Что-то пошло не так

Что-то пошло не так
Мария Латарцева

С недавних пор жизнь львовянина Богдана напоминала скоростную ленту неожиданностей и неприятностей: потеря работы, митинги на Майдане, смерть матери, переворот в Киеве, мобилизация в АТО, отъезд на родину, в Россию, жены с детьми… Казалось бы, удивляться уже нечему, и в это время «минивэн», следовавший в зону боевых действий, подрывается на мине, из семерых пассажиров машины в живых остаётся только он один.

Повесть является художественным произведением на основе реальных событий. Все герои – вымышлены, любое совпадение с реальными людьми – случайно.

Промозглый влажный воздух бесцеремонно лез во все щели, заставляя дрожать от холода и притопывать на месте. «М-да, сегодня полная дубарина, а до вечера ещё стоять и стоять», – Богдан машинально взглянул на часы, отметив время до конца смены, поднял воротник и затянул теснее шарф. Увы, теплее все равно не стало – середина февраля теплом не баловала, оставалась надежда, что удастся погреться у костра, или, в худшем случае, хотя бы выпить чашку горячего чая.

Депутаты в четком порядке выходили на сцену, бросали в толпу пару-тройку стандартных лозунгов, беззастенчиво обещали невыполнимое и, повертевшись несколько минут перед людьми, уходили в тепло помещений.

Дольше всех наедине с Майданом оставалась неразлучная тройка, записавшая себя в отцы-спасители державы – Яценюк, Кличко и Тягнибок. Последнего Богдан даже знал немного – общались как-то во время встречи на родном предприятии. Давно это было. Уже и должности экономиста планового отдела нет. И отдела нет. Да и самой фабрики нет. Что будет дальше, одному Богу известно.

Задумавшись о своём, он и не заметил, как вслед за Кличко слово взял Порошенко. «…Будем твёрдо стоять на своём…», «…не только Соединённые Штаты и Евросоюз, но и весь мир с нами в борьбе против нынешней преступной власти…», «…мы должны быть едины и никто не расколет нас…» – и снова ничего нового, все тот же порядком заезженный репертуар, скучный, однообразный и надоевший до безобразия.

Он потянулся в карман за телефоном, чтобы поговорить с родными, когда услышал фразу, заставившую его насторожиться: «…Вторая позиция: мы должны объединить Украину, и это не словом, а делом продемонстрировали наши партнёры и коллеги – ультрас и футбольные фанаты. Давайте отдельно похлопаем фанатам «Шахтёра» в Донецке!.. Фанатам «Металлиста» в Харькове!..» Дальше, перемежаясь громкими аплодисментами и возгласами одобрения, шли одесский «Черноморец» и днепропетровский «Днепр», а Богдан недоумевал, за какие такие «отдельные заслуги» удостоились чести Майдана ультрас и любители футбола?

Неожиданно, как черт из табакерки, на сцену выпрыгнула Руслана. «Вроде, в летах уже молодица, а все не образумится,» – подумал укоризненно и вспомнил свою Наталью – высокую, статную кубанскую казачку…

Службу в Вооруженных Силах молодой львовянин проходил сразу же после окончания университета, когда еще хмельным вином кружил голову выпускной вечер, грудь переполняли амбициозные планы и романтические мечты, а рука то и дело украдкой касалась кармана пиджака, который приятно оттягивал пахнущий свежей типографской краской новенький красный диплом. Повестка в армию нисколько не смутила новоиспеченного экономиста, ведь служить Отечеству в то время не считалось зазорным, скорее, вопросы возникали к тем, кто не служил.

В одной казарме с Богданом оказались такие же вчерашние выпускники университетов – Эмиль из Казани и Александр из Харькова. Несмотря на высшее образование, ребята ничем не отличались от других новобранцев, разве только служить им предназначалось вместо двух стандартных лет – полтора, да на обмундировании сразу красовались лычки сержанта.

В свободное от службы время бывшие студенты с удовольствием вспоминали альма-матер и делились планами на будущее, а во время выходов в город спешили в местный парк развлечений, где всегда продавалось обалденное мороженое в вафельных стаканчиках, и можно было покататься на качелях. В очереди за билетами на аттракционы Богдан и увидел Наталью. Да, много с тех пор воды утекло, но помнится все, будто было вчера…

Воскресное утро ничего нового не обещало – привычный режим, отработанный, казалось, до дырок: утреннее построение, давно приевшийся завтрак и долгожданная увольнительная, обещающая праздник живота. Скажи кто-нибудь два года назад, что взрослому мужику так будет хотеться сладкого, в глаза рассмеялся бы, не поверил, а в армии и дня не проходило без пирожных со стаканом сладкой газировки или грамм двести конфет. В выходные к обычному набору добавлялось мороженое.

Вот и сейчас он стоял возле касс, уничтожая вторую порцию «эскимо», и, как бы невзначай, изучал обстановку. Больше всего на аттракционах было детей, но ни они, ни их родители Богдана не интересовали, другое дело – девушки! Те стояли яркими стайками, похожие на разноцветных бабочек, и также исподтишка рассматривали военнослужащих.

В глаза Богдану бросилась высокая незнакомка с двумя тяжелыми косами ниже пояса на спине. Девушка увлеченно общалась с подругами, не торопясь поворачиваться к нему лицом, но почему-то он был абсолютно уверен, что она – красавица, а та, словно почувствовав на себе чужой изучающий взгляд, медленно повернула голову в сторону Богдана. И в то же мгновение его сердце рухнуло вниз. «Моя!» – решил он самонадеянно.

Эмиль и Саша тоже заметили девушек. Пританцовывая на месте и громко разговаривая, они так и этак старались привлечь к себе их внимание. Вроде бы дело житейское, но Богдан вдруг обиделся на друзей. Ему показалось, будто они пытаются обокрасть его. И так отчаянно захотелось сделать что-нибудь такое… такое… Ну, такое героическое, важное такое, подвиг, что ли, совершить… К примеру, человека из горящего дома вынести, утопающего спасти, или, на худой конец, хотя бы старушку через дорогу перевести… А потом не спеша, медленно так, с достоинством, мимо девушек пройти. Пройти, чтобы она заметила…

Молодой человек оглянулся вокруг в поисках объекта спасения, но в парке все было тихо и спокойно: дети катались на лошадках, рядом на скамейках мирно беседовали их мамы и те же бабули, но никто из них не горел, не тонул и, тем более, никто не собирался бросаться под колеса машины.

«Да, не густо… Видать, подвиг сегодня в пролете», – почесал затылок несостоявшийся герой, еще раз разочарованно оглядывая отдыхающих, и вдруг кто-то потянул его за ногу – маленький ушастый пацан одной рукой дергал Богдана за штанину, а другую, липкую и грязную, тянул кверху:

– Дядя, а дядя, у меня рука слиплась, помой, пожалуйста, не то мамка уши надерет!

С одной стороны, жалко мальчонку, а с другой, времени в обрез, но малец так умоляюще тряс ладошкой, что пришлось тащить его к фонтану. Через несколько минут с пареньком все было в порядке, зато красавица с косами, словно сквозь землю провалилась. Разочарованный произошедшим, он молча поплелся в часть.

Ночью Богдану приснился сон, будто идет он по улице, а перед ним – русоволосая девушка. Он ускоряет шаг, чтобы догнать незнакомку, но та, игриво махнув на прощание косами, снова бесследно исчезает.

Неделя прошла, как на взводе – и секунды не было, чтобы он не думал о девушке, тем более, до дембеля оставалось совсем ничего – чуть больше недели.

Еле дождавшись следующего выходного, Богдан решил во что бы то ни стало найти зазнобу. Целый день он бродил по аллеям парка, каждый раз кидаясь в сторону девичьего смеха, но тщетно. К вечеру, за несколько минут до окончания последней увольнительной, потеряв всякую надежду и запыхавшись от быстрого бега, он заскочил в чепок.

– Теть Галя, налейте стаканчик газировки! – крикнул на ходу, вытаскивая из кармана мелочь, и тут же поправился. – Пожалуйста!

Из двери подсобки донеслось степенное:

– Во-первых, здравствуйте, молодой человек!..

– Здравствуйте! Вы?..

В кармане зазвонил телефон. Богдан прижал трубку к самому уху и даже немного присел, чтобы лучше слышать звонившего.

– Бодя, родненький, что там у вас творится? Радио и телевизор с самого утра разрываются от сообщений о нападениях на демонстрантов! Вас, что там, бьют? По вам стреляют? Скажи мне, Богдан, скажи, я должна знать! А ещё лучше – брось ты эту затею, езжай домой, дорогой, чует мое сердце – не к добру это!..

Трубка продолжала что-то кричать голосом жены, требуя немедленного возвращения, но он уже ничего не слышал – рядом медленно оседал его односельчанин…

А дальше все происходило, будто в другой реальности: упал, переворачиваясь в воздухе, телефон, уплыли в темноту силуэты людей, недавно стоящих вокруг, а вместо них, словно в старых фильмах про войну, появились вспышки от разрывов бомб, глубокие воронки в земле, горящие здания, протянутые из огня руки… И над всем этим – невыносимый смрад, и трупы, трупы, трупы… Горы трупов – взрослые вперемешку с детьми, с оторванными руками, ногами, обожженные, утыканные осколками снарядов, залитые кровью… Горы трупов, облепленных жирными зелеными мухами…

Так же неожиданно, как и появилась, картинка исчезла. Богдан очнулся. В голове стояла гулкая пустота, будто все содержимое из нее вынули, осталась лишь оболочка. Он оглянулся по сторонам – вокруг него бесновалась толпа. В каком-то диком экстазе люди высоко подпрыгивали, размахивая руками и широко открывая при этом рты…

«Почему нет звука? Что происходит?» Богдан перевел глаза дальше, нашел сцену… На ней тоже прыгали, дергались немые люди с искаженными ненавистью, застывшими, будто уродливые восковые маски, лицами. Неожиданно звук включился, и послышался невероятный рев нескольких тысяч глоток, в котором с трудом можно было разобрать: «Хто не скаче, той москаль!.. Хто не скаче…»

По спине ручьями сбегал холодный пот, пустота в голове наполнилась гнетущим чувством опасности, а во рту появилось неприятное ощущение, напоминающее смешанный вкус крови, дыма и еще… Было что-то еще… Что-то неуловимое, ускользающее, остающееся за гранью сознания… Это «что-то» нельзя было объяснить, нельзя было назвать, но именно его не хватало, чтобы сложилась полная картина происходящего. Мысли на этот счёт у него отсутствовали, да и вообще голова тупо отказывалась думать.

Внезапно просто под ногами зазвонил телефон. Богдан автоматически наклонился, провел по брусчатке рукой, но вместо зудящего аппарата рука коснулась чего-то липкого, неприятного, а потом, как вспышка, появился постоянно исчезающий элемент – запах смерти…

Он ещё раз посмотрел вокруг, но увиденное только усилило чувство тревоги и опасности, исходящее от окружающих его людей. Ему вдруг стало страшно, до жути страшно, будто он оказался один посреди ночи на кладбище… Или там, где он совсем недавно был…

Если бы он знал тогда, если бы он мог предположить, чем закончатся невинные, казалось бы, «скачки» на Майдане, объединившие несоединимое настоящее и разъединившие соединенное несколько веков назад… Если бы он знал, что всего через несколько месяцев его сны, его кровавые видения, наполненные ужасом и кровью, напоминающие бессмысленный бред, начнут сбываться наяву, а запах смерти будет преследовать его, сопровождать каждый его шаг… Если бы он знал!..

А пока что события в центре Киева напоминали скоростной калейдоскоп, уследить за которым не было возможности – возникшие из ниоткуда автомобильные покрышки, бутылки с коктейлем Молотова, люди, прячущие лица под балаклавами… Прежде мирный, Майдан сейчас был похож на возмущенный муравейник – все куда-то бежали, спешили, суетились, кричали, требовали…

На первый взгляд, все происходило непроизвольно, спонтанно, но, приглядевшись, Богдан увидел четкий порядок, как и подобает муравьиному жилищу: люди-муравьи послушно двигались в установленном направлении и так же послушно выполняли работу, навязанную им людьми в ярко-красных куртках, которые, в свою очередь, действовали больше личным примером, чем приказами.

Вот один из этих людей, стоящий в нескольких шагах от первой линии «Беркута», словно гипнотизируя, обвел глазами толпу, медленно наклонился, поддел брусчатку продолговатым предметом, завернутым в грязную тряпицу, так же медленно поднял вывернутый камень и, по-хозяйски вытерев его левой рукой, бросил в безоружных милиционеров. Попав в щит, камень издал сухой звук, схожий со звуком выстрела, и отлетел от металла, никого не задев, но парня в красном это не остановило – он снова наклонился, взял следующий и снова бросил.

Его безмолвные действия тотчас нашли отклик у митингующих, и уже через минуту одни жители Майдана, выстроившись подвижной человеческой цепочкой, бодро разбирали мостовую, складывая столетнюю брусчатку на кучки, а другие с невероятной скоростью бросали её в живой щит из правоохранителей.

Скоро звуки ударов превратились в бесконечную канонаду, а громкие крики и стоны «беркутят» от попавших в них булыжников только раззадорили бросающих. Вся не востребованная ранее энергия Майдана с жадной жестокостью тут же удвоилась. С перекошенными нечеловеческой злобою лицами и невидящими, будто пустыми, глазницами недавние мирные демонстранты превратились в зомби из американских фильмов ужасов. Не чувствуя боли в разбитых руках, с тупым упрямством они вырывали камни у себя из-под ног и бросали их, бросали, бросали, бросали…

Вслед за брусчаткой в милицию полетели файеры, за ними – бутылки с зажигательной смесью. Богдан увидел, как живые люди на его глазах превращаются в пылающие факелы, а озверевшая толпа ревет от восторга. Стало страшно от одной только мысли, что за первой кровью последует продолжение кровавого банкета, и затем, почувствовав безнаказанность, люди не смогут остановиться. Тогда все. Тогда, пиши, пропало…

Лишь под утро Богдан смог добраться до палатки, чтобы немного прилечь. Голова гудела, словно встревоженный улей, напрочь отказываясь переваривать происходящее. Казалось, что прошли не сутки, а годы. Неожиданное превращение сонного, вялого Майдана в жестокое побоище пугало своей непредсказуемостью, а еще пугала реакция людей, безропотно выполняющих приказы сотников, но думать об этом сейчас не хотелось, хотелось побыстрее лечь и уснуть.

В палатке было тепло. Все остальное уже давно не имело значения – ни тяжелый смрад доброго десятка пар заношенных носков, смешанный с запахом немытых тел и табака, ни засохшие остатки еды на грубо сколоченных ящиках, служивших обеденным столом, ни продавленные доходящие матрасы, прикрытые грязным подобием постельного белья и армейскими одеялами.

Богдан опустился на кровать. В темном углу на противоположной стороне что-то зашевелилось, раздалось хихиканье, а затем высокий женский голос капризно произнес:

– Зая, дорогой, ты меня окончательно замучаешь… Отдохни чуток, мы же никуда не торопимся?!

Сказано это было громким шепотом, рассчитанным больше на только что пришедшего соседа, чем на «заю», но ответной реакции не последовало – мужчина мягко завалился на кровать и, едва коснувшись постели, захрапел.

Проснулся Богдан от острого желания пить. Пошарил рукой в поисках пластиковой бутылки с водой, хлебнул, не вставая с постели. Теплая застоявшаяся жидкость только усилила жажду. Он брезгливо отбросил в сторону бутылку, вынул сигареты и тут же, не выходя из палатки, прикурил. После второй затяжки немного попустило. Все тело немилосердно ломило, будто по нему проехали катком. В голове продолжали крутиться обрывки странного сна, напоминающего, скорее, бессмысленные фантазии больного воображения.

Он обхватил руками голову, потер виски. Это помогло малость сосредоточиться: «…Костив… Костив… Костюшко… Костюшко Богдан? Так это же я… Это я!..»