Эти Дети

– Тише! Они проснуться – никакой план нам уже не поможет! – она жалобно взглянула на брата, но тот не разжал пальцев, но решил оставить след от ногтей на нежной коже сестры.

– Хорошо, – сказал он резко. Он громко выдохнул через широкие губы, – Убежим до них, – он указал пальцем на стоящие вдалеке три ели, которые росли так близко друг к другу, что их можно было принять за одно дерево, – Там ты расскажешь мне план. И только тогда я буду согласен с тобой бежать.

Не раздумывая, девочка наклонила голову вперед, в знак соглашения. Было слишком темно, чтобы брат заметил, что глаза Лары наполнились влагой. Она рывком провела кистью свободной руки по глазам и озлобленно посмотрела на угнетателя:

– Ну, мы идём, или так и будем тут торчать?

Широкие ступни Роджера направились в сторону указанного им места, где должен был раскрыться план сестры. Роджер бежал так быстро, что Лара еле поспевала за ним. Ей становилось душно в лесу, полном чистого воздуха, и жарко в ночную летнюю прохладу. С каждым шагом девочка чувствовала, как силы покидали её тело через ноги, уходя в землю. Она смотрела, как опавшие с ветвей елей коричневато-рыжие иголки впивались в её босые ступни. Когда они добежали до трёх елей, Роджер прижал сестру к стволу одного из деревьев. Он отпустил её руку, где остались продавленные тёмные следы его широких ногтевых пластин, и обе тяжёлые руки положил на её худые плечи, словно хотел, чтобы тело сестры слилось с чернеющей корой. Если бы вы смотрели на них в этот момент, вам бы показалось, что Лара мгновенно похудела и уменьшилась в росте, волосы её поблекли; вам бы непременно показалось, что кости её со скрипом громко хрустнули, бросив по лесу громкие раскаты эха.

– Что я говорил о воровстве? – тихо начал Роджер.

– Я так больше не буду, – ещё тише сказала Лара.

– Ты говоришь так каждый раз! – Он взглянул ей в тёмные глаза, но заметив слёзы в потускневших глазах, стал рассматривать ветви елей, – И каждый раз снова воруешь… – шепотом добавил он. Лара молчала. Страх обрушился на неё, словно бы его вылили на её голову из ведра.

– Выкладывай! – вскрикнул Роджер. Он был похож на медведя. Лара попыталась вырваться из плена, уперев руки брата в его грудь, но оттолкнуть его – не хватило сил. С губ девочки слетел тихий глухой стон. Он долетел лишь до ушей брата и потонул в ночном холоде, словно лес поглотил его.

– Нам нужно идти, если ты ещё хочешь жить… – пролепетал она, – Я хочу! Поэтому отпусти меня! – и она еще раз попробовала освободиться, но и это усилие оказалось бесполезным.

– Мне. Нужен. План, – отчеканил Ро, подавляя гнев.

– Мы бежим до реки. Там есть заброшенный домик. Наверное, лесничий…

– С чего ты взяла, что нам нужно бежать? Чем тебя не устраивает наше положение? – спросил мальчик и отпустил её, присел на одну из тянущихся к земле тяжёлых веток ели.

– Они нам врали! – вскричала она, – Неужели ты еще не понял? Их история такая же выдуманная, как наша!

Девочка села рядом с братом, положив обессиленные руки на рваные брюки:

– Переждём в том домике, за рекой. Через несколько дней Лиза и Рик уйдут дальше, а мы сможем вернуться и ещё какое-то время пожить без Риты, – закончила она. Лара встала и зашагала в сторону реки, собирая растрёпанные волосы в хвост. Внезапно её ноги отяжелели, и Лара упала. Роджер подошёл к телу сестры, без сознания лежавшему на тропинке. Он поднял её на руки:

– Хорошо, сестрёнка, – прошептал он, – пусть будет по-твоему. У меня тоже нет ни малейшего желания возвращаться домой.

В промёрзшем за ночь лесу шёл мальчик, неся на руках расслабленное тело сестры. Лунный свет освещал его зубы, показавшиеся в хитрой ухмылке.

