Кого ты видишь? Я легион. Книга третья

Я занял стратегическую позицию в полупустом зале ресторана, заказал безвкусный ужин и уставился в планшет. Кругом дорожная суета, а меня накрыла глухая рефлексия. Хищник просматривал заезженный фотоархив – Питер, родственники, блаженные в своём неведении родители. К ним то я и бежал июльской ночью. Однако не предполагал, что краткосрочный отпуск обернётся полным погружением в астенический аффект[9 - Бурно протекающее эмоциональное переживание, сопровождающееся угнетённым настроением, снижением психической активности, самочувствия и витального тонуса.].

Я переступил порог родительской квартиры и застыл: «Холст!». Полотно внушительных размеров, пронизанное её верой в гордого аристократа, было живым. Каждый мазок мучил абстиненцией и облучал воспоминаниями:

Август. Жара. Ажурная терраса в саду, полыхающем цветами. Моя девочка, увлечённая творческим азартом, у моих ног. В глазах – неподдельное эстетическое восхищение. Холеная кисть невесомо легла на правое колено: «Мой мрачный рыцарь. Ты снова опечален. Чем тебя порадовать? Чего бы ты хотел?». Соблазнительно закушенная губка. Я потянулся к смоляной копне волос: «Тебя…».

– Бог, я всё отдал. Защити её. Сокрой. Спрячь. Ото всех. И… от меня. – Мой сплин оказался настолько тяжким, что через него не могли пробиться даже инфернальные шторма. Гордоны, наблюдая депрессивное состояние сына, тактично старались обходить тему моего разбитого сердца и предоставили меня своему отчаянию, наивно полагаясь на мирское утверждение, что лечит время.

Услужливая официантка поставила передо мной заказ – невзрачный кусок мяса с чем-то, напоминающим спагетти. Автоматический скрининг результатами не утешил. Бесполезный продукт, приготовленный в геопатогенной зоне усталым и скупым поваром скептиком, пропитанный за всё время приготовления мятежными переживаниями утреннего скандала с супругой. Детали семейных неурядиц придавали насыщенный перебродивший винный вкус кисло-сладкому соусу. Я запил непроизвольную оскомину, отодвинул тарелку и, было, поморщился, но тут же укорил себя за патологическую привередливость. С соседнего столика полыхнуло закуской из анчоусов. Брезгливого хищника передёрнуло. Однако запах вызвал ностальгию. Воспоминания потекли в хронологической последовательности.

Тоскуя вторую дождливую неделю в северной столице, я стоял у известного холста и сдерживал себя бутылкой коньяка. Из душа доносилось нестройное попурри, абсолютно лишённое музыкального слуха: «Рыбачка Соня как-то в мае…». Обеспокоенные Гордоны решили приставить ко мне «компаньона». И теперь моё безрадостное существование, как и погода в Питере, скрашивала двоюродная сестра по линии матери – Софья Письменская. Приятная розовощёкая блондинка, хоть и была добродушной девушкой, но не уступала кузену в склонности к циничным диатрибам.

– О! Опять висишь, созерцая свою августейшую персону? – Я настолько абстрагировался от завываний фальшивого меццо-сопрано, что не заметил, как за спиной выросла миниатюрная белотелая пышка. Соня обтирала руки полотенцем и высмеивала своего высокомерного кузена. – Ах, батенька, всё эпатируем? – Я выдержал бесстрастный покерфейс, чем немедленно вызвал её укоризненную усмешку. – Чем разговляешься? Коньяк? – Соня пересчитала бутылки, взболтала недопитую и иронично уточнила. – Шестая за день? И это не предел. Нет, увольте. Мне бы пива после моей селёдки малосолёной в маринаде «Луковка». – Оканчивая последний курс химфака Питерского технологического института, кузина проходила практику на рыбном комбинате, куда, верная традициям пародийной сатиры, ходила с буханкой чёрного хлеба через проходную. Чтобы развеять мои мрачные мысли, отзывчивая кузина выдала пару перлов из курьёзной производственной практики. Оценив её усилия, я лениво кивнул и снова прикрыл тяжёлые веки, рассчитывая на сообразительность кузины. Но Софья меня удивила:

– Мы – из простых, Лукашенька. Из рыбаков. Это ты – аристократ голубых кровей. Господи, как же бедная девочка выдержала не один час постановок в обществе законченного эгоцентриста? Ты даже на картине перестал дышать от самовлюблённости. Никак рисовала, закрыв глаза… – Соня ещё растягивала слова, рассматривая фигуру на холсте. Но сознание уже зацепилось за якорь на погружение: «Рисовала…», и я провалился:

«Бизнес-плаза. Одиннадцатый этаж. Конференц-зал. На фоне прошитого октябрьским ливнем окна напуганные, взмыленные лица сотрудников. У них отчётное совещание. А их токсичный босс взбешён: динамика, авторитарный тон, категоричные приказы рейдера, циничные нападки – хищник едва подавлял оскал, буксуя в своей аномальной многозадачности.

