Идущая. Филологический анализ одного психического расстройства

Вика вздохнула. Сорвалось. Блин. Впрочем…

– А ты можешь сказать, что будет, если я останусь здесь?

– Могу, – улыбнулась Бабушка, складывая домытую растительность в корзинку. – Ох, настырная ты! Поверь уж мне, не будет тебе никакого толку от этих расспросов!

– Ты расскажи, а там видно будет, – упрямо сказала Вика.

– Ну смотри, – покачала пальцем Бабушка. – Я знаю одно: останешься ты или пойдешь куда-то, не позже, чем через год, ты вернешься в Кадар – по своей воле или нет.

– Что?.. – ошарашено спросила Вика. – Как вернусь?

– Вот уж не знаю, как. Живая или мертвая, побеждённая или победительница, ты или не ты – но вернёшься.

– Ну и все, – убитым голосом сказала Вика. – И никакой свободы выбора. Вернёшься в Кадар и умрёшь в этом мире. И, разумеется, никому совершенно дела нет, хочу я туда или не слишком. Вернёшься и точка. Тогда остаюсь я, наверное, чего зря туда-сюда шаландаться? Раз всё равно, то на фиг тогда и рыпаться. Что в этом чёртовом Кадаре изменится, если я туда через год вернусь, а не сейчас?

– Ерунду ты городишь, – сказала Бабушка. – В Кадаре, скорее всего, ничего не изменится. Что-то может измениться здесь! – она ткнула пальцем в лоб Вике, несколько её резким движением шокировав. Подхватила корзинку, встала и прошла шагов десять к дому, прежде чем девушка успела раскрыть рот, оставив Вику спрашивать совета у беспечно журчащей воды. Чему девушка и посвятила весь день с короткими перерывами на завтрак, обед и отбрыкивания от Ликта, упорно пытавшегося весь мир подключить к фирменному своему жизнерадостному мельтешению. Жизнерадостно мельтешить Вике совершенно не хотелось, а хотелось помучиться философией: кто виноват, что делать и куда всё это послать. Впрочем, кое-какие здравые мысли всё же оформились где-то в промежутках между философскими безрадостными размышлениями. Например, Вика вполне чётко уяснила, что оставаться тут она не хочет, хотя тут хорошо и даже здорово, но надо что-то делать. Что именно делать и кому оно надо, Вика, разумеется, не знала, но согласилась теорему о необходимости действия считать аксиомой, доказательств и объяснений не требующей. Кроме того, девушка была совершенно уверена, что на запад она тоже не хочет: там Шегдар и… И хватит, одной этой причины вполне достаточно!

Достигнув с собой соглашения по этим двум пунктам, Вика обнаружила, что на том дело и заглохло по одной простой причине: она понятия не имела, куда можно идти. Все её познания в здешней географии легко умещались в одной фразе: есть Великие горы, а к западу от них – Кадар со столицей в Даз-нок-Рааде и Шегдаром в столице. Хотя Шегдар, пожалуй, к географическим объектам не относился. Ещё, правда, можно предположить, что прозвище Раира, слышанное в первый день от Ликта: «Лаолиец», – это производная от какого-то географического названия. Города там или страны, или области под названием… Лаоли? Лаоль? Лаолий? Лаолия? А, Лао-Цзы с ним, с Лао… этим! Какая, к чёрту, разница, куда идти, если нет никакой разницы! Везде одно и то же, и всё равно я-то здесь чужая, куда бы ни пошла… Хотя, всё-таки, не вечно же…

– Не вечно же здесь сидеть, – послышалось вдруг сзади, и Вика не сразу поняла, что это голос Раира, а не окончание её мысли. – Куда ты пойдешь? Решила уже?

– Да куда мне идти! – не оборачиваясь, усмехнулась она, вздёргивая левый уголок губ: невесело и, одновременно, словно не принимая всерьёз ни весь мир вообще, ни себя в частности. – Я здесь чужая. Мне тут в любой стране будут одинаково не рады. А если и рады, то не мне, а Реде, как там вот, – она качнула головой на запад. – Что тоже не особо восхищает.

Раир, севший рядом, пожал плечами.

– Разве не приятнее посмотреть на это с другой стороны? Ты совершенно свободна, никакие обязательства и ненужные привычки тебя не держат, весь мир лежит перед тобой.

– Голь перекатная, – прокомментировала Вика. – Свободней всех тот, кто ничего не имеет. Почему бы тогда не лишить себя заодно и жизни?

– Потому что тогда затруднительно будет ей наслаждаться.

Вика вскинула глаза, но по лицу Раира совершенно невозможно было определить степень его серьёзности. Он сидел, глядя в воду, и меланхолично вертел в руке травинку.

– Мне и так затруднительно, – буркнула Вика. – Ты можешь себе представить, что это такое, когда у тебя ничего совершенно нет в этом мире? Вообще ничего. Даже планов, надежд, мечтаний. Все мои мечты остались за дверью, а дверь захлопнулась! Всё! Всё начинать с чистого листа, когда нет, вообще-то, и самого листа, как нет и желания чего-то там начинать! Словно оказываешься вдруг в пустоте, бестолково дрыгая ногами от растерянности! Можешь ты это себе вообразить?!

– Могу, – сказал Раир. – Поверь мне, для этого вовсе не обязательно попадать в другой мир. Конечно, это страшно, если у тебя больше нет ничего, кроме тебя, хотя может, и того нет. Но тогда остается только два выхода: сразу взять себя в руки и начать жить заново или сперва поплакать и повозмущаться, а потом уже начинать.

– Я уже и поплакала, и повозмущалась, а вот с какого конца начинать, всё равно не представляю! – пожаловалась Вика. – Ну не могу я так, с пустого места, когда в спину дует и не на что рассчитывать. Слишком непривычно… и страшно!

– Вот это уже точнее, – улыбнулся Раир. – Привычка – страшная штука, правда? И очень сильная, к сожалению. Но многие дорого бы заплатили за то, чтобы избавиться от всего, что сковывает движения: от привычек, знакомств, привязанностей, почвы под ногами… А тебе этот подарок сделали, не требуя никакой платы. Только немного страха. Разве это слишком дорого?

– Не знаю, – сказала Вика. – Может, и не слишком. Не тот это подарок, который я мечтала получить ко дню рождения. Ну что мне с ним делать?

– Я бы для начала рассмотрел хорошенько. Может, окажется, что именно об этом ты и мечтала, просто понять не было времени? Побродить по свету, посмотреть разные города, попробовать свободу на вкус. А если вкус этот тебе не понравится, всегда можно обрасти друзьями и знакомыми, влюбиться в какой-то город… и в кого-то (он посмотрел на девушку: не обидится ли, но она и не думала. Просто задумчиво глядела в ручей). Но неужели тебе по душе всю жизнь просидеть взаперти?

– А у меня хорошее, уютное такое было «взаперти», – негромко заговорила Вика. – Терпеть не могу в себе трусость, но я боюсь. Меня слишком мало без моих привязанностей и без почвы под ногами. Теоретически я понимаю, что, раз уж всё равно висишь в воздухе, надо воспользоваться случаем и научиться летать. Но мне не хватает духу. Я не знаю, что делать. И мне страшно… Я предпочла бы просто вернуться домой, – тихо сказала она, поднимая голову.

Раир помолчал.

– Ну что ж. Если в этом мире тебе ничего не нужно, тогда ищи дорогу обратно. Раз можно пройти оттуда сюда, должен быть и путь назад.

– Нету его, – сказала Вика. – Для меня, во всяком случае. Там, дома, я умерла, кажется…

– Кажется или умерла?

– Не знаю… Может быть…

– Если ты действительно хочешь вернуться, ты попробуешь все, пока есть хоть один шанс из тысячи! Что если мост есть, а ты не пройдешь по нему лишь оттого, что сдалась раньше времени?

Вика вздрогнула и подняла загоревшиеся глаза.

– Да, ты прав! Нечего надежде биться в агонии раньше времени! Сидя здесь, я уж точно ничего не дождусь! Только… Ты часом, не знаешь, куда положено обращаться с такими вопросами? – спросила она. – Служба помощи заблудившимся путешественникам между мирами или ещё там что-нибудь…

– Ну… – протянул Раир, прикидывая. – Кое-что наверняка знает Дракон, но к нему, сама понимаешь, идти с подобной просьбой несколько бестактно… Я бы обратился к Эглитору, Мастеру Нори-ол-Те, потом, вполне может что-то знать Нанжин, арнский Мастер… Если Алирон всё-таки существует, там наверняка должны бы знать…

– Подожди секундочку! – взмолилась Вика. – Столько имен и названий, и все непроизносимые! Что это, например, за история с Алироном?

– А, – махнул рукой Раир, – это просто легенда, скорее всего. Алирон – страна эльфов, но о них вообще никаких сведений нет, кроме смутных слухов и суеверий. Есть, правда, алеир, эльфийский язык…

– Это как это? Самих эльфов, скорее всего, нет, а язык их есть?

Раир рассмеялся.

– Именно так. Эльфов никто не видел уже лет двести, как минимум, да и раньше едва ли кто-то видел, потому что ни один серьезный историк этого не упоминает. А язык есть, на нем даже говорить некоторые умеют. Дело в том, что книги святых Мальвиша и Оректа написаны в четырёх вариантах, на четырёх языках: изначально на староимперском и алеире, а позже появились переводы на арнакийский и эрлик. Принято считать, что алеир – это и есть язык эльфов. Ну и, конечно, его изучают, потому что священные книги положено изучать.

(«Кому это положено? – подумала Вика. – В мире, где читать, я полагаю, умеет процента три населения! Ты сам-то откуда взялся такой: маг, фехтовальщик, спец по всем наукам и чёрт знает чему ещё?»)

– Ладно, – сказала Вика. – Будем считать, что с эльфами вы разобрались. Вернемся к нашим маршрутам. Я же понятия не имею, где это, что это, и вообще… Объяснишь, может, хоть в общих чертах, где тут что?

– Будто ты хоть половину названий запомнишь, – улыбнулся Раир. – Мы пойдём на север, через Арну. Там правит родной брат Дракона, так что идти будем с оглядкой. Нори-ол-Те, где Мастер Эглитор, – в Арне. Лаолий, моё королевство, к северу от Арны. К востоку – Арнакия. Её столица, Арнер – бывший религиозный центр Старой Империи, этот город вырос вокруг древнейшего храма, храм называется Арн. В Арнском храме – Мастер Нанжин, к которому мы пойдём, если Эглитор не поможет.

– А что это все названия одинаково начинаются? – спросила Вика.

– По имени реки. Священный Арн – великая река, протекающая через две страны, угадай, какие, – Раир улыбнулся. – Около трёх с половиной тысяч лет назад на берегу Арна был построен храм, взявший то же название. А от храма получил имя город. Арнер был религиозным, а Эрлони, столица Арны, – политическим центром Старой Империи.

– Постой, – прервала его Вика. – А что такое «старая империя»?

– Это… – Раир усмехнулся и покачал головой. – Как-то даже странно объяснять, это все знают. Это – наша история. Может, та её страница, которая более всего заслуживает памяти. Империя начала строиться в древности такой глубокой, что никто уже не может сказать, как давно это было. Разве только эльфы, если правда, что они появились на земле прежде людей. Точно известно только, что уже полторы тысячи лет назад Империя был могущественной страной и включала в себя Арну, Арнакию, Илир и Кадар. Это был золотой век. Строились города и храмы, писались научные труды и поэмы, создавались прекрасные статуи и картины, процветали ремесла, торговля…

– Но сейчас Империи нет? – полувопросом сказала Вика.

– Нет, – кивнул Раир. – Она распалась триста лет назад.

– Триста? – спросила Вика задумчиво. – Содержательное было время, как я погляжу… Ну и что приключилось?

– Многие считают, что виновата Реда, – в полном соответствии с ожиданиями проговорил Раир и замолчал.

– Расскажи, – попросила Вика. – Мне всё-таки интересно, что она натворила.