Алисинья и Иван

Делаю шаг назад, опираюсь попой о подоконник, беру в руку бокал вина и, вытянув ногу, кончиком каблука вожу по кромке стула. Моё лицо прячется в тени, видны только отблески бокала, вращающегося в руке.

Полгода назад я стала замужней, а вот девушкой являюсь до сих пор. Странно? Да, но так оно лучше, правильнее. Где и как муж утешается, мне всё равно, да и незнание порождает спокойствие. Муж знал моего отца, а когда он умер – женился на мне, дав матери немалый выкуп. И право слово, за такую «красавицу», как я, воистину огромные деньги. Я уже не задаюсь вопросом: «Зачем я ему?» Просто живу. Прибираю в доме, готовлю еду, получаю круглую сумму на счёт каждый месяц. Наверно, если бы он меня ещё и пользовал – было бы правильно, но позитив в обыденности упал бы до нуля.

И вот он… Тот самый день. Шесть лун назад мы поженились. А зачем? Конечно, тут мне лучше, чем в родительском доме, но ему-то это на кой надо?

Стандарты красоты и престижа в наше время весьма значимы, я могу многое говорить о своей жизни, но шансы на равный и выгодный брак равнялись нулю. Ну, конечно, да! Я очень успешно и удачно вышла замуж, но всё же… Для всех я далеко не красавица. Мощного вида бёдра, отсутствие талии, совсем не плоский живот, полные руки. Ну, где тут красота? У матери и сестры личико круглое, ручки-прутики, плоский животик и красивые стопы, привыкшие к каблукам. Красоты в мой облик добавляют только длинные ниже попы русо-золотистые прямые волосы.

Вино в бокале закончилось, и я опустилась на каблуки. Сделала пару шагов, пошатнулась.

– Отмечаешь или скорбишь? – спрашивает муж.

– А есть разница? – грубо, но я уже пьяна.

– Лис, я ничего тебе не сделал. Я не принуждаю тебя к постели, выделяю достаточно средств. Тебе не обязательно мыть дом и готовить еду. В чём я виноват?

– Конечно, ни в чём. Это я виновата.

(Иван)

Осень нынче затянулась, в нашей широте и так нет фиксированных времён года, но тут уж совсем. Весна была красивой и плавной, а вот лето совсем коротким. Хорошо, что осень растянулась почти на половину года. И уж совсем прекрасно, что год равен 12 лунам, а не полному обороту времён года. Было на моей памяти и годовое лето, и двухнедельная зима, и осень в три дня, и весна в три месяца.

Машина ходко летела по трассе в сторону дома. Сегодня был трудный день, заключили два договора про обмундирование и подряд на обследование двух заброшенных кварталов, в одном из которых осталась какая-то лаборатория. Вот прямо послезавтра и начнём с ней разбираться, а завтра нужно обмундировать группу, чтобы никого не убило, не сожрало, не понадкусывало и не раздавило. При нашей работе это обычное дело.

Вот за такими мыслями я добираюсь до дома. Его я строил сам и защиту вешал тоже сам. Благо при нынешних технологиях это несложно, а при моей работе сам Высший велел создать не дом, а крепость.

На дворе уже достаточно толстым слоем лёг снег. Надо бы почистить дорожки. В доме темнота и тишина. Может, жена заснула или у себя в комнате рубится в игрушки на буке. Насколько я знаю, а знаю достаточно много, такая роскошь, как дорогой бук и хорошее отношение Лиси видела только при жизни отца, потом её маменька решила стереть из жизни всё, что связывало её с покойным мужем, включая едва совершеннолетнюю дочь.

Тяжкий вздох вырывается из моей души. Я обещал её отцу и выполнил обещанное. Но что дальше?

По лестнице неровно простучали каблуки. Идущий пьян и идти ему, точнее ей, неудобно. Такие выводы сделал мой от природы внимательный мозг, опираясь на данные натренированного годами слуха.

– Как дома? – спрашиваю.

– Порядок, – отвечает Алисинья слегка пьяноватым голосом.

– Ужинать? – продолжает она после того, как я снял верхнюю одежду.

– Да, – отвечаю, и она удаляется на кухню.

В спальне я разоблачаюсь из формы и влезаю в потрёпанные временем камуфляжные штаны.

Спим мы в одной комнате. Мне в постели жена особо не нужна, но вид брака считаю нужным соблюдать. Зачем? Всё просто: не горю желанием рассказывать всем интересующимся про сделку и её нюансы. А если Лис хочет отстраниться – вперёд, у неё, как и у меня, имеется отдельный кабинет на втором этаже, где живёт диван, плед и бук.

