Рассказы о людях и нелюдях

– Судьба. Каждый баранчик будет за свою ножку повешен. – Покачала головой Анна Петровна, принесла с кухни пакет с горохом, откинула угол скатерти, высыпала горку, стала перебирать.

– Мы ведь с тобой не чужие. Ты моей матушке сестра двоюродная, уж как она тебя почитает, святая, говорит, ты женщина. Никому в помощи не отказываешь. Я, кроме денег, и сметаны принесла, и яиц три десятка, и сало. – Татьяна стала выкладывать из сумки дары.

– Бесстрашная ты баба, как я посмотрю. – Старуха убрала со стола. Отнесла на кухню горох, вернулась к гостье.

– Так что, поможешь горю? – Не отступалась та.

– Нужен будет клочок от мужниной вещи, фотография. Предавала его земле?

– Сама знаешь, вчера схоронили.

– Я про панихиду. Если поп отпел и землёй могилку посыпали крестообразно – заговор бессилен.

– Не предавала. Не верую в Бога.

– Вот какие времена – в экстрасенсов веруют, в мертвецов ходячих веруют, в чёрного кота и то веруют, а в Бога не веруют.

– Поможешь, бабушка?

Анна Петровна посмотрела на деньги, на продукты – совсем бы впроголодь жила, если бы ворожбой не промышляла.

– А если заметят гостя твоего?

– С кладбища тропинка есть, аккурат через мой огород и во двор, по ней муж ходил траву косить. Авось вернётся самым коротким путём. Никто не заметит.

– Хорошо. Жди. – Резко оборвала старуха.

– Боязно, конечно. – Призналась Татьяна. – Ты бы закляла его, чтоб меня слушался.

Старуха хмыкнула. Поплелась в соседнюю комнату.

Татьяна с любопытством смотрела на красный угол, где обычно, обрамлённые вышитыми полотенцами, у сельчан висят иконы. Полотенца были плотно сдвинуты. Что там за образа? Неужто и у колдуньи иконы, как у всех? Или там черти намалёваны? Татьяна встала и бесшумно шмыгнула в угол, отодвинула край полотенца. В углу не было ничего, и угла не было – вместо него дыра, обугленная по краям. Татьяна шарахнулась обратно, присела за стол. Помнится, слышала в детстве про огненного змея, который ведьм навещает.

Старуха вернулась, подала Татьяне скомканный поясок:

– Надень и не снимай, там слова вышиты обережные.

Когда родственница ушла, Анна Петровна достала из шкафа ветхую книгу в кожаной обложке, нашла заговор, совет, что нужно для дела, и пошла резать петуха, поскольку без крови не обойтись – жизнью за жизнь платят.

Через несколько дней встретила возле магазина Татьяну. Та шла бодро, колдунье улыбнулась льстиво, поклонилась низко. И Анна Петровна решила, что муж её навещает. А поскольку и она не была лишена любопытства, то решила посмотреть, как живёт Татьяна с мертвецом.

Стоял тихий ноябрьский вечер. Анна Петровна надела пальто, накинула поверх ситцевой косынки шерстяную шаль, сунула ноги в меховые чёботы. Взяла толстую кленовую дубину – отгонять собак. И вышла на улицу. Луна светила ярко. Вызвездило к морозу. Улица, чистая, красивая, в последние годы обезлюдела и редко где горели лампы за шторами.

Анна Петровна медленно двинулась к Татьяниному дому. Когда приблизилась, уловила стук. Глухие, размеренные удары. Анне Петровне отчего-то представилось, что к испуганной Татьяне ломится мертвец, и она стала поспешно припоминать, как усмирить такого буяна.

Стук да стук. Анна Петровна оказалась у высокого забора, окружившего дом Татьяны. Когда-то у этой бойкой бабы было справное хозяйство, однако последние десять лет муж пил, и всё пошло прахом. Как известно, в селе без мужика трудно держать много скотины – сил у женщины не хватит одной сено косить, кукурузу с полей подворовывать, зерно с тока возить, навоз убирать, сараи ремонтировать. Обычно одинокая держит курочек да козу. И дивилась Анна Петровна – почему Татьяна затосковала по мужику, который только водку пил, да дебоширил. Разве не её видела старуха месяц назад, убегавшей от мужа, который ещё и топором размахивал? Но сердцу не прикажешь, – решила старуха, видно любила глупая Танька своего пропойцу.

Топор! Да, точно – из-за забора доносился стук топора. Картина ещё страшнее представилась Анне Петровне – в куски разделал жену мертвец. Она постучала в ворота.

– Кто там? – Спросила Татьяна спокойным голосом.

– Пришла посмотреть, как поживаешь, сродственница.

– Занята я. – Хозяйка открыла узкую калитку рядом с замкнутыми на амбарный замок воротами, заслоняя собой обзор. Лицо довольное, глаза бегают. Но Анне Петровне надо было знать всё до конца, она оттеснила Татьяну и ступила во двор.

Широкое пространство, окружённое сараями, освещала луна и фонарь на столбе. Под фонарём мертвец рубил дрова. Анна Петровна оцепенела. Многое она видела на своём веку такого, что обычному человеку во сне не приснится, но эта картина ошеломляла своей будничностью и неожиданностью одновременно.

Татьянин муж, бледный и сосредоточенный, двигался с размеренностью механизма. Он наклонялся, брал полено, ставил его на широкую дубовую плаху, ахал топором, полено разлеталось пополам, а мертвец наклонялся за новым.

– А вчера пилил. Надо же дров на зиму запасти. – Пояснила Татьяна.

Анна Петровна шагнула поближе и тихо сказала:

– Вечер добрый, Миша.

Мертвец не отреагировал, всё также рубил дрова.

– Он других не слышит, с другими он как мельница – она крыльями-то машет, а ничего не сознаёт. – Бодро пояснила Татьяна. – Когда явился три дня назад, я сначала испугалась, а потом смотрю, человек как человек. Сел и глядит. Я тоже посидела, поглядела на него, а потом думаю: не за тем поднимала, деньги платила. На вторую ночь говорю: иди-ка, Миша, дрова к зиме готовь. Ты, милый, при жизни мне обещал, да так и не позаботился.

Дала бензопилу. Думаю: вспомнит, как ею орудовать? Вспомнил. Стволы вишневые, кленовые на поленья порезал, а нынче рубит.

Анна Петровна вдруг ударила палкой о землю:

– Ты что же творишь, окаянная?! Я думала, ты по мужу убиваешься, света белого не видишь! А он у тебя пашет, как в аду! Вечный покой, он на то и вечный покой, чтобы мёртвое тело не тревожили, не мешали ему в землю-матушку обращаться после трудов праведных.

– Какие праведные труды? – Вспыхнула Татьяна. – Водку жрал, да надо мной издевался! Сколько от него стерпела и дряни выслушала! А теперь попробуй, покричи – рот поганцу зашили в морге.

– Если Господь его прибрал, значит, не след было тревожить. И я на душу грех взяла ради любви твоей. Говорят, Бог прощает сделанное любви ради. А оказалось, ты над страдальцем измываешься.

– Да разве ж я его не люблю? – Всплеснула руками Татьяна. – Он приходит весь в земле, я ему каждый раз одежду новую выношу, стираю руками. Воду несу – умойся, родной. А усталости он не чует, ни разу не присел отдохнуть, как заведённый. Если бы при жизни так работал, то некогда было бы «Утёнок» пить! Ох, горе моё! – Татьяна присела на лавку, закрыла лицо руками. – Замуж за него вышла, думала, всё будет как у людей. Потом ясно стало, что конченый человек, а всё же семью сохраняла. Дочка в город звала, а я ждала, когда мой бесценный одумается.

Она поднялась, закричала на мужа:

– Дубина стоеросовая! Не видишь, всё переколол? Хватит топором махать. Поленницу складывай. Вечный покой ещё заслужить надо!

Толкнула безропотного мертвеца, указывая место.

– И ради этого ты мне десять тысяч отдала? – Покачала головой ведьма.

– Столько дров напилить, да наколоть – не меньше трёх тысяч обошлось бы. Разве не знаешь цены? Да попробуй ещё найди пильщика, ведь Мишка мой – последний мужик на деревне.

– И правда. – Озадаченно молвила Анна Петровна. – В селе одни бабы остались.

– Чтоб похоронить его, мужиков из соседнего села нанимала.

Мертвец такими же механическими движениями складывал поленницу – набирал охапку дров, нёс к забору.

За забором что-то зашуршало, Анна Петровна и Татьяна всмотрелись – показалось лицо соседки. Малость испуганное.