И вдруг алогичное накатившее сексуальное желание. Мгновение, и острое поглощающее возбуждение пробило все щиты. Тело превратилось в один оголённый нерв, жадно впитывая невидимые импульсы. Я сделал знак аудитории и, отдуваясь, уже освобождал шею от тесного ворота сорочки, параллельно набирая номер:

– Любовь моя? Чем ты занимаешься? – Прикрываясь вкрадчивой лёгкой хрипотцой, я растирал переносицу, стараясь прояснить сознание и взять под контроль взбунтовавшееся либидо. Но лукавый смешок чуть не отправил за фазу плато:

– Рисую.

Выдержку снесло. Её рычащее призывное вибрато, и хищник вцепился в стол. Пульсация в крестце неуправляемо перетекала ниже, уже почти… Я только зашипел сквозь стиснутые зубы, оттягивая наступление кульминации:

– Дай мне пять минут. Я уединюсь.

– Минута. Гордон, на старт!

Я успел материализоваться в кабинете и последовало семяизвержение:

– Чёрт! О-ох, ч-чёрт… – Когда волны конвульсий стихли, голова протрезвела, в кристально ясном сознании уже выстроилась чёткая стратегия решения вопроса, с которым я бодался год. Хищник усмехнулся и отправился в душ. – Ну любимая, ты нарвалась.

Но как медиум не бился, так и не овладел техникой её «шокотерапии». Это была мистика, которая принадлежала только ей. Я был безнадёжен. Ей же стоило только подумать обо мне и…».

Я очнулся и закусил лимоном яркое, живое воспоминание. Мышцы скованы, а хищника уже основательно трясло. Софья недовольно покачала головой:

– Мда. На чём ты так сломался? Слыл светским львом, отъявленным Ловеласом. А потом? Ранний кризис среднего возраста?

– Оригинальная версия. Под чьей редакцией? – Маска стоика слетела. Я засмеялся в голос.

– Ничего смешного. Сначала довёл родителей до отчаяния своей «свободой нравов». А теперь вот эта прокрастинация… порядком всех достала. – Соня приняла закрытую позу, опустила голову на грудь и напыжилась, пародируя мой образ. – Ты хоть в курсе, что о тебе пишут?

Моя неврастения прорвалась неконтролируемым хохотом:

– Да мне плевать. У моего PR-департамента прямое указание – «Игнор». Но твой посыл я понял. Мне пора валить. – Хищник зарегистрировал первые триггеры приближения демонической эскалады и уже стремился изолироваться. Соня ёжилась от моего жуткого металлического хохота, но была настойчива:

– Ответь-ка, гений эпатажа. По какой причине ты здесь, пьёшь, а эта Камилла Бриг сейчас рисует кого-нибудь другого? – «Рисует?!» – Соня своей критикой неосмотрительно затронула запрещённую тему. Ревнивый абстинент на жёстком карантине заводился и держался из последних сил. Соня скептично скрестила руки на груди. – Гордоны говорили. Возле неё выстраивается очередь из пажей. Себя ты к этой категории не причисляешь? В этом причина? Гордый?

«Одержимый! Я – одержимый монстр, блядь!» – хищник вызверился на бестолкового, навязчивого оппонента:

– Я устал. Мне надо отдохнуть. Рейс в двенадцать ночи. – Я залпом осушил стакан и повернул в свою комнату. Соня примирительно защебетала в спину:

– У вас один город на двоих. И ты до сих пор не… Что? Ты уезжаешь?! – Сестрица схватила монстра за руку и с силой потянула на себя. – К ней?!

Измученная пытками, застывающая плоть отреагировала мгновенно. Животное ослепило инстинктами. Исчезающий самоконтроль только остаточно фиксировал суммирование амплитуд. Личные переживания вошли в резонанс с демонической атакой. Блокада пробита. Поражения отделов правого полушария головного мозга. Я вовремя успел включиться и увидел перед собой две шокированный голубые пуговицы. Матерясь, оглушённый, почти слепой и одеревеневший, хищник боролся с приступом аутотопагнозии[10 - Расстройство схемы тела.]. Левую половину тела, где была закована перепуганная кузина, заклинило. Отключённая часть тела абсолютно игнорировала запросы контуженого хищника и компетентно заявляла о своём полном отсутствии. Соня, припечатанная железной хваткой к потолку, продолжала беспомощно болтаться на уровне двух метров от паркета. Левое полушарие оказалось дееспособным. Я открыл рот, молясь об отсутствии афазии[11 - Приобретённое расстройство речи, которое может возникнуть после повреждения мозга.] и сохранении речи, откашлялся и выдал охрипшим гудом:

– Не нарушай моё личное персональное пространство. – А внутри распинал себя: «Пора убираться. Иначе я убью их или заинтересую ими бесов». Экстренно перенаправляя ресурсы на восстановление повреждений головного мозга, монстр возвращал предполагаемую жертву в исходное положение.

