Единственный

– Ничего. Ничего я не хочу, – выпаливаю в сердцах. – Будем считать, что теперь и мне тоже есть за что извиняться. Один – один!

– Волгина, – рычит. – Ты же не сука злопамятная. Чего ты добиваешься? Он ее уже со всеми друзьями познакомил. С родителями познакомил. Смирись. Вы же лучшими подругами были. Просто извинись, и все. И проехали!

Эти откровения как гром среди ясного неба.

С родителями?

Я не знала. Да и откуда, ведь не общалась ни с кем толком. Что бы это изменило? Ничего… Я сделала, как велело сердце. Глупо, вот так я и живу. И сейчас тоже. Слишком много всего, слишком…

– Просто извинись… – повторяет. Нет, просит! – Не стоит оно того.

Я мотаю головой.

Уже ничего как прежде не будет. Нож – он и есть нож. Я сопротивлялась, как могла, но не вышло.

Я знаю, что лезу в бутылку. Рву сейчас все. С Боженой, с Ильей, с Кирой тоже… Глупо, но не могу перебороть эмоции. И чувства. Разве должна? Наверное, но в голове водоворот и в груди тоже, когда, сделав шаг назад, выдыхаю:

– Нет.

– Волгина…

Еще один шаг назад, а потом разворачиваюсь и сбегаю по ступенькам прямо под дождь.

– Яна! – летит мне вслед.

Те сто метров, которые отделяют от остановки на противоположной стороне дороги, преодолеваю в аффекте, сама не понимая, как сохранила целыми свои ноги и каблуки.

Когда залетаю под крышу, снимаю с себя бомбер и стряхиваю.

Раз, другой.

Из-за пелены в глазах все плывет, и ветер кусается.

– Черт! – злюсь и снова натягиваю на себя куртку.

Она водонепроницаемая, капли отскакивают от нее как от металлического листа.

Упав на скамейку, прижимаюсь к стенке затылком и делаю глубокий вдох, с тоской понимая, что осталась одна, и это мой чертов выбор.

Глава 9

Запах жареной яичницы утром выворачивает наизнанку, и, если мой брат только делает вид, что еда ему не лезет, мне она в самом деле стоит поперек горла.

Я, кажется, осталась без друзей, ведь никого из них не хочу видеть.

Преодолеть это более-менее помогает выходной.

Я трачу его на то, чтобы купить себе новый шлем, а оставшийся день посвящаю тому, чтобы помочь маме с английским, который она так упорно учит.

Она работает на ресепшене премиального санаторного комплекса, и английский ей нужен позарез, но времени на курсы у нее нет, так что вся надежда на меня.

На ее вопросы о том, что со мной такое, отвечаю увертками.

Когда мама дома, она оборачивает нас с братом в свою заботу, и портить ей настроение дерьмовыми новостями не поворачивается язык. Решаю оставить ситуацию с полицией на потом.

Никита тоже это понимает. Соглашается молча, когда глазами встречаемся.

Возможно, у нас общего больше, чем телосложение, цвет глаз и цвет волос. Когда мама дома, мы стараемся быть максимально хорошими детьми, а это значит – изображаем гармонию.

Моя – показная, как и его. Наедине времени мы проводим достаточно, чтобы я улавливала вибрации его настроения одним вдохом.

Ну а я…

Меня терзают страхи быть одной против всех, а еще больше – понимание, что в жизни будто что-то незыблемое рухнуло. Что-то закончилось. Ценное! Дружба…

От этого в груди тянет и кровь стучит в висках, при том что голова и так раскалывается.

“Ты же не сука злопамятная?”

«Нет!» – мне хочется это прокричать, но уже и сама не знаю, кто я.

Это словно переболеть. Если я не сделала этого раньше, не переболела, то в эту ночь свершилось.

Будто у меня жар и подо мной раскаленная сковородка, верчусь на сбитой простыне всю ночь, а утром тело ломит. Завтрак опять не лезет, ковыряю его вяло, ни на минуту не забывая: в моем шкафу находится железобетонное доказательство того, что вчерашний вечер мне, черт возьми, не приснился!

Снимаю куртку Палача с вешалки и кладу на кровать. Пока одеваюсь, смиряюсь с неизбежным: мне нужно ее вернуть, так ведь?

Неугомонное волнение опять дергает.

Если он снова предложит что-нибудь? У меня за ночь ни черта не изменилось.

Я не хочу! У меня же мозги, не вата, почему тогда терзаюсь?!

После дождя на улице лужи, скорее всего, их уже к обеду не будет. По прогнозу дикая жара…

На работу приезжаю за полчаса до открытия. Раньше Майи, а она обычно всегда за стойкой первая, будто в штат хочет в сто раз больше меня. На самом деле она просто далеко живет.

Свободное время посвящаю тому, чтобы упаковать злосчастный бомбер в пакет со скрупулезностью профессионального упаковщика. Все время смотрю на часы, зная, что свои тренировки Артур Палачев начинает не позднее девяти утра, но его нет даже в полдесятого.

Он не мог насолить мне больше, ведь я в пружину сжалась, ожидая его появления. Сколько раз переплетала волосы перед зеркалом в раздевалке, даже вспоминать не хочу.

Сердце прыгает каждый раз, когда открывается дверь, но все мимо.

– Ты на обед собираешься? – интересуется Майя в полдень.

– Нет… – отвечаю ей, посматривая на часы.

Даже в четыре дня пружина внутри меня не распрямляется. Я все еще жду, и каждый волосок в моем теле как наэлектризованный.