Утром Лариса очнулась уже в домике за рекой. Она попыталась встать с кровати, но голова её была подобна железной бочке, в которой при малейшем движении сердился шторм. Поверье, если бы в вашей голове творилось то же самое, вам бы непременно казалось, что вы находитесь на огромной производственной фабрике, где извечно всё стучит и грохочет. Пересилив себя и шторм в голове, Лариса всё-таки села в постели и оглядела комнату. Всё было как в тумане: размыто и глухо. Возле выцветшего зелёного дивана, на котором девочка провела ночь (вернее, её часть), стояла табуретка и стакан воды. Лара спустила ноги с дивана, уперев ладони в матрас. Пружины больно впились в её руку. Она тут же прижала ладони к груди, вспомнив, как ночью так же вонзались в её руки ногти родного братца, но не издала ни звука. Исцарапанные еловыми ветками ступни ощупывали промёрзший деревянный пол – от холода становилось немного легче, мелкие порезы чувствовались гораздо меньше.

– Где он сейчас? – подумала она, протянув руку к стакану. Достать до него было не так-то просто – кисти дрожали и ныли. Когда же Лара всё-таки достала стакан и поднесла его к губам, она медленно проглотила немного воды. С губ по очереди сорвалось несколько стонов, разорвавших тишину. Все внутренние органы девочки словно встряхнули и заставили работать в каком-то другом порядке, так чтобы весь этот процесс приносил такое количество боли, какое мог вытерпеть только самый сильный человек. Стакан был брошен на пол: вода разлилась по полу и каплями растекалась по осколкам.

– А если он её отравил? – испугалась девочка, – От него можно ожидать всего!

Она попыталась встать с дивана, но ноги ещё не были готовы к этому. Лара упала на пол.

– Нужно непременно уйти. Переждать где-то или вернуться к тем ребятам.

Изо всех сил Лара стала отталкиваться ногами и руками, чтобы ползти. Пол был пыльный, и мелкий сор залетал в глаза и нос. Ларе понадобилось около пяти минут, чтобы пересечь небольшую комнату домика и оказаться у выхода. Она снова попыталась встать, и на этот раз ноги решили её послушаться. Лара медленно отворила дверь, та даже не скрипнула, словно была в сговоре с девочкой. Хромая, Лариса попыталась бежать и остановилась на берегу реки.

– Я не переплыву, – сказала он вслух и посмотрела на быстро убегающую воду, – меня снесёт течением.

Но другого выхода не было, и Лара медленно погрузила ноги в ледяную воду. Через несколько шагов по мелким камням, порезы начали кровоточить, окрашивая воду в пугающие оттенки розового и красного. Девочка сжала зубы и сделала ещё несколько шагов, но её окликнули.

– Лара! Вернись! Тебя снесёт течением! – крикнул Роджер, – Ты погибнешь!

Он в несколько шагов преодолел расстояние, на которое его сестра потратила не меньше десяти минут, и осторожно взял её за руку. Лара обернулась. На её лице показались капли – то ли моросящего дождя, то ли слёз:

– Но если я вернусь, то ты сам меня убьёшь! – медленно произнеся эти слова, девочка успокоилась, – У меня нет выхода? – спросила она себя. Роджер ответил за неё:

– Ты совершенно права, сестрёнка. А теперь пошли – завтрак остынет.

Он потянул её за руку, девочка повиновалась, и они направились в дом.

Постель, на которой спала Лара, уже была сложена; осколки с пола исчезли, и осталось лишь размазанное пятно от воды на полу. Напротив дивана на табуретке стоял завтрак: в одну тарелку, на края которой опирались две вилки, были свалены несколько обуглившихся клубней картофеля, рядом стояли два стакана: один был с водой, другой был наполнен тёмной жидкостью. Лара подошла к дивану, рядом с ней стоял Роджер:

– Ну чего ты? Присаживайся, – он жестом пригласил её сесть на диван, а сам сел рядом на пол. Лара посмотрела на брата: ни тени того страшного выражения лица, какое было ночью, но что-то было пугающее в этой тщедушной доброте, – Я не лучший повар, как ты знаешь, но очень стараюсь! – он расплылся в добрейшей улыбке, когда кончики губ вот-вот должны коснуться ушей, и, взяв в руку вилку, разломал одну из картофелин пополам, – кажется, готова…