– Господи Иисусе. Жесть. – Соня растирала рёбра и криво отдувалась, а её сумасшедший кузен оформлял билет. Ночным поездом я уехал в Петрозаводск.

Сосед за соседним столиком расправился с вонючими шпротами и успешно ретировался на свой рейс. Я разблокировал обонятельные анализаторы и предпринял вторую попытку урегулировать интероцепцию[12 - Физиологический процесс регуляции и координации жизнедеятельности организма, определяющий физиологическое самочувствие человека.] человеческого организма, удовлетворяя физиологическое ощущение голода и жажды. Пробный кусок скользнул по пищеводу и упал в желудок разжёванной виниловой сыромятиной. Аппетита это не прибавило. Но воспоминания смазывали критичность и делали процесс поглощения пищи автоматическим.

Я загружал себя командировками и самым активным образом осваивал дикие просторы Карелии, скрывая под бизнес-экспансией добровольную изоляцию и забвение. Демонические атаки периодически прорывали блокаду. Мне требовалось всё больше времени на восстановление. Давление нарастало. Прогнозы пугали. Я принял решение – переезд на Кольский полуостров. В скальные пустоши Заполярья.

Последние несколько часов затравленного вампира не отличались оригинальностью. В родной город я прилетел в обед, назначил новый совет управляющих и директоров, утвердил стратегический план развития компании, купировал соблазн появиться у дома Бригов, отправился сразу в аэропорт и пообещал себе, что оставшееся время до вылета проведу за барной стойкой.

Наконец, я расстался с резиновыми останками ужина, открыл офис-менеджер, одел наушники и погрузился в детальный анализ своего инвестиционного портфеля. Ещё в ноябре я составил особое завещание, где все права наследования были у одной личности. И теперь всю силу отчаяния вкладывал в управление своими активами, фанатично увеличивая наследственное имущество до момента, когда «завещание вступит в законную силу» и перейдёт к моей второй половине. Вспоминая панику моего юриста, я усмехнулся: «Знаю, родная, ты не простишь мне этого. Но у тебя будет время примириться с мыслью, что моё решение – это не попытка посмертно заявить на тебя права, а последнее средство, которое позволяло вампиру чувствовать себя не монстром, а твоим мужчиной и… сопротивляться до конца», – даже при её строптивости риск себя оправдывал.

Рейс классически задерживали. В Карелии свирепствовали грозы. Я не покидал своего форпоста около четырёх часов. Фаза утомления совпала с нарастанием демонического давления. Я сгруппировался. Мгновение, и изнутри пробили судороги. Висок пронзила острая боль. Блокада не справлялась. Прогрессировала сенсорная депривация. Я уже задыхался в приступе гипоксии…

Но кризис не достиг критического порога. Внезапно всё стихло. Не фиксируя никакого инфернального присутствия, я освобождал ворот рубахи и оглядывался в поисках источника несанкционированного контрудара.

Внешне всё без изменений. Та же атмосфера. Спешат и нервничают пассажиры. Рассеянно озираются по сторонам встречающие. Газеты. Сувениры. Цветы. Густые сумерки перерастают в ночь. Два самолёта на аэродроме. Мигающая точка в небе. Переговоры диспетчеров. Ничего необычного. Кроме одного. Голодное животное втянуло воздух и на рефлексах сорвалось с места.

Спиной ко мне за самым дальним столиком притих черноволосый Ангел. Перед ней – грейпфрутовый фреш. Рядом телефон, на который она периодически поглядывала. Камилла поставила локти на стол, устало опустила подбородок на сцепленные пальцы и, не отрывая взгляда от окна, изолировалась за ментальной бронёй. Но я ощущал не просто её тревогу, а эмоциональный шторм.

Прилагая невероятные усилия, мне удалось практически без разрушений вернуться на свою позицию. Неожиданно вышедший из эксплуатации светильник за столиком для vip-персон стал моей страховкой. А Камилла уже отвечала на звонок:

– Да, вылетаю. Рейс по расписанию, – в теплом голосе отчётливо звучала печаль. Я терялся в догадках: «Кто это? Кто абонент?». – Нет, на этот рейс билетов нет. Лечу через Москву, транзитом. – Я чуть не задохнулся от негодования, но неизвестный абонент был со мной солидарен. – Успокойся. Не паникуй, пожалуйста. Да, одна. Ничего страшного, я большая девочка. – «Одна?! Ночью? В чужом городе? При её невероятной аттрактивности?! Нет! Я не позволю!», и как подтверждение своей параноидальной версии, я услышал независимое контральто. – Я же согласилась. Для тебя только это должно быть важно. – Меня замутило. Её самоотверженность не предвещала ничего хорошего. Но категоричный тон вдруг резко поменялся. – Дорогой, мне очень, очень жаль! – Я вздрогнул и выплыл из созерцательно-кретинического ступора. Искреннее сочувствие окрасило мягкий, кающийся голос и отразилось на лице. Я смотрел на её отражение в стекле и сатанел от ревности. А она шептала. – Я скоро прилечу. Всё будет хорошо. Ещё девять часов со всеми пересадками, и я с тобой. Уже встречаешь?! – Она сделала глубокий вдох и сладко замурлыкала. – О, мой хороший. Ну я прошу тебя. Будь благоразумным… – Как я скучал по её гипнотическому голосу! Но сейчас меня мучил только один вопрос: «Кто же этот – «дорогой» энтузиаст?». Внутри закипала ярость. Но когда пантера затрепетала, я перестал дышать. – Я хочу быть рядом. Да, с тобой, сейчас. Слышишь? Я разделяю твои чувства и… – Её тихий обречённый вздох, и я едва справился с эмоциями. – Не брошу. – Леди сидела нога на ногу на самом краешке, готовая сорваться в любой момент. Но когда она совсем спрятала лицо в ладонях, в духе включилась аварийная сирена: «Перегрузка. Срочная эвакуация». Дальнейшие события воспринимались через призму дереализации.

Объявили об очередном рейсе. Роскошная пантера вздрогнула и на глазах преобразилась. И только тут я диагностировал причину своей неестественной заторможенности – акинетопсия. Недаром меня беспокоил пульсирующий висок. Повреждения были локализованы в средней височной извилине. Дефектный медиотемпоральный регион вторичной зрительной коры затруднял восприятие движения. В зрительном поле пропали все объекты, кроме статичных неодушевлённых предметов. Неожиданное нейропсихологическое нарушение сработало как замыкание. Я выпал из реальности.

Ночь. Пустой аэропорт. Стеклянные плоскости отражают сигнальные огни. Два светлых силуэта на взлётной полосе. А в центре – южная звезда. Мой мир – Камилла Бриг. Её дыхание, пульс, аромат и образ – хищная экстерорецепция[13 - Восприятие организмом раздражений, поступающих из внешней среды.] в преддверии затмения. Битое восприятие придаёт происходящему психоделический эффект. Движения пантеры представляют последовательную вереницу кадров и оставляют после себя размытый фантомный след.

Сосредоточенная хищница поднялась, прогнулась, с достоинством смахнула телефон, подхватила с кресла шёлковую лёгкую накидку и миниатюрный дамский кейс. Глаза – за обязательными тёмными очками. Уверенное дефиле. Мгновение, и дива прошествовала мимо. Оголодавшее животное загнулось прямо на столе, но от видения глаз не оторвало. Глядя исключительно перед собой, Камилла пересекала чистую зону, спешила к терминалу. А я следил за своей звездой через стеклянные стены ресторана и боролся с предательской контузией… пока не понял смысла её слов.

Хищник был уже на эскалаторе.

– Куда ты улетаешь? Ни причин, ни адресата. Господи, я её теряю! Нет! Нет!! – Меня разрывало. Всё естество стремилось вслед, но разум устроил полноценный клинч: «Ты не имеешь права рисковать её судьбой. Огради от бесов. Уноси проклятие с собой». Я смотрел ей в спину и стонал. Но когда она прошла через терминал и направилась к автобусу – не выдержал. Действуя в безысходном отчаянии, схватил телефон. Через мгновение раздался завораживающий голос:

– Слушаю. – Я только зарычал и закусил кулак. Вдруг кошка резко обернулась. Хищник успел уйти в формацию от зорких глаз, но расслышал в трубке. – Где ты?

Смартфон осыпался на пол кремниево-пластиковым шлаком. Персональный тест на аварийность так и длился, пока её самолёт взлетал, гордой птицей пробивал зону облаков, набирал крейсерскую высоту. Но когда он канул в стратосфере, монстр был уже серьёзно дестабилизирован.

Через час я вышел на поле аэродрома и чувствовал себя не жалким, – мёртвым. Отрешённо преодолел толчею из пассажиров недавно приземлившегося самолёта, и… осознание роковой ошибки пробило током.

В нескольких шагах от трапа раздалось знакомое, зловещее шипение. А зверь уже ядовито отчитался: