Когда улетают скрипки

– Фамилия?

– Я говорил…

– Фамилия! – гаркнул следователь, и я понял, что дела мои плохи.

– Уаттерс.

– Через даблью?

– Да.

– Где вы находились в ночь убийства?

Мне показалось, что я ослышался.

– К-какого убийства?

– Где вы находились, когда убили Кимберли?

– А… к-когда его убили? Какого числа?

– То есть, вы не отрицаете, что он был именно убит?

– Я не понимаю… – я решил говорить начистоту, – вы подозреваете, что это я убил Кимберли?

– Вы единственный, у кого были мотивы сделать это.

– Мотивы? Позвольте поинтересоваться, какие же?

– Вы разве не в курсе, что согласно завещанию вы остаетесь единственным наследником половины дома?

Мне показалось, что я ослышался. Это было слишком… неуместно. То есть, мы давно уже записали дом друг на друга за неимением других знакомых или родственников. Но я как-то напрочь забыл об этом, не вспоминал до сего момента.

Это было слишком неуместно… здесь.

– Так вы думаете, что я…

– Мы не думаем. Так где вы, говорите, были в ту ночь?

– В какую?

Следователь посмотрел на меня так, будто хотел сжечь взглядом.

– Где. Вы. Были. В. Ту. Ночь.

– Дома.

– Что вы делали?

– Я спал.

– Кто может подтвердить это?

– Н-никто.

– Хорошо. Вы… свободны. Когда будет нужно, мы вас позовем.

Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Дело принимало скверный оборот, очень скверный. В сердцах я даже подумал о том, чтобы отказаться от половины дома – но тут же спохватился. Пускать в дом незнакомых постояльцев мне не очень-то и хотелось.

Неделю спустя вечером я услышал стук в окно. То есть, в мое окно и раньше стучали – опадающие листья, холодный ветер, моросящий дождь – предвестник осени. Но это был какой-то особенный стук. Так стучат, когда хотят войти.

Я проснулся от стука. Долго лежал с открытыми глазами, долго пытался понять, что я слышу. Ветка… нет, на стук ветки было не похоже, кто-то рвался ко мне с улицы, и все бы ничего,, но мое окно находилось на третьем этаже…

Я встал, пошел к окну, в темноте нашаривая домашний халат. Попутно я спрашивал себя, что я делаю, зачем я открываю окно неведомо кому.

Зачем…

Я даже не успел выглянуть в окно – что-то огромное ворвалось в дом, захлопало перепончатыми крыльями, заметалось под потолком. Моя рука уже потянулась к швабре, чтобы прогнать непрошеного гостя, когда я узнал в полумраке спальни Белла. Сердце радостно екнуло, я почти готов был поверить, что Кимберли вернулся.

Но это была только призрачная надежда…

– Белл? Ты?

– Добрый вечер, мистер Уаттерс…

– Вообще-то уже ночь. Так что ты… хотел?

– Мистер Уаттерс… я к вам.

– Что ты имеешь в виду?

Я… – Белл сел на подоконник, начал машинально точить когти, – я к вам. Насовсем.

– Белл… – я осторожно откашлялся, – я… мне не нужен телефон.

– Пожалуйста, мистер Уаттерс.

– Белл, если ты полетишь на блошиный рынок, тебя купят в два счета.

– Мистер Уаттерс… я прошу вас. Я жил в этом доме так много лет…

Ледяная рука сжала мне сердце.

– Ну… х-хорошо. Но… Чтобы со мной безо всяких штучек и фокусов, ты меня понял? Я тебе не твой безрассудный хозяин, который бросался за тобой по первому твоему зову!

– Конечно… конечно, мой господин…

– А теперь я хочу спать. И не беспокой меня по ночам, ты меня понял? Вообще-то и днем не беспокой. Или… вот что, каждое утро часов в десять будешь сообщать мне о звонках за день. Да… и не забудь разбудить меня завтра в восемь.