Наполняем корзины доверху, хозяин одергивает меня, да куда ты так сыпешь, хва уже, а то выпадут.
Сиротливо торчат обезглавленные вселенные.
– Эти тоже срезай давай… ботву… на корм пойдут… их в масле потушить, перцем приправить, так вообще ни в сказке сказать, ни пером описать…
Срезаю и эти тоже. Складываю в корзины, хозяин отбирает несколько побегов нам на ужин, бормочет, хорошо приготовить, так тя за уши не оттащишь. Вытаскивает срезанные верхушки растений, одну, две, пять, приговаривает, парень, ты чего набросал-то, чего набросал, в космос-то тут жизнь вышла, это да, только ничего, что разумом здесь и не пахнет, и даже не воняет? Ой, горе мое… ничего, ничего, я сам такой был, научишься…
Молчу.
Понимаю, что ничему я не научусь.
– А этот-то о вас отзывался хорошо… – препод испытующе смотрит на меня, – работать к нему пойдете?
– Не…
– А чего так?
– А так…
– Что-то получше себе нашли?
– Не…
– Тогда почему?
Понимаю, что ничего не смогу объяснить. Почему. Потому что. Потому что никакого астрофизика из меня не получится…
– Урожай-то когда собирать будешь?
Это хозяин спрашивает. То есть, бывший хозяин, я уже на себя работаю… если это вообще можно работой назвать.
Смотрю на высоченные стволы.
– Успеется.
Бывший хозяин фыркает.
– Чего успеется, сейчас самое время. Чего ждать-то будем, второго пришествия?
– Да… успеется…
Хочу сказать, что никогда не буду собирать урожай, не говорю.
Он называет себя.
Вспоминаю, спохватываюсь.
– А, то-то я смотрю, лицо знакомое… ну как, опыта набрался, своё поле решил отгрохать?
Парень кивает.
– А то.
– Тоже правильно… так и надо жить… это я всю жизнь на одном месте, как к хозяину прежнему нанялся, так и пашу, хозяин помер, я остался… я у тебя что хотел-то… семян попросить…
– Это можно…
Парень идет к своему дому, иду за ним, вижу в отдалении поле, что-то не так с этим полем, еще не понимаю, что, но не так…
Не выдерживаю.
– А можно поле глянуть?
– Отчего же нельзя… пойдемте, посмотрим.
Смотрю.
Не верю себе.
Я, конечно, много повидал, но никогда не встречал ростков такой высоты. Никогда. Нигде. Настоящие деревья, в два раза больше человеческого роста, разум начинается где-то посередине, и тянется, тянется, тянется…
Восторженно вздыхаю.
– Ничего себе.
– Ну а то… стараемся…
– Слушай, а как у тебя это получается-то?
– Ну как… как обычно, как вы меня учили… где разбегаются, там сгонять надо, вон у меня и Полкан для этого… где сходятся, там наоборот, раздвинуть надо… только вот эти вот, где тепловая смерть, там не получается ничего, гибнут они…
– Да я не про то! Парень, ты как делаешь, что жизнь у тебя тянется и тянется?
– Да… по-всякому…
– …за подстрекательство к пацифизму приговаривается к смертной казни.
Не успеваю ничего сказать, не успеваю возразить, – заряд тока прошибает каждую клеточку моего тела.
Еще успеваю подумать, что сделал всё, что мог, и будь я проклят, если они не остановят войну…
Возвращаюсь.
Домой.
Возвращаться всегда больно. Очень больно. Тело еще помнит, что с ним сделали там, в чужом мире, тело хочет уснуть и никогда не просыпаться…
Заставляю себя открыть глаза.