Но, к счастью, прежде, чем начать их перечислять вслух, она принялась прикидывать последовательность и обнаружила, что её аргументы неприменимы к ситуации.
Причины, по которым следовало бояться владыку, были сплошь политические. Несколько безжалостных наступательных походов, морские бои с пиратами, жестоко подавленные бунты, уничтоженные рода оппонентов, демонстративные казни… Ну, это явно не те претензии, которые уместно предъявлять в супружеской постели.
Приподняв брови, Грэхард с самым любезным выражением лица ждал.
А ей оставалось только закрыть рот и покраснеть.
Осознав, что вразумительного ответа опять не дождаться, он снова вздохнул и разнообразия ради не повторил исходный вопрос, а конкретизировал его:
– А сейчас-то ты чего боишься?
В голове у Эсны снова замелькали ужасающие воображение картины, от казни – до пыток, от уничтожения её рода – до вечного заключения в каменной темнице. К счастью, и эти соображения показались ей неуместными, и поэтому она промолчала.
Грэхард возвёл глаза к потолку и простонал:
– Помилуй, женщина! Я не учёный и не романтик, и угадывать твои мысли – явно не мой конёк. Я воин и повелитель. Хочешь добиться толка – говори прямо.
Признав аргумент разумным, Эсна попробовала выразить то, что её беспокоит. Поведя плечом, она отметила очевидное:
– Вы гневаетесь.
Он нахмурился.
– А я вас боюсь, когда вы гневаетесь, – изволила расшифровать мысль она.
Он нахмурился пуще, взгляд его стал отрешённым: видимо, он смотрел вглубь себя и пыталась понять, действительно ли он так страшен.
Наконец, он осведомился:
– И ты полагаешь, что в гневе я могу причинить тебе вред?
Недовольно покосившись на него, Эсна пришла к неизбежному выводу, что у неё нет ни одной причины так полагать, и что подобные предположения, чего доброго, его оскорбят.
Она промолчала.
Диалог так и не сложился.
Чувствуя себя всё глупее, Грэхард попытался зайти с другого конца:
– Может, хотя бы объяснишь, зачем тебе потребовался бедолага-Треймер и почему ты не могла сказать об этом мне?
– Зачем бы мне это вам говорить? – настороженно ушла от ответа Эсна.
– В самом деле! – комично удивился он и даже картинно поразводил руками, оглядываясь в поисках подсказок, а после выдвинул предположение: – Возможно, чтобы ты получила возможность встретиться с ним в комфортной обстановке, а не босиком за гардиной?
Градус настороженности Эсны резко поднялся.
– А вы бы мне позволили? – прищурилась она, всем свои лицом выражая скепсис.
– А ты, значит, даже спрашивать не стала, а сразу отказала себе от моего имени, так? – перешёл в атаку он и скрестил руки на груди. – Солнечная, я ненавижу, когда кто-то пытается принять решение за меня.
Она отвела взгляд и передёрнула плечом.
Спустя примерно минуту разъяснила:
– Но ведь ясно же, что было бы нельзя.
Она не стала поворачиваться к нему, поэтому не видела, что он смотрит на неё с глубоким удивлением.
Наконец, он это удивление переварил и уточнил:
– И много у тебя в голове таких вещей, которых тебе ясно же, что нельзя?
Она опять передёрнула плечом, что он расшифровал как «очень много» и уточнил:
– Приведи хоть пару примеров.
Морально вымотанная Эсна принялась монотонно перечислять:
– Встречаться ни с кем нельзя. На улицу ходить нельзя. Писать никому нельзя. В город ходить нельзя…
Она, наверно, часами могла рассказывать, чего ещё ей нельзя, но у него не хватило терпения дослушать:
– Стоп-стоп-стоп, – выставил он руки перед собой. – Напомни, госпожа моя, когда это я успел столько всего тебе назапрещать?
Нахмурившись, она бросила на него раздражённый взгляд:
– Разве это не очевидно?
– Вовсе нет. – Открестился он и уточнил ситуацию: – Итак, тебе зачем-то понадобился Треймер, и вместо того, чтобы обратиться ко мне, ты заранее от моего лица себе отказала, ещё и снабдив этот отказ категорическим запретом, и пустилась во все тяжкие?
Невольно она улыбнулась и отметила:
– Звучит… очень по-детски, да?
– Да! – с облегчением подтвердил он, радуясь, что она и сама это видит.
Откинувшись на спину, он сместил её колени так, чтобы ему было удобно положить на них голову, и продолжил:
– Так ради чего вся эта круговерть, солнечная? Может быть, хоть сейчас я выгляжу достаточно безобидно, чтобы ты отважилась просто сказать?
Она застенчиво провела пальчиками по его лбу; он блаженно прижмурился, и вправду растеряв при этом грозность вида.
Запинаясь, она всё же решилась рассказать ему, что именно не даёт покоя.
– Пф! Дался тебе этот Веймар… – недовольно пробормотал он и затем заключил: – Ну ладно, ладно. Какой там подвиг тебе по душе, рассказывай, выдам соответствующую медаль родственникам. А хочешь, балладу велю сложить?
Эсна в возмущении всплеснула руками: