Зов. Сборник рассказов

– Я – однокурсник Миши, сейчас работаю в Иллинойском университете в Чикаго. В последнем номере Physical Review опубликована статья, вызвавшая большой интерес. Но я-то помню, Вы с Мишей еще двадцать лет назад работали над этой темой, и вроде даже статью публиковали…

Михаил Сергеевич быстро листает журнал, вздыхает:

– Работали. Выступили с докладом на республиканской конференции, но тезисы доклада так и не опубликовали: у института не было денег, бумаги, типография бастовала. Остается радоваться, что были на правильном пути. Но что с Мишей? Где он?

– Насколько я знаю, он перегонял машины из Польши и однажды не вернулся из поездки. Время такое было…

– Да, время…

Они какое-то время молчат, потом однокурсник Миши уходит, а Михаил Сергеевич еще долго стоит в опустевшем фойе, вертит в руках журнал, вспоминая своего первого аспиранта.

***

В актовом зале университета под пристальным взглядом трех гениев Наташа Лукьяненко тормошит мужа и шепотом спрашивает:

– Юрка, что он тебе сказал, когда ты просил совета перед свиданием? Ты же помнишь?

– Помню, – вздыхает респектабельный молодой ученый, отвлекаясь от слушания доклада и наклоняясь к уху жены. – Не забудь вымыть ноги и надень чистые носки. Дома, сама знаешь, меня этому учить было некому.

Зов

Только что закончился дождь. Город, утомленный долгой жарой, с упоением дышал прохладным воздухом, распрямлял плечи прохожих, приподнимал на ладонях площадей напитанные влагой цветники и клумбы, улыбался вымытыми окнами, звенел гомоном ребятишек, купающихся в заполненном дождевой водой бассейне неработающего фонтана

– Дашка, ты даже представить не можешь, как я рада тебя видеть!

На свете был только один человек, который позволял себе называть Дарью Сергеевну Никитину, доктора физико-математических наук, мать троих почти взрослых дочек – Дашкой. Они столкнулись «нос к носу» на выходе из метро, махнули рукой на все дела и сели за столик на веранде маленького уличного кафе.

– Давай рассказывай. Как жизнь, работа?

Круглолицая полная женщина с гладкими зачесанными назад седеющими волосами сняла очки, рассмеялась:

– Представь, Маринка, на работу меня сегодня не пустили.

– И ты опять полезла в окно? Помню-помню эту историю, как ты опаздывала на работу и пряталась от начальства, – ухоженная стройная блондинка в легком брючном костюме табачного цвета тоже не удержалась от смеха.

– Ну, в окно я уже вряд ли пролезу, – вздохнула Дарья Сергеевна. – Нет, пропуск никак не могла найти. Вроде в сумке лежал, все перерыла, перевернула – нету, а вахтерша, такая черноглазая дивчина в форме, словно апостол у входа в Рай: «Без пропуска не положено». Спасибо, аспирант мой мимо проходил, выписал временный.

Солидная женщина, профессор вдруг по-девичьи фыркает, вспомнив, как растерянно рылась в сумке, перебирая кучу ненужных визитных карточек, блокнотиков, распечатанных статей и брошюр, футляры с очками и мешочки с таблетками, а любимый аспирант Миша долго убеждал вахтершу, что перед ней стоит заведующая лабораторией теоретической физики, потом разозлился и выписал временное разрешение на вход в институт. Церемонно преподнес его научному руководителю, галантно предупредив: «Только до конца рабочего дня, Дарья Сергеевна, иначе запишут нарушение трудовой дисциплины».

– Вот поэтому мы с тобой, Маринка, и встретились, обычно я раньше девяти вечера из института не ухожу, – закончила рассказ бывшая Дашка. – Ты-то как?

– Ничего примечательного. В сорок, как положено, вышла на пенсию, работаю в училище, учу малявок танцевать, а они считают, что я зверь и издеваюсь над ними.

– Действительно зверствуешь?

– В нашем деле без боли нельзя, сама знаешь.

– Да, это мне повезло, что в четвертом классе мама настояла, чтобы меня отчислили из училища: «Представляете, ей надо о прыжке, о батманах думать, а она о каких-то там нейтронах-протонах грезит…»

Молодой официант, двигаясь бесшумно и грациозно, словно тигр перед прыжком, принес заказанные кофе, пирожные, исподлобья кинул на подруг быстрый взгляд. На секунду в зеленых кошачьих глазах мелькнул охотничий азарт, но тут же сменился бесстрастной улыбкой. Дождавшись, пока официант отойдет на несколько шагов, бывшая балерина шепнула:

– Как неодобрительно на нас посмотрел… Небось сокрушается, что за его столики одни старухи садятся.

– Ну, во-первых, ты себя старухой исключительно из кокетства называешь, – улыбнулась Дарья Сергеевна, – а во-вторых, он догадывается, что мы с тобой оставим ему чаевые побольше, чем желторотые студенточки.

– Может, и так, посмотрим… Как дочки? Рисуют?

– Непрерывно. Недавно зашли в художественный салон, Ксюха потребовала купить ей лесной пейзаж «для вдохновения»… Продавец рассыпался в комплиментах по поводу ее вкуса: оказалось, выбрала самую дорогую картину. Пришлось расстаться с месячной зарплатой.

Марина внимательно посмотрела на подругу:

– Его, что ли, картина? Ты по-прежнему ходишь по художественным салонам?

– Нет, – как-то слишком поспешно ответила Дарья Сергеевна и, потянувшись к объемистой кожаной сумке, стала что-то искать в ней.

Марина попробовала кофе, отметила про себя: хорош и неожиданно рассердилась:

– Господи, да что ты там копаешься? Не хочешь отвечать, так и скажи, можно подумать, я тебя не знаю.

– Платок ищу, очки протереть…

– Жалкий лепет, – отрезала собеседница и, легко наклонившись, подняла выпавший из сумки конверт с тиснением, заклеенный множеством иностранных марок и штемпелями. – Держи, уронила. Что-то важное?

Дарья Сергеевна покрутила конверт в руках:

– Приглашение на конференцию в честь столетия Этторе Майорана, на Сицилию.

– Что за тип?

– Он не тип, – в голосе доктора физико-математических наук зазвенели интонации обиженной девчонки, – он гений.

– Так уж… Прям-таки и гений. Хотя я знаю, у тебя все, кого ты любишь, гении… Этот – из той же группы?

– Этот – из группы «Ребята с улицы Панисперна», как их называли. И не я, а Энрико Ферми считал Этторе Майорана гением, равным Галилео Галилею и Исааку Ньютону. Кто такой Ферми, ты, надеюсь, знаешь? – Дарья Сергеевна надела очки и с привычно-профессорским выражением лица испытующе глянула на подругу.

– Ну, слышала… Где-то от кого-то, – улыбнулась Марина, – ты что, забыла, как нам физику в училище преподавали? Небось, от тебя же и слышала…

– Основатель ядерной физики, лауреат Нобелевской премии, создатель первого ядерного реактора, считается одним из отцов атомной бомбы.

– И при чем тут какая-то улица?

***

Молодой мужчина, сидящий на последней скамье трамвайного вагона, с досадой сунул в карман коробку от папирос, зажал ладонями глаза и уши: «Это дребезжание трамвая выведет из себя святого. Да еще «динь-дзинь» перед каждой остановкой…». Тонкие пальцы нервно вздрагивали.

– Этторе, от кого прячешься? – раздался над головой веселый бас. – Поторопись, нам выходить.

Буркнув неизменное «динь-дзинь», желтый двухэтажный трамвай остановился. С подножки легко спрыгнул крупный молодой человек в светлых брюках и светлой рубашке с закатанными рукавами, следом – черноволосый мужчина в темном костюме. Несмотря на жару, пиджак застегнут, галстук подпирает шею. Глядя под ноги, мужчина молча поднимался по дорожке на холм, раскинувшийся вдоль улицы Панисперна, в то время, как попутчик его не умолкал: