Садовый вишнь

– Якобы убитой… да что вы такое мелете? – выкрикнула Анна, спускаясь по лестнице.

– Только то, что на самом деле я никого не убивал, и не собирался убивать вас…

– Тогда какого черта все это…

– …наблюдая за вами, дорогие дамы, я заметил, что когда вы волнуетесь, вы начинаете видеть времена, все больше отстоящие от нынешнего. И я решил воспользоваться этим, чтобы хоть немного узнать о былых и грядущих временах… и надо сказать, вы блестяще справились…

– Вы… да как вы смеете… – выдохнула я.

– Думаю, что мы и дальше отлично поладим, не так ли?

Все буквально перевернулось внутри, я призвала на помощь всю силу воли, чтобы вымученно улыбнуться:

– Да… разумеется… в интересах науки мы согласны терпеть… гхм… некоторые неудобства…

Я заставила себя видеть его, здесь, сейчас, сидящего передо мной, и нож, отброшенный на столик у камина, – и я все еще была спокойна, как камень, когда вонзила лезвие ему в грудь, а потом все завертелось перед глазами, время умчалось куда-то бесконечно далеко вперед, я видела перед собой мертвую землю и ослепительно вспыхнувшее солнце, а потом все померкло…

– Анна? Анна?

Я слышала голос сестры, но все еще не могла разлепить глаза. Наконец, я заставила себя оглядеть комнату, которая то уносилась на несколько дней вперед, то возвращалась хоть не в сейчас, но в несколько часов после сейчас.

– Анна, – выдохнула я, – Эс… он…

– …он мертв. Ты… ты убила его.

– Он…

– …он собирался заточить нас в подвале… страшно подумать, что бы он с нами делал, чтобы вызвать наш страх… заставить видеть бесконечно далекое прошлое и будущее…

– Его сестра…

– …он врал про сестру, он и правда убил свою жену много лет назад… – Анна обняла меня, казалось, она сейчас расплачется, – ох, Анна, Анна…

– Успокойся… дорогая, успокойся, все позади…

Я пообещала себе никогда не злиться на Анну, никогда-никогда-никогда – впрочем, я обещала себе это уже тысячи раз. От волнения я снова увидела будущее – кажется, через несколько лет, уя увидела сложенную пополам газету с нашими фотографиями на первой полосе, но все это было так размыто, так расплывчато, что я решила пока ничего не говорить Анне…

Чашка, которая не говорит

…в доме напротив жила старая чашка с отбитым краешком – она ничего мне не рассказала, потому что чашки не умеют говорить, потому что где вы вообще такое видели, чтобы чашки говорили, в самом-то деле. В соседнем доме жили древние часы, которые тоже мне ничего не сказали по той же самой причине: часы не умели говорить. В доме через дорогу я нашел дряхлое кресло-качалку, которое тоже ничего не сказало мне. В большом доме на перекрестке я увидел уютный очаг в гостиной – но он был нем, как могила, потому что…

– …да постойте-постойте, так я вообще никогда не раскрою дело!

– Ну а что вы хотите, если в городе исчезли все люди, остались только вещи!

– И как мне прикажете с этими вещами поступать, если они молчат? Уважаемый автор, ну вы хоть сделайте тогда, чтобы вещи говорили!

– Боюсь, это будет не так-то просто… Это придется переписать всю историю мира, научить людей создавать вещи, наделенные глазами, голосом, разумом… это придется вдохнуть разум в мертвую глину, из которой гончар лепит чашку, в прутья, из которых плетут кресло, в мертвый камень, из которого сложен очаг, в огонь в очаге…

– Что же, извольте потрудиться и переделать мир, иначе я ничего здесь не узнаю!

– Хорошо… я попробую…

…в доме напротив жила старая чашка, которая рассказала мне, что видела в окно – но я её не услышал, потому что меня не было. в соседнем доме жили древние часы, которые тоже поведали мне все – но я не услышал их, меня не было. В доме через дорогу я нашел дряхлое кресло-качалку, которому было известно больше всех – но я не узнал, что именно было ему известно, потому что меня не было. В большом доме на перекрестке…

– …да что это такое, в самом-то деле, я как должен расследовать, если меня нет?

Ну а что вы хотели… в мире, где глина и сухой тростник могут мыслить, они сами сотворят себя такими, какими могли бы сотворить их люди… Здесь нет людей…

– Тогда я не смогу раскрыть дело?

– Мне очень жаль… не сможете…

– …или нет, постойте-постойте, я понял, куда пропали люди!

– И… и куда же?

– Так вы сами создали мир без людей, вот люди и исчезли! Получается, я раскрыл дело?

– И да… и нет.

Я понял, что сам того не желая, стал детективом, одновременно существующим и несуществующим, который одновременно раскрыл и не раскрыл дело, – но это было только началом моих странных злоключений, потому что…

(…дальше детектив говорить не может, потому что его нет…)

Краденая деревня

1

Стремительно темнеет, как-то до неприличного стремительно, ночь, подожди, тпру, стой, да это я не тебе, Ночка, ты-то давай, поторапливайся…

– …далеко еще? – не выдерживает Ночка.

Еле сдерживаюсь, чтобы не отрезать, что если так плестись будет, то вообще никогда не доберемся…

– Сейчас, сейчас… здесь деревенька должна быть…

Вглядываюсь в темноту ночи, хоть убей, ничего не вижу, как будто никакой деревеньки не было, и нет…

– И что? Опять в поле заночуем? – недовольно фыркает Ночка.

Сжимаю зубы, быстро же я её разбаловал, что ей теперь гостиницы подавай с пуховыми перинами…

Да погоди ты со своим полем… куда деревенька-то подевалась? Вот и поворот налево, тут должна быть… Видишь хоть что-нибудь?

Спрашиваю, хотя мог бы и не спрашивать, и так вижу, что ничего нет, только чистое поле, уже подернутое первыми шагами осени…

3