Идущая. Филологический анализ одного психического расстройства

– Ну да, – нервно усмехнулась Вика. Снова вздрогнула: всё-таки ещё никогда ей так ясно не показывали, что смерть дышит в затылок, а не шляется безответственно чёрт знает где…

– Ну всё уже, – сказал Раир. Вика была похожа на перепуганного ребенка, которого очень хотелось успокоить как-то, погладить по голове, что ли… – Всё хорошо.

Он осторожно убрал прядь волос со лба девушки, она посмотрела немного удивлённо и улыбнулась – тепло и по-детски доверчиво.

– Всё хорошо, – повторила она. – И хорошо, что я ничего сообразить не успела…

– Хорошо, что все целы! – поправил Раир. – И всё же, как ты умудрилась бежать с такой ногой?

– Да я правда понятия не имею, – честно сказала Виктория. – По всему выходит, что стрелу заметить я тоже не успела…

– Замечательно вы подгадали, – сказал ещё кто-то от двери. – После такого ливня они ни с какими собаками ваш след ни в жисть не возьмут.

Вика перевела взгляд на голос – вошла Бабушка, и Вика сразу поняла, что именно так, с большой буквы, и это не имя даже, а скорее, почётное звание. И она не взялась бы определить возраст вошедшей, потому что опасалась оперировать такими большими числами. Нет, Бабушка вовсе не выглядела дряхлой, хотя волосы её были белыми совершенно. И, кстати, только при взгляде на её лицо Вика впервые поняла, что именно подразумевают, говоря: «лицо, как печеное яблоко». Именно так: коричневатое, как от многолетнего, въевшегося загара, и сморщенное. Но Вика даже со здоровой ногой не побежала бы с ней, например, стометровку наперегонки, потому просто, что заранее сказала бы победителя.

– Доброе утро, деточка, – сказала Бабушка Вике, улыбаясь улыбкой Чеширского Кота, только улыбка эта была такой теплой, что девушке самой захотелось сощуриться и замурлыкать. – Не бойся, здесь всё будет хорошо. К тому же, завтра в кадарской столице начнется такой пожарище, что Шегдару не до вас будет… Раир, – на минутку переключилась Бабушка, – сбегай, пжалста, позови Ликта, сейчас будем обедать.

Вика удивленно хмыкнула Бабушкиному «пжалста»: совершенно неожиданному и совершенно уместному. Раир поднялся и, кажется, испытал желание вежливо поклониться Бабушке. «Глюки, глюки, – подумала Вика. – Чур меня!»

– Ну а ты, прыгунья, – Бабушка снова повернулась к ней, – расскажи пока, как ты себя чувствуешь. Да не «хорошо, спасибо за заботу», а хорошенечко, обсто-ятельно обскажи, что болит, где и как, и что не болит.

Потом, засыпая, Вика вспомнила свое давешнее намерение «прощупать Бабушку на вшивость», удивилась себе, подумала, что такое неестественное спокойствие и безоговорочное доверие случайной встречной, от которой за версту несёт магией, да так, что даже полная бестолочь, вроде Вики, заметила, – всё это наводит на мысль о том, что им устроили промывку мозгов. Подлое и безжалостное злое колдунство. Придя к этому оптимистическому решению, Вика совершенно успокоилась и заснула.

Непредвиденный «отдых в горах» пришёлся очень кстати, чтобы хоть немного привести в порядок нервы Вики, порядком измочаленные непривычностями, невероятностями и прочими стрессовыми ситуациями. К тому времени её сознание очень напоминало внутренность рояля: куча натянутых струн и всё новые молоточки, проверяющие их на прочность. А здесь, в глубине гор (которые Вика всегда обожала), было так спокойно и легко, и так просто было согласиться на почти любые условия игры, что девушка просто махнула рукой и на Шегдара, и на прочие свои проблемы; она даже не изводила себя больше сомнениями относительно наличия себя в мире живых: может, всё это, и правда, – только предсмертный бред, ну и ладно, и пусть его, какая разница… Она мало думала и много спала («Довод в пользу теории о злом колдунстве», – злорадничал внутренний скептик), и понемногу ела, просыпаясь, и послушно подставляла ногу примочкам, мазям и компрессам, и литрами пила отвары («Отравы», – не унималось ехидство), настои, чаи и прочую народную медицину, которой бесперебойно потчевала её Бабушка. И ещё она вдохновенно перекидывалась шутками с Ликтом и задушевно трепалась обо всякой ерунде с Раиром, и выспрашивала у Бабушки состав, рецепты и свойства многочисленных её снадобий… И быстро шла на поправку.

С постели Вика встала на пятый день после того, как пришла в себя. Она, собственно, встала бы и раньше, если б не её собственное нетерпение. На второе утро, проснувшись, она обнаружила, что нога не только не болит, но и вообще в полном порядке. Вика удивилась, приподнялась на локте – нога молчала. Она села, пошевелила ногой – нога молчала. Она радостно откинула одеяло, соскочила с кровати, намереваясь опробовать туристический маршрут кровать – порог, но у ног были другие планы, и девушка эффектно спикировала носом в пол с грохотом, от которого содрогнулась вся избушка. Первым делом пред выпученные глаза Вики примчался Ликт, сердито сообщивший (убедившись, что она цела), что шило в известном месте – ещё не повод устраивать избушкотрясение.

– И почему тебе неймется? – Несколько обиженно спросил Раир, с помощью Ликта возвращая Вику в исходное положение.

– Наверное, она вспомнила, что хороший удар по голове иногда вылечивает от безумия, – глубокомысленно предположил Ликт. – Чтоб его кошки съели! – добавил он, тщетно пытаясь спрятать улыбку.

– Ну уж нет! Не собираюсь я лечиться такими варварскими методами! – решительно заявила Вика. Смеяться было куда приятнее, чем кричать от горячей боли, взорвавшейся в ноге и боку, и, разумеется, Вика рассмеялась. – И почему, скажи на милость, есть кого-то должны кошки? Почему уж тогда не мышки? Или блошки? «Чтоб тебя бешеная блоха затоптала!» – тоже звучит неплохо.

– Просто так говорят, – отсмеявшись, пожал плечами Ликт.

– Ещё лет двести назад, – неожиданно серьёзно заговорил Раир, – это было самое страшное проклятие (Вика и Ликт удивлённо на него уставились). Это очень древнее поверье: если человека убьёт кошка – рысь, лев, тигр, пума, – он умирает совсем, навсегда, – объяснил Раир. – То есть, от него ничего не остается, душа умирает тоже. И проклятие было не только самым страшным, но и самым действенным.

– Но это же просто присловье такое, – растерянно сказал Ликт. – Просто так говорят…

– Говорят, – согласился Раир. – Люди часто играют с огнем.

– Придумал! – снова заулыбался Ликт. – Буду теперь натравливать кошек на Дракона!

– На какого дракона? – переспросила Виктория.

– Ну, на Шегдара.

– Не стоит лишний раз повторять имя, – сказал Раир. – Звать его сюда нам решительно незачем.

– Ладно, – пожала плечами Вика, – не самое сложное задание! А почему «Дракон»?

– Его стали называть так лет пять назад, – сказал Раир. – С его подачи, насколько я помню. Это древний символ, один из древнейших, означающий силу и мудрость. Ещё десяток лет, – добавил он, помолчав, – и слово вполне может получить другое значение. Уже сейчас, слыша «Дракон», люди вспоминают не древнего бога, а нынешнего правителя.

Прошло ещё три дня, и Вика окончательно вернулась в ряды двуногих прямоходящих. Левое бедро пересекал длинный шрам, но Бабушка заверила, что через пару месяцев он станет едва заметной тонкой ниточкой, а пока надо понемножку разрабатывать ногу. Бродить по лесу, например, для начала. Вика, разумеется, ничего против такого предложения не имела, тем более, что с Бабушкой она готова была отправиться и в пеший кругосветный поход, не то что в соседний овраг за травами. Вообще, думая о Бабушке, Вика непременно запутывалась: с одной стороны, Бабушка на первый взгляд казалась открытой нараспашку, дружелюбной и насквозь понятной, но девушке мерещилась в ней древняя, немыслимо мощная сила, хотя ничего сверхъестественного Бабушка не совершала. Впрочем, настоящее могущество редко растрачивается по мелочам, оно в доказательствах не нуждается.

Примерно через неделю Вика проснулась на рассвете с безумной жаждой деятельности, с горящими глазами и зудом в пятках. Она подорвалась с постели, пылая желанием немедленно покорить пару-тройку эверестов, подлетела к двери и вдруг остановилась, словно с маху врезавшись в стену. На деле до стены оставалось ещё около метра, да и нос не был расплющен, просто Вике внезапно пришла в голову очень здравая, в сущности, мысль: а что, собственно, конкретно ты намерена делать? Не вечный вопрос из серии философских неразрешимых, но он весьма профессионально поставил девушку в тупик. Лучше поздно, чем ещё позже, хотя можно было бы и пораньше – она только теперь сообразила, что порта назначения у неё в этом мире нет. Ей вообще нечего здесь делать. Некуда и не с кем идти, не о чём мечтать, не о чём вспоминать, потому что о доме вспоминать бесполезно и больно… Этому миру нет до неё дела, если не считать Шегдара, которому, впрочем, тоже нет дела до Вики, он Реду вызывал. Да уж… И что теперь делать прикажете?

Вика стояла, держась за дверную ручку, и задумчиво кусала нижнюю губу. Эта её медитация продолжалась минут пять, а потом девушка вдруг рассмеялась: зачем ломать голову, когда можно хоть сейчас получить бесплатную астромагическую консультацию, Бабушка ведь сама не раз обмолвилась, что знает будущее! Вдохновившись этой мыслью, Вика открыла, наконец, дверь и едва не вприпрыжку направилась к ручью, к любимому своему местечку под ивой, совершенно почему-то уверенная, что обнаружит Бабушку именно там.

И правильно была уверена. Бабушка сосредоточенно счищала землю с корней какой-то желтолистой растительности. Вика несколько сбавила скорость, на ходу изобретая удобоваримое начало диалога, но до ручья было слишком близко, а задача эта неожиданно оказалась непосильной для совершенно опустевшей, по закону подлости, головы, так что эта ответственная миссия успехом не увенчалась. Вика выдала на-гора дежурное «Доброе утро» и замолчала. Бабушка, ответив таким же «добрым утром», снова углубилась в перетряхивание и сортировку, а Вика суматошно ворошила словарный запас в поисках чего-то, хоть немного подходящего для завязывания беседы. Нельзя сказать, чтобы это дало удовлетворительные результаты.

– Незачем голову ломать, – сказала, наконец, Бабушка, не поворачивая головы. – Что в неё пришло, то и говори. Все равно ничего лучше не выдумаешь.

Вика послушалась, хотя слов едва хватило на связную фразу.

– Я запуталась… Совсем. Что мне теперь делать?

– Всегда старайся делать то, во что веришь.

– А, ну теперь вот все сразу ясно! – саркастически сказала Вика. – Я же серьезно! Я совершенно не представляю, что мне делать!

– А чего ты хочешь? – спросила Бабушка, закончив перебирать корешки, и начала мыть первый из пучка.

– Не знаю! – сердито сказала Вика. – Понятия не имею!

– Ну и какая тогда разница? Выбирай любое.

– Да не из чего мне выбирать!

– Выбор всегда есть, – сказала Бабушка, принимаясь за следующий корешок.

– Да уж! Особенно, когда тебя выдергивают в другой мир! Очень меня спрашивали, хочу я сюда или нет! Столько от меня всего зависело, с ума сойти можно.

– Можно, – согласилась Бабушка. – А нужно? А спрашивать тебя вовсе незачем, ясно же, что отказалась бы. А на мост из твоего мира в этот всё равно ступить довелось бы.

– Почему это? – подозрительно скривилась Вика.

– Потому что ты должна умереть в этом мире.

– Ну ни черта себе! – подскочила Вика. – Это почему ещё? С какой стати? И где тут выбор? Ни черта от меня не зависит! – она хотела снова возмутиться, но вместо этого почти пожаловалась.

– Чёрт от тебя, наверное, и не зависит, – невозмутимо сказала Бабушка, которой слова «чёрт», по идее, знать не полагалось. – Но жизнь-то твоя – другое дело. Ты первый раз уже выбрала, и никто тебя под руку не толкал. Другое дело, что каждый выбор в значительной мере определяет будущее.

– Бабушка, – вкрадчиво проговорила Вика, ловя момент. – Ты ведь знаешь будущее. Скажи, пожалуйста, что со мной будет дальше?

Бабушка рассмеялась так, что едва не выронила очередную былинку.

– Ох, деточка! Ну и хитрюга! – сказала она сквозь смех. – Я могу иногда видеть будущее, но как я могу знать, что ты выберешь, когда ты сама ещё этого не знаешь?