Когда я привёл Лис домой, ей было страшно. Говорить она со мной боялась, первой брачной боялась, вообще всего боялась. Но я и не горел желанием её иметь в качестве подруги дней военных, хоть я и не военный.

Я медленно прошёлся по тёмным этажам своего дома. Чисто, тихо и темно. А всё же странно, с чего вдруг жёнушка взялась за вино? Нет, мы не язвенники, которые трезвенники, вино, коньяк и даже водка в доме водится, и я частенько видел, что после трудобытового дня жена, налив бокал вина, отправляется за игру, кино или книгу. Да и сам подобным не брезгую. Люблю плеснуть в себя рюмку коньяка под хороший ужин.

Спускаюсь на кухню и… Только тусклый свет одной лампочки. И всё же странно… Лис не любит наряды. Её домашняя одежда: эластичные штанцы разной степени длины и потёртости и футболка, как правило, моя старая давно линялая, благо за всю свою жизнь я ни разу не выкидывал вещи. Постарело – сгодится для дома, прохудилось – на тряпки в самый раз. Вот после свадьбы и пригодились старые майки. Они ей даже не особо велики. А вот сегодня, как говорится, пробрало. Я был уверен, что пышечкам облегающий наряд, мягко скажем, как обёртка к колбасе, но красное платье, липнущее к стану, невероятно ей шло, а шпильки удлиняли полные ноги.

Я ем и размышляю. Нет, мы не молчим. Лис привыкла ко мне, и мы частенько мило общаемся. Она сама предложила роль домохозяйки и, судя по энтузиазму и чистоте, ей это не в тягость. Но что же произошло сегодня?

Вино в её бокале закончилось, и она отлипла от подоконника, нетвёрдо утвердившись на каблуках.

– Отмечаешь или скорбишь? – решился я нарушить тишину.

– А есть разница?

Грубо. Но сколько она успела выпить? И ела ли что-нибудь?

– Лис, я ничего тебе не сделал, – начинаю разговор в надежде разобраться. – Я не принуждаю тебя к постели, выделяю достаточно средств. Тебе не обязательно мыть дом и готовить еду. В чём я виноват?

– Конечно ни в чём. Это я виновата! – бросает она и уходит.

Вот так финт на шпильках. И на кой ей эти шпильки? Она и простые каблуки терпеть не может. Мозг заработал активнее. И чего я пропустил?

Иван

(Иван)

Научный госпиталь получил такое название не за любовь сотрудников к науке и эксперименты над людьми, а за обслуживание травмированных научников, а именно научно-военно-исследовательских групп – кратко НВИГ, а в народе просто исследователей. Это узкое длинное здание находится в черте комплекса исследователей, то есть нашей базы. Сам я, тьфу-тьфу, никогда тут не зализывал ран. Природная ловкость и профессиональная выучка помогли этого избежать, но вот мой командир…

Собственно к нему я сейчас и направляюсь по чисто вымытым коридорам.

– О, Рыжий! Ну, заходи! – улыбнулся командир.

Я поморщился.

Когда я только появился в команде №7, первым моим позывным было именно это слово: «рыжий». Понимаю, что первый позывной дают более опытные коллеги, и этот был много лучше всяких «стажёр», «салага», «новенький», «сопляк». И всё же мне казалось, что это не констатация факта, а нечто оскорбительное. Я уже пять лет как в основной команде и давно уже не «рыжий», но командиру можно всё.

– Как здоровье, Рэстим Иван? – отвечаю.

– Какой я тебе Рэстим? – у командира аж глаза на лоб полезли.

– А какой я тебе Рыжий? – усмехаюсь.

– Самый что ни на есть рыжий! – засмеялся командир. – Вот полысеешь – будешь Лысый! А пока радуйся!

– Что, Командир в больничке?

– Что место командира свободно, и я рекомендовал тебя.

Он ещё и улыбается.

– Не понял. Ты что, уходишь из группы?

– Ушёл, – улыбается Командир. – Пока не попросили. Здоровье подводит. Ну да ты и сам в курсе, сколько мне лет, и сколько я служу на благо обществу и конторе. А ведь чем дальше, тем несущественнее разница.

– Это не повод уходить! – возмущаюсь я, хоть и понимаю, что на тренерскую службу мой учитель не согласится.