Единственный

Глава 10

Неделю спустя

Вылетаю из отделения полиции как ошпаренная.

Кожа чешется, мне хочется скрести ее ногтями.

Несусь по улице, не разбирая дороги, и замедляюсь, только когда вижу ворота парка, в которые сворачиваю. Солнце печет нещадно, я мечтаю найти тень.

На дорожку кто-то насыпал хлебных крошек. Их клюют жирные голуби. которых разгоняю, садясь на скамейку.

«Гр-р-р…»

В сумке звонит телефон, и я не тороплюсь его доставать. Он уже четыре дня разрывается. С утра и до вечера. Я перестала отвечать незнакомым номерам. Почти перестала реагировать. На эсэмэски тоже. Я их просто игнорирую.

«Сдохни».

«Сука».

«Бойся».

«Шлюха».

Я не боюсь…

По крайней мере не в данную минуту.

Эти угрозы ненастоящие. Не могут быть настоящими. У всего есть предел. У всего! Даже у ублюдков, которые терроризируют нас с братом уже четыре дня.

«Гр-р-р…»

Я чешу пальцами колени, вытираю вспотевшие ладони о шорты. В тени тоже жарко, и по спине у меня бежит капля пота. Это дискомфортно, ведь вчера на коже появилась мелкая сыпь, я знаю, что она от нервов. Такое случалось со мной раньше. Перед важными экзаменами, например.

Достав из сумки телефон, я проваливаюсь в расписание автобусов, ведь своего транспорта у меня больше нет.

Сегодня ночью моей «Веспе» прокололи шины и отбили зеркала.

И хоть страх быстро превратился в ярость, в ту минуту… в первую, я поверила угрозам, которые захламили мой телефон. Пусть и мимолетной вспышкой, страх все же прокатился по моим венам!

А сейчас в них клокочет злость, ведь мое заявление в полиции «потеряли», и новое «потеряют», уже не сомневаюсь. Не сомневаюсь, что вандалов, покалечивших мой мотороллер, искать никто не будет.

Я дико хочу пить, поэтому, снова распугав голубей, иду на автобусную остановку, чтобы поскорее добраться до дома.

Никита ждет меня там. Мечется. Его распирает, он лупит кулаками диванную подушку, швыряет ее в коридор. Вываливает на меня обвинения, от которых и сама закипаю.

Беснуясь за моей спиной, пока достаю из холодильника продукты, вопит:

– Я же говорил! Ну и что теперь будем делать?!

От его воплей я вибрирую и сильнее чешусь, не в состоянии сообразить, что собралась делать с курицей, на которую смотрю. Я не знаю, и руки у меня дрожат.

– Ничего… – говорю ему. – Они сами отстанут.

Ведь у всего есть предел!

– Я пойду туда!

Оттого что мы вдруг меняемся местами, только хуже становится.

– Нет! – хватаю его за футболку. – С ума сошел?! Они отстанут.

– Отстанут, как же!

Стоя за стойкой ресепшен на следующий день, я пялюсь на свой телефон, открыв рот.

Несмотря на то, что я заблокировала доступ ко всем своим соцсетям еще в первый день, меня словно вулканической лавой обдает, когда получаю эсэмэску с картинками, на которых откровенное порно и у всех женских тел мое лицо.

Щеки обдает краской…

Я пялюсь на эти картинки, чувствуя, как подкатывает к горлу тошнота.

Это в сети?

Закрывшись в туалете спортклуба, я сношу свои соцсети. Все! Тыча пальцами по экрану, сношу годы своей чертовой жизни, запечатленные в фотографиях. Моменты, друзья… бывшие и все остальные… все отправляю в корзину. Стираю. Уничтожаю, чтобы в интернете от меня не осталось даже следа!

Майя смотрит на меня удивленно, когда возвращаюсь за стойку, а я ищу в ее взгляде подвох. Насмешку, издевку, брезгливость… ищу и не нахожу, понимая, что только что начала сходить с ума, ведь ищу то же самое в глазах всех окружающих и встречных, пока возвращаюсь домой знакомым маршрутом.

Взгляд прячет только мой брат, когда встречает на пороге.

На его щеках появляется краска смущения.

– Я там… картошку пожарил… – бормочет, пока плетусь в свою комнату и плотно закрываю дверь.

Одежда, которую с себя стаскиваю, кажется неподъемной. Роняю ее на пол, заворачиваюсь в халат. На стук в дверь отвечаю тихое:

– Да.

Никита проскальзывает в комнату и мнется, когда бросаю на него взгляд.

– Ян… – говорит. – Хочешь, я тоже заявление напишу?

– Нет… – отвечаю с глухим смешком.

Если бы мы могли за себя постоять, его не пришлось бы писать и в первый раз…

Если бы я только знала, чем это обернется… но даже сейчас я не уверена, что поступила бы иначе! Все преходяще, а вот потеря достоинства – на всю жизнь отпечаток!

– Может, отцу позвоним?