Лара тупо смотрела то на брата. Лицо его вытянулось за эти две недели, что они провели вне дома, щёки стали намного меньше, зато густо разрослись черные брови. Лара смотрела на парня, сидящего напротив, пытаясь осознать, как она могла попасться в эту ловушку. С самого её рождения Ро донимал её: сначала через родителей, выдумывая Ларе проступки; когда родители перестали строго наказывать дочь, Роджер решил прибегнуть к наказаниям сам. Он не раз бил сестру за те её грехи, которые рисовало его воображение. «Что мешало Ларисе рассказать всё родителям?» – спросите вы. Ответ очень прост: она любила его. Чувства её были такими сильными, какие может растить в себе только сестра. Поэтому Лара решила хранить в себе тайну Роджера. Чтобы родителей и прислугу не смущали синяки и порезы девочки, она стала чаще выбираться на природу, выезжать с отцом и его друзьями на охоту, дразнить собак, что бегали в их саду. Родители свыклись с активной жизнью дочери, хотя никак не могли понять такой резкой перемены. Лара стала грубее и мужественнее, а, подрастая, стала принимать побои как должное. Но лишь сейчас, когда в её голове чётко вырисовывалась картина, в центре которой стоял брат-маньяк, Ларе стало жутко (чтобы не сказать, что девочка сама позволила панике тяжёлой цепью, какой привязывают к будке охотничьих собак, сковать её тело).

– Приятного аппетита, сестрёнка, – Роджер также уставился на неё, – Еда не отравлена. Видишь, я же ем, – он демонстративно широко открыл рот и положил небольшой кусок, приготовленного им блюда. После чего Роджер взял вторую вилку и наколол на неё вторую половину разломанного клубня, – Не ресторан в Италии, понимаю. Но ведь и это есть можно!

Лара не шевелилась.

– Ладно, – выдохнул мальчик, осторожно положив оба столовых прибора в тарелку. Он тяжело выдохнул и сжал кулаки, – Поднимайся и проваливай, – шёпотом сказал он. Девочка всё ещё сидела неподвижно, – Скорее уходи. Я надеюсь, ты понимаешь, насколько плохо себя вела…

Глаза сестры расширились, она попыталась привстать, но упала обратно на диван, сокрушённая криком брата:

– Хочешь избежать наказания? Сбежать пытаешься? – он вскочил с пола и попытался схватить её за руки, но Лара успела увернуться и, скатившись на пол, побежала к выходу. Не стоит и говорить, что Роджеру не составило труда догнать сестру, – Ты же понимаешь, что тебе некуда бежать? – он ядовито ухмыльнулся, как змея, приготовившаяся впустить ядовитые клыки под кожу одной из своих невинных жертв, и, поймав сестру за ноющие кисти, раскрашенные зелеными синяками, бросил её на диван. Лариса грохнулась на старый матрас; её мышцы снова были встречены недружелюбными старыми пружинами, но девочка не издала ни звука, словно была готова к выходке братца.

Роджер сел около ног сестры и провел по одной из ссадин на ступне девочки:

– Ты не ударилась? – ласково спросил он шёпотом, словно спешил её пожалеть и утешить.

– Нет, – оборвала Лара, – Мне совсем не больно, – она пыталась встать, но спину свело, и её обмякшее тело снова повалилось на пыльный матрас.

– Хорошо, что от этого тебе не больно… – произнёс Ро, вставая с дивана, – У меня ещё масса планов! Ты даже не представляешь, что я для тебя придумал! – Он прошёл по комнате широкими шагами, – Раз, два… – считал он. Лариса села на диване и выпрямила спину, чувствуя, как скрипят рёбра:

– Как дела? – спросила она совершенно спокойно, – Выспался сегодня? – Лара пододвинула табуретку с завтраком поближе и, разломав одну из картофелин пополам, положила часть клубня в рот, – Готовишь ты, действительно, не плохо. Но я бы немного посолила.

– Здесь нет соли для картофеля, – сказал Роджер, удивлённо глядя на сестру, – Не привередничай.

– А для чего же есть? – улыбнулась Лара.

Роджер подошёл к сестре и замахнулся; рука рассекла со свистом воздух и встретилась с губами девочки:

– Я сказал: не привередничай, – повторил Ро, – так понятнее?

Лара взяла рукой ещё кусок картофеля и поднесла ко рту:

– Да мне и сразу было ясно, – улыбнулась девочка. От середины щеки и до самых губ тянулось краснеющее пятно, а на губах выступили густые бардовые капли, – Ты не хочешь доесть? – Она кивнула головой на оставленную братом картофелину. Брат сел напротив сестры, приземлившись на пол. Не отрывая горящих сумасшествием глаз от Лары, он медленно взял вилку и наколол вторую половину картофелины